На крыльях мечты - Матир Анна

Я положила ее руку себе на плечи и, поддерживая женщину за талию, начала ее поднимать. Появилась маленькая девочка, босая, в ночной рубашке, с пылающими щеками. Милдред, предположила я.

— Иди ложись в кровать, дорогая, я маму сейчас тоже уложу. — Девочка послушалась.

Я практически отнесла ее мать в комнату, уложила на кровать и накрыла одеялом. В глазах больной застыла благодарность.

— Я подожду вашего мужа в магазине. Думаю, он скоро вернется.

Она закрыла глаза. Я медленно вышла из комнаты и стремглав бросилась прочь из дома. На полпути к магазину я остановилась. Статья в газете призывала как можно чаще мыть руки и держаться подальше от людей с симптомами испанки. Я зашла за угол последнего дома, за которым город кончался, и подумала о том, имею ли я сейчас право находиться с детьми. А что, если один из них заболеет? Они ведь все были в доме, когда болела тетя Адабель. Как и я. Может быть, Бог хранит нас…

Мистер Криншоу вышел из магазина.

Я поискала глазами малышей.

— Ваша жена… — Я оглянулась через плечо и вытерла руки о юбку. — Ваша жена очень больна. Я уложила ее в постель. Я не знала, что еще сделать.

Дженни протянула ко мне ручки, Дэн схватился за юбку.

Мистер Криншоу положил мне руку на плечо и открыл рот, но так ничего и не смог сказать. На мгновение он наклонил голову, прежде чем его увлажнившиеся глаза встретились с моими. Его грудь вздымалась, будто он втягивал целый вагон воздуха. Потом он опустил руку и посмотрел на свой дом:

— Идите домой, мисс Хэндрикс. Для вас всех сейчас это лучшее место. — Он закрыл дверь в магазин, спустился по ступенькам и пошел к своему дому.

Моя грудь разрывалась от теснившихся в ней страхов. Одно дело — прочитать о заболевании в газете, и совсем другое — наблюдать воочию, как испанка «оккупирует» город, дом за домом. При этой мысли у меня подогнулись колени. Я практически тащила детей, чтобы они не отставали от меня, пока мы шли домой.

Когда впереди замаячил наш почтовый ящик, я побежала. Жадными руками обыскала все внутри. Пальцы нащупали бумагу. Письмо! Оно лежало сверху на газете, письмо, которое я ждала — из дома.

Но с этим придется повременить. Срочно была нужна горячая вода. И мыло. Я не могу рисковать. Я сама тщательно, три раза, вымыла руки и заставила детей сделать это как следует. Потом я пошла в комнату тети Адабель и заперлась там, откинув в сторону воспоминания о ее бездыханном теле. Мне нужно было побыть в месте, где мне никто не помешает, а Олли и носа сюда не покажет. Не сейчас.

Я села на голый пружинный матрас и вскрыла письмо папы шпилькой для волос. Я никогда прежде не видела, чтобы папа что-либо писал. Обычно мама занималась всей перепиской.

Ребекка,

Мама смертельно больна.

Письмо упало мне на колени, у меня затряслись руки от слов, которые я прочитала и которые надеялась никогда не услышать. Неужели Господь заберет маму так же, как он забрал тетю Адабель? Вытерев щеки, я заставила себя прочитать письмо папы до конца.

Она тяжело восприняла новости о кончине Адабель, но, я думаю, была рада, что ты была с ней в тот момент. Береги себя и детей подальше от болезни.

Люблю тебя,

Я подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Заболела ли бы мама так же сильно, если бы я осталась дома? Может быть, мама скрывала от папы свою болезнь слишком долго? Это было очень на нее похоже. Но я бы заметила! Я бы сказала ей…

Нет, я не смогла бы ей ничего сказать. Мама — это мама. Она не послушалась бы моего совета. А сейчас я уже не могу ей помочь. Я могу помочь лишь этим детям и самой себе.

Я раскрыла оконные створки, оперлась руками о подоконник и помолилась:

— Пожалуйста, пусть мама выздоровеет и пусть с Уиллом все будет в порядке. Укажи мне путь, как добраться к Артуру. Дай мне сил!

На этом слова закончились, больше мне сказать было нечего. Бог действительно слышит такие простые молитвы?

