Англия, Англия - Барнс Джулиан Патрик
7. СТРЕМЛЕНИЕ К САМОДОСТАТОЧНОСТИ. Потребность мечтать. Реальность этой мечты. Другой может страховать тебя со спины, помогать, и его условное присутствие дополнительно скрасит вашу гипотетическую общую реальность. Но от его реальности — и от его «я» — ты абстрагируешься, и в этом твое спасение. Ты это серьезно, Марта, спрашивала она себя порой, или просто завертываешь в красивый фантик свою склонность к беззастенчивому эгоизму в сексе?
7-бис. Не забыть — десять с половиной месяцев целомудрия. Лучше, хуже или просто по-другому?
8. СОВРЕМЕННАЯ СИТУАЦИЯ. К примеру, вот этот. Как раньше говорили, хороший добытчик. Показал себя таковым. Хороший упругий член без проблем; симпатичный торс с несколько бабскими сосками, похожими на моллюски «блюдечко»; ноги коротковаты, но в лежачем положении незаметно. А как он хлопочет, как хлопочет, отлично знает, чего ему надо, подгоняет ее к какому-то шаблону вечной женственности, который давно уж создал сам. Словно Марта — банкомат: набери правильный код, и деньги потекут рекой. Лощеная уверенность, самодовольное знание, что проверенный метод в очередной раз даст отличный результат.
Откуда такая уверенность берется? От недомыслия; внесли свою лепту и ее предшественницы, подкрепляя его поведение своими положительными реакциями. Да и она реагировала на него по-своему положительно: в смысле, могла положиться на то, что он по уши занят своими хлопотами и не отвлечется на что не надо. А самодовольство означало, что он и не заметит, как она абстрагируется от его реальности. И даже обратив внимание на ее отрешенность, только возгордится: вознес, дескать, подругу к новым вершинам блаженства, на пятое, шестое, седьмое небо.
Исподтишка послюнив палец, она начала теребить себе клитор. Партнер замялся, точно получив нагоняй, передвинулся поудобнее, рыкнул, намекая, что возбужден столь вопиющей порочностью, и возобновил свои хлоп-хлоп-хлопоты. Она мысленно покинула его: пусть себе остается там, ниже пояса, наедине со своими выделениями и гидравликой, своим надежным таймером и верхней, чемпионской ступенькой пьедестала. Когда придет время, она организует притворную овацию.
В скобках: (Тайна женского оргазма, за которым когда-то охотились, точно за редким зверем — нарвалом каким-нибудь, единорогом… Где он — в дальних странах, в недоступных океанских впадинах, среди мерзлой тундры? Вначале его выслеживали женщины, затем к погоне присоединились мужчины. Драка за совочек в песочнице. Мужчины на каких-то странных основаниях возомнили его своей собственностью — дескать, без их помощи никак. Они хотели промчаться по улицам триумфальной кавалькадой, волоча его за собой. Но кто его в свое время потерял? Мужчины же и потеряли, так что женщины имеют полное право завладеть тем, что с воза упало. Необходима новая завеса секретности, новые законы об охране живой природы.)
Она распознала знакомые симптомы. Почувствовала, как все сильнее напрягается его тело, услышала придушенные хрипы — басовитые, как кряхтение при запоре; и звуки более высокие, точно в самолете уши заложило и пытаешься их прочистить. Она исполнила свою партию, изобразила нежные протесты, возмущение и бурный восторг жертвы, пронзаемой сладостным клинком; и вот, в одно и то же мгновение времени, но в разных секторах вселенной, он кончил и кончила она.
Вскоре он пробормотал:
— Понравилось?
Вероятно, он хохмил, но все равно фраза была произнесена очень уж по-официантски. Надежно защищенная двусмысленностью слов, она ответила:
— Отличное угощение. Он хохотнул:
— Мне не говори, скажи своим подругам.
Куда девается ненормативная лексика, когда она тебе действительно нужна? Проблема, впрочем, в том, что большая часть таких слов описывает то, что проделывает уже битый час она сама. А остальные слабоваты. Даже эту его звонкую фразочку она уже слыхивала когда-то на своем извилистом жизненном пути. И стопроцентно услышит вновь: она поделится впечатлениями о нем, хотя и не теми, на которые он рассчитывал. Чуть-чуть об этой ночи и этом партнере; и долго-долго — о сладкой, мать ее за ногу, силе обмана, что срывает, возвышает, к земле швыряет и вновь хватает.
