Судьбы и фурии - Грофф Лорен
– Скажи, а холсты ты таскала из галереи тоже из чувства профессиональной этики?
– Черт подери! – не выдержала Матильда. – А если бы кто-нибудь другой вытащил их из мусора, все было бы в порядке? Ты, например? Какого черта, Луанна, ты что, завидуешь?
Луанна скорчила рожицу. Конечно, она завидовала. Лотто вдруг пришло на ум, что, должно быть, ей приходилось несладко, когда Матильда работала в галерее. Та ведь всегда была во всем первой. Эрудированная, умная, вежливая. Понятное дело, что и Ариелю она нравилась больше. Матильда всем нравилась больше.
– Ха, – фыркнула Луанна. – Вот это да. Я завидую? Тебе?
– Пожалуйста, хватит, – сказал Чолли. – Если бы речь шла о картине Пикассо, все бы потом назвали Матильду дальновидной. Ведешь себя как сучка.
– Ты назвал меня сучкой? Да я даже не знаю, кто ты, – сказала Луанна.
– Мы виделись уже миллион раз. И ты каждый раз это повторяешь, – сказал Чолли.
Даника наблюдала за их перепалкой как за игрой в пинг-понг. Она похудела еще сильнее, ее руки и щеки покрылись странным пушком. И она смеялась.
– Пожалуйста, хватит ругаться, – тихо попросила Рейчел.
– Не понимаю, почему я вообще снова и снова прихожу на ваши идиотские вечеринки. – Луанна встала, от злости у нее выступили слезы. – Ты, Матильда, обыкновенная пустышка, липа, и ты знаешь, о чем я говорю. – Она повернулась к Лотто и ядовито добавила: – О, к тебе это не относится, Лотто, ты просто чертов Бэмби. Уже всем ясно, что у тебя нет никакого актерского таланта. Но никто не хочет говорить тебе об этом, чтобы не обидеть. И уж конечно не твоя жена, которая просто из кожи вон лезет, чтобы ты чувствовал себя Маленьким принцем.
Лотто так быстро вскочили с кресла, что кровь отлила от его головы.
– Заткни свое рыло, Луанна! Моя жена – самый лучший человек на свете, и ты, черт побери, это знаешь!
Рейчел вскрикнула: «Лотто!» Матильда тихо сказала: «Лотто, остановись». Натали и Сьюзан в один голос крикнули: «Эй!» И только Чолли вдруг разразился громким визгливым смехом. Ольга, о которой все забыли, вздрагивала, как от ударов хлыста, и впивалась ногтями в его плечо, а затем вдруг ринулась через комнату, грохоча своими высокими каблуками, рывком распахнула дверь и с криком «Вы просто уроды!» вылетела на улицу. Ледяной противный ветер ворвался в помещение и плюнул в них снегом. Целое мгновение ничего не происходило, а затем Матильда сказала:
– Чолли, иди за ней.
– Не-а, – отозвался тот. – Она все равно не уйдет далеко без куртки.
– Уже десять часов, придурок. – Даника бросила в Чолли куртку из искусственного меха.
Чолли пробурчал что-то, но все же встал и вышел, оглушительно хлопнув дверью. Матильда тоже поднялась, молча сняла со стены картину, пронеся ее над сверкающей лысиной Будды, а затем передала ее Луанне. Луанна взглянула на полотно, оказавшееся у нее в руках.
– Я не могу взять это, – сказала она.
У всех присутствующих в комнате возникло такое чувство, будто они стали свидетелями молчаливой, но страшной битвы. Матильда села, скрестила на груди руки и закрыла глаза.
Луанна положила картину ей на колени, вышла из комнаты, и дверь их квартиры навсегда закрылась за ней.
В ее отсутствие в комнате как будто посветлело, даже взгляды ламп смягчились.
А потом они все ушли, один за другим. Рейчел заперлась в ванной, оттуда доносился шум воды. Когда они остались одни, Матильда уселась перед Лотто на колени, сняла очки и прижалась носом к его груди. Он беспомощно обнимал ее, издавая какие-то слабые, успокаивающие звуки. Эта ссора вызвала у него тошноту, выносить ее было трудно. Плечи его жены подрагивали. Но когда она подняла голову, Лотто ожидал шок: ее лицо было красным и опухшим… от смеха.
Смеха?!
Лотто поцеловал темные круги у нее под глазами, веснушки на ее щеках и носу и почувствовал головокружительный трепет.
