Слон для Карла Великого - Гузманн Дирк
«Ее глаза потеряли остроту», – констатировала про себя Имма. Были времена, когда ее саму огонь веры в глазах Ротруд увлекал за собой. «Монастырь погибнет, и вместе с ним – монахини, которые должны были лелеять его», – подумала она.
Попытка аббатисы отвлечь священника от темы была такой неуклюжей, что просто не могла увенчаться успехом.
К удивлению Иммы, аббат все же отвлекся от порицаний. Он подошел к аббатисе и взял ее за руки:
– Ротруд, то, что я к вам приехал так рано, имеет причины. По пути сюда мне встретилось нечто ужасное. Промедление опасно. Очень опасно. Сейчас нужно поторопиться.
Имма тяжело опустилась на кровать аббатисы.
Йоханнис посмотрел на женщин, словно на двух церковных служек, которым он вынужден разъяснять серьезность их задач:
– Сарацины рядом, к западу отсюда. Они грабят и сжигают деревни. Если они сохранят направление своего разбойничьего похода, то через несколько дней будут здесь. Я боюсь самого худшего.
Ротруд подняла на него беспечный взгляд:
– Сарацины, Pater Immediatus, бесчинствуют на этой пограничной земле с тех пор, как я была послушницей. Однако им никогда не приходило в голову напасть на монастырь христиан. Никогда. Можно думать о мусульманских дьяволах что угодно. Они богохульники и вруны, убийцы и блудники, похабные дикари, лишенные разума. Однако они с уважением относятся к религиям других культур. Как я слышала, даже эмир в Кордове разрешает небольшие общины христиан и иудеев. – Пожилая женщина выразительно покачала головой. – Мне жаль жертв этих мародеров. Я буду молиться за их души. Однако здесь мы находимся под надежной защитой Господа.
Аббат уперся ладонями в выщербленную поверхность стола:
– Я с уважением отношусь к вашему жизненному опыту. Но в этот раз дела обстоят иначе. Багдад хочет разжечь новую войну против империи франков, а Кордова должна во имя Гаруна ар-Рашида спровоцировать императора. А где еще, спрошу я вас, мир так уязвим? Здесь, в Септимании. Кордова так и не смирилась с потерей провинции, перешедшей к франкам, даже теперь, когда прошло более пятидесяти лет. А для диких орд эмира рукой подать через Пиренеи до ваших ворот.
– У вас есть доказательства этой вашей дипломатической мудрости? – спросила аббатиса.
Бесцеремонность старухи доставила Имме тайное удовольствие.
– Западнее, в двух днях пути отсюда, находится монастырь Санкт-Трофим. Он вам известен?
– Конечно, – ворчливым голосом ответила аббатиса.
– Сарацины стерли его с лица земли. Одни лишь руины дымятся на том проклятом месте. Трусливые разбойники пришли туда ночью неделю назад. Когда я проезжал мимо, то видел, как немногие оставшиеся в живых хоронили мертвых. Для аббата им пришлось выкопать особенно большую могилу, потому что они не могли снять настоятеля с креста, к которому прибили его гвоздями убийцы. Братья в Санкт-Трофиме тоже не верили в то, что арабы нападут на их бедное аббатство. А теперь они потеряли все. Вы хотите закончить свою жизнь так же?
Аббатиса теребила пальцы:
– Если это правда – а почему я не должна вам верить? – ваше подозрение может быть правильным, Йоханнис. Однако что нам делать? Посмотрите – здесь находятся двадцать три женщины. Большинство из них слишком стары, чтобы даже держаться прямо при ходьбе, а другие слишком молоды, чтобы сохранять благоразумие. Нам остается лишь молитва или бегство. А я не освобожу мой дом ни для каких варваров, можете быть уверены!
Ротруд закашлялась, у нее перехватило дыхание от продолжительной речи. Имма положила руку на костлявые пальцы настоятельницы.
– Пока что ничего не случилось, – сказал патер Йоханнис. – Может быть, мы успеем своевременно вызвать помощь из Нима. Я составлю послание. Мой adlatus[21] искусный наездник. Уже в этот час он должен отправиться в путь. Граф Отольф не откажет нам в том, чтобы послать сюда группу воинов, и через три или четыре дня это место молитв будут охранять рыцари, закованные в железные латы.
– Бронированные рыцари в Санкт-Альболе! Мы изгоняем дьявола с помощью Вельзевула! – вмешалась в разговор Имма.