Из окна я увидела, как Джеймс и Дэн стали рядом у дальнего забора.

— Вперед! — Джеймс скомандовал и помчался раньше брата, оба устремились к крыльцу. Джеймс прибежал первым.

Дэн упал на влажную траву и забился в истерике.

— О Господи всемогущий! — Уже через мгновение я оказалась на улице и стала поднимать Дэна с земли. Он отказывался встать на ноги, по его обветренным щечкам все текли и текли слезы.

— Пойдем! — В моем голосе прозвучала та же твердость, которую я обычно слышала в мамином. Я постаралась смягчиться, но была не в настроении сейчас нянчиться с детьми.

Поставив Дэна на скамью возле кухонного стола, я уже была готова его отругать. Он икал, пытаясь справиться со всхлипами, и вытер нос рукавом.

Мое сердце растаяло. Ребенок потерял маму и мисс Аду, возможно, он даже не помнит своего отца. Я вытерла его лицо руками, стирая пот, слезы и грязь.

— Мне жаль, что ты не прибежал первым. — Я еще раз вытерла ему личико, прежде чем заключить малыша в объятия.

— Ты должна была его как следует наказать. Папа поступил бы именно так. — На меня уставились холодные глаза Олли. Я смотрела на нее, пока она не отвела взгляд и не уткнулась, побежденная, в пол.

Я понизила голос практически до шепота.

— Почему бы тебе не отрезать для нас всех по ломтю кукурузного хлеба и не полить их патокой?

Девочка вновь воинственно вскинула голову, готовая сопротивляться, но не успела — у Дэна, тут же освободившегося от моих объятий, настроение сразу изменилось в противоположную сторону.

— Ты дашь мне что-нибудь поесть, Олли? — Он засунул в рот большой палец.

Олли вытащила палец брата изо рта и притянула малыша к себе. По ее лицу пробежало выражение ревнивой женщины.

— Конечно, Дэнни!

В ту ночь Олли Элизабет долго не ложилась спать. Между нами повисла тишина, нарушаемая лишь ночными звуками, доносившимися из едва приоткрытого окна. Девочка потеряла мать и теперь обижалась на меня. Я это понимала. Но пока одна часть меня хотела ее приголубить, другая, та, что выросла в мамином доме, хотела отправить ее спать без ужина. В ком она нуждалась больше, в матери или подруге? Если бы мне кто-нибудь подсказал, что делать.

Я начала думать, что же сказать.

— Наверное, школа скоро начнется? Тебе бы этого хотелось?

Олли пожала плечами и откинула прядь волос, упавшую на шею.

— Тебе нравится школа?

Девочка свернулась калачиком на диване.

Я глубоко вдохнула, понимая, что нужно наладить контакт с этим ребенком, который взвалил на себя ношу женщины.

— Я знаю, ты сейчас очень скучаешь по папе, я тоже по своему скучаю.

Она подтянула колени ближе к подбородку, засунула в рот прядь волос, пожевала ее, затем откинула волосы обратно на спину.

— А по маме ты разве не скучаешь?

У меня в горле застрял ком.

— Конечно, скучаю. Мой папа прислал мне весточку, что она сейчас больна. Я бы очень хотела ей помочь.

— У нее грипп?

— Думаю, да. — Я подошла, чтобы сесть рядом. — А чем ты и твоя мама занимались по вечерам, когда скучали по папе? После того, как его отправили во Францию?

Девочка помолчала, обводя взглядом комнату.

— Иногда мама читала мне книгу или газету. Рассказывала мне истории о себе и папе, когда они были молодыми. А еще мы читали папины письма. Мисс Ада нам тоже зачитывала его письма. Но, по-моему, новых пока не приходило.

Я покусала ноготь на большом пальце, затем подошла к каминной полке, на которой стояли часы, отбивающие каждый час над угасающим пламенем.

— Может быть, мы тоже сможем что-то похожее делать. Ты могла бы рассказать мне истории, услышанные от мамы, просто чтобы не забывать.

Девочка пожала плечами и подтянула колени еще ближе к груди. Я снова села рядом с ней, сложила руки на коленях и попыталась улыбнуться, хотя боялась, что выйдет скорее гримаса.

— Мы обе волнуемся, не так ли? Ты о своем папе. Я о маме и о брате, который воюет во Франции. Может, мы сможем друг другу помочь?