Величайшие из дающих право на налоговые льготы умов были приглашены выступить перед Координационным комитетом проекта. Среди них был французский интеллектуал, оказавшийся на поверку щуплым, отглаженным человечком в английском твидовом пиджаке, который был ему велик на полразмера; пиджак дополнялся голубой рубашкой из американского хлопка, с воротником на пуговках, итальянским цветисто-строгим галстуком, интернациональными угольно-черными чистошерстяными брюками и французскими туфлями-мокасинами. Круглое лицо, загоревшее под несколькими поколениями настольных ламп; пенсне; редкие, очень коротко остриженные волосы. Портфеля он с собой не принес и шпаргалки в кулачке не прятал. Зато скупо-изящными жестами он извлекал из своих рукавов голубей, а изо рта — длинную гирлянду флагов. Паскаль выводил к Соссюру через Лоренса Стерна; Руссо — к Бодрийяру с остановками в Эдгаре По, маркизе де Саде, Джерри Льюисе, Декстере Гордоне, Бернаре Иноле и ранней Анн Сильвестр, далее везде; Леви-Строс — к Леви-Стросу.
— Здесь фундаментально, — провозгласил он, как только цветные платки спланировали на пол, а голуби расселись по карнизам, — здесь фундаментально осознать, что ваш великий Проект — а у нас во Франции всегда рады приветствовать чужие grands projets — глубоко современен. Мы в нашей стране имеем определенную концепцию patrimonie, а вы в вашей стране имеете определенную концепцию culturel-наследия. Мы не говорим о таких концепциях здесь, то есть избегаем прямых аллюзий, хотя, разумеется, в нашем интертекстуальном мире подобные аллюзии, при всей их ironie, естественно, имплицитны и неизбежны. Надеюсь, все мы понимаем, что территории, свободной от аллюзий, в природе не существует. Но это все, как вы выражаетесь, попутные слова.
Нет, мы говорим о глубоко современной вещи. Точно установлено — строго говоря, неопровержимо доказано многими из ранее процитированных мной авторов, — что в наши дни мы предпочитаем копию подлиннику. Репродукцию произведения искусства мы предпочитаем самому этому произведению искусства, идеальный звук и уединение компакт-диска — симфоническому концерту в обществе тысячи больных ОРЗ, книгу на аудиокассете — книге на коленях. Если вы посетите гобелен Байе в моей стране [7], вы обнаружите, что дойти до оригинала одиннадцатого века можно лишь мимо копии масштаба один в один, выполненной современными мастерами; это документальная экспозиция, диктующая посетителю — невзирая, что он является паломником — подлинное место произведения искусства. Более того! Я знаю из авторитетных источников, что количество человеко-минут, проводимых перед копией, при любой методике подсчета значительно превышает количество человеко-минут перед подлинником.
Когда подобные явления были открыты впервые, некоторые старомодные люди заявили, что чувствуют разочарование и даже стыд. Это как обнаружить, что мастурбация с использованием порнографического зрительного ряда слаще, чем секс. Quelle horreur![8] Вандалы вновь ворвались в город, кричали они, подрезается ткань нашего общества. Но дело обстоит не так. Важно понять, что в современном мире мы предпочитаем копию подлиннику, потому что она доставляет нам более сильный frisson[9]. Это слово я оставлю непереведенным с французского, так как думаю, что вы его и так понимаете.
Более того! Вопрос, который должен быть задан, таков: почему мы предпочитаем копию подлиннику? Почему она доставляет нам более сильный frisson? Чтобы это понять, мы должны понять и вполне осознать нашу неуверенность, нашу экзистенциальную нерешительность, тот глубокий атавистический страх, который мы испытываем, оказавшись с подлинником лицом к лицу. Столкнувшись с альтернативной, не-нашей реальностью, реальностью, которая выглядит более мощной и потому нам угрожает, мы обнаруживаем, что спрятаться негде. Не сомневаюсь, вы знакомы с работами Виолле-Ле-Дюка, которому в начале девятнадцатого века было поручено спасти многие из приходящих в упадок замков и forteresses[10] моей страны. Есть два традиционных взгляда на его деятельность: первый — что он старался насколько возможно спасти древние камни от полного разрушения и исчезновения, что он прилагал все усилия для их сохранения; и второй — что он поставил себе гораздо более сложную задачу, а именно, воссоздать здания в их изначальном виде, что в своих трудах он руководствовался воображением и получал результаты, которые одним кажутся удачными, а другим — нет. Но возможен еще один, третий взгляд, и он таков: Виолле-Ле-Дюк хотел уни-что-жить ре-аль-ность этих древних зданий. Перед лицом кон-ку-рен-ции со стороны реальности, реальности более сильной и более глубокой, чем его собственная эпоха, он мог лишь одно — движимый экзистенциальным страхом и чисто человеческим инстинктом самосохранения, он был вынужден уничтожать подлинники!