– Тогда идите и защищайте ваши стены мотыгами и швыряйте четки вашему врагу в лицо! – прикрикнул на нее Йоханнис.
– Боюсь, что Pater Immediatus прав, – пробормотала аббатиса. – Вы должны отправить послание как можно скорее. Пока сюда доберется помощь, мы посвятим себя богослужениям и будем взывать к Господу, чтобы он вернул арабам разум. – Она встала, кряхтя. – Идем, сестра Имма, принесем нашему гостю пергамент и перья.
Сгорбленная спина аббатисы уже исчезла в дверном проеме, однако Имма все еще оставалась в ее келье.
– Идите вперед, сестра настоятельница. Я хочу еще на некоторое время составить общество патеру Йоханнису! – крикнула Имма вслед старухе.
«Как она постарела», – озабочено подумала Имма.
Когда стихло шарканье кожаных сандалий, патер Йоханнис повернулся к ней:
– Ну, сестра Имма, о чем вы хотели поговорить со мной? Что вы не хотите доверить аббатисе?
– Вам не стоит сердиться на Ротруд, Pater Immediatus. С каждым годом она становится все упрямее. Но она хорошая аббатиса.
– В этом я не сомневаюсь.
– Вы должны обязательно посмотреть на нотный шрифт, который она изобрела. С помощью невм – нотных знаков – она может изложить музыку на пергаменте. Вы только представьте себе книги, полные звуков, записанные на веки вечные!
– Это все очень интересно, однако, как вы слышали, у меня мало времени. А сейчас извините меня.
Имма вытерла потные ладони о свою рясу:
– Pater Immediatus, я прошу вас исповедать меня. Я согрешила и очень от этого страдаю. Слишком сильно, чтобы об этом знала сестра Ротруд. Сам Бог привел вас сюда, чтобы я могла перед вами исповедаться в своих грехах. Вы выслушаете меня и отпустите грехи?
– Хотите довериться мне? Однако частная исповедь в нашей церкви не предусмотрена. Вы должны об этом знать.
– Я хорошо знаю законы церкви. Однако мои прегрешения лежат на мне таким тяжким грузом, что душа моя не находит облегчения в молитвах во время богослужения. Вы не могли бы сделать для меня исключение?
– И пойти против воли Папы Римского и всех членов монастыря? Предусмотренным наказанием за тяжкие нарушения является бичевание. Обратитесь к аббатисе. Она прикажет выпороть вас плетьми. На этом наша беседа окончена, сестра Имма. Не беспокойтесь, я забуду, с каким недостойным вашего статуса желанием вы обратились ко мне. А теперь идите. Время не терпит.
Имма безмолвно уставилась на его лицо с острым подбородком и широкими скулами. Главный аббат отказал ей в личной исповеди. Естественно. Имма понимала причину его отказа. Вероятно, она сама отреагировала бы точно так же. Тем не менее она чувствовала себя отвергнутой, точно послушница, получившая нагоняй.
– Патер Йоханнис, – сделала она новую попытку, – если сарацины нападут на нас и я умру, мне придется предстать пред Господом нашим с душой, отягощенной грехом. Я понимаю ваше возражение. Но, быть может, нам лучше искать спасение в вечности, чем в этой короткой жизни?
Йоханнис взял ее за руки и с суровым видом поднял на ноги:
– Для теологии нам придется найти возможность в другой раз, сестра главная певчая. А теперь я настаиваю на том, чтобы мне дали возможность написать письмо графу Одольфу. Если ситуация окажется не такой страшной, я вспомню о вас. Пожалуйста, отнеситесь к этому с пониманием.
И он решительно вытолкал Имму в коридор. Она еще мысленно искала аргументы, однако занавеска перед дверью кельи уже задернулась.
Имма стояла на поле у полуразрушенных каменных стен. Все вокруг казалось ей нереальным. Как она сюда попала? Ее окружали чудовища, человеческие фигуры с волчьими головами, которые били саблями по земле так, что летели искры. Они прыгали и бегали, окружая Имму со всех сторон, затем попытались схватить ее своими длинными чавкающими мордами. Одно из чудовищ спряталось под маской человека. Несмотря на то что Имма раньше его не встречала, оно показалось ей странно знакомым. Она схватила его за маску, сгорая от любопытства и не испытывая страха. И тут на нее набросились два волка-оборотня, упали перед ней на землю и начали грызть ее ноги. Было щекотно, и она отпрянула.