– Ты сказал… рыло! – выдавила она сквозь смех. – Ты просто Мистер Гениальность, спаситель дня!
И она снова засмеялась.
Потрясающая девушка.
Лотто вдруг с удивлением понял, что она сама справится со своим сложным, мучительным периодом и не будет делиться с ним ничем. А затем она вернется. Она снова полюбит его. И никуда не уйдет. Но, где бы они ни жили, эта картина всегда будет напоминанием о том, как их брак поднялся с земли, выпрямился и взглянул на них, тяжело дыша и упираясь руками в колени.
О том дне, когда Матильда вернулась к нему.
Аллилуйя.
– АЛЛИЛУЙЯ, – сказал Чолли и опрокинул в себя гоголь-моголь, большую часть которого, впрочем, составлял брэнди. На часах было уже одиннадцать. – Христос народился!
Они с Лотто вели негласное соревнование – кто больше выпьет. Лотто лучше притворялся трезвым, вот только комната время от времени начинала вращаться, если как следует не моргнуть.
Снаружи сгущалась ночь. Уличные фонари казались огромными леденцами, покрытыми сверкающим снегом.
Салли говорила без умолку вот уже несколько часов:
– …и конечно я знаю не так много, и не такая умная, как вы все, дипломированные артисты и художники, и уж конечно я не могу указывать тебе, что делать, а чего нет, Лотто, мой мальчик, но если бы я была тобой, что, конечно, не так, но если бы было так – я бы сказала, что горжусь теми тремя или четырьмя постановками, в которых мне удалось сыграть за эти три года, но, знаешь ли, не всем повезло родиться Ричардом Бартоном, так что, может быть, пора поискать еще что-нибудь, что можно было бы сделать с собственной жизнью? Я имею в виду, попробуй как-то… восстановить отношения, вернуться к Антуанетте, а она уже вернет тебе наследство. Ты не представляешь, как ей тяжело живется, у нее ведь больное сердце. А когда она покинет нас, вы с Рейчел тут же все растратите, дай Бог это случится не скоро. – Она бросила на Лотто оценивающий взгляд поверх своего канареечного клювика.
Будда молча смеялся над ними со своей каминной полки, окруженный роскошными рождественскими цветами. Под ним потрескивал огонь, который Лотто бесстрашно развел из собранных в парке веточек. Позже этот огонь будет вздыматься по всему дымоходу, ветер будет реветь, как несущийся поезд, а ночь наполнится подъезжающими машинами.
– Я еще борюсь, – сказал Лотто. – Но, черт возьми, я ведь и так родился богатым белым мужчиной. Если бы у меня не было хотя бы одной маленькой проблемы, я бы не смог работать как следует. А пока я занимаюсь тем, что мне нравится, что я люблю. Это что-то да значит.
Прозвучало все довольно механически, даже в его собственных ушах. Плохая игра, Лотто.
[Актерское мастерство уже слегка поистрепалось, не так ли?]
Его сердце уже давно прекратило бороться.
– Что вообще такое успех? – подала голос Рейчел. – Я бы сказала, это возможность работать так много, как только можешь и хочешь над тем, что нравится тебе больше всего и что тебя вдохновляет. Если смотреть на это под таким углом, все эти годы Лотто имел успех.
– Я люблю тебя, – сказал Лотто сестре.
Она уже училась в старшей школе и была такой же худой, как и Салли. В ней было куда больше от Саттервайтов, она была такая же мрачная, волосатая и неопрятная. Ее друзья не могли поверить в то, что они с Лотто – родственники. И только Лотто считал ее красавицей. Ее тонкое лицо напоминало ему фигуры скульптора Джакометти. А еще она почти совсем перестала улыбаться.
Он притянул ее к себе и поцеловал, почувствовав на секунду, как сильно она зажата.
– Успех – это деньги, – подал голос Чолли.
– Да.
– Успех, – сказала Салли, – это возможность обнаружить в чем-то свое величие, ребята. Лотто родился таким. Я видела тот момент, когда ты с криком появился на свет. В самом сердце урагана. Ты просто не хочешь посмотреть правде в глаза и понять, в чем твое величие. Гавейн часто повторял, что ты непременно станешь президентом США или астронавтом. Что это будет нечто выдающееся. Такова твоя судьба.
– Прости, что разочаровываю, – сказал Лотто. – Тебя и свою судьбу.
