Ты кем себя воображаешь? - Манро Элис
Она не смогла просто взять и вручить конфеты, удобный момент никак не наступал, и через несколько дней она решила подбросить пакет Коре в парту. Даже это оказалось трудно. Розе пришлось притвориться, что она забыла что-то в классе, и прибежать обратно в школу уже после четырех, зная, что потом придется снова выбегать на улицу, одной, мимо больших мальчишек, стоящих у двери в подвал.
В классе оказалась учительница — она надевала шляпу. Каждый день учительница надевала эту шляпу, старую, зеленую, с обрывком пера, чтобы перейти в ней через мост. Донна, приятельница Коры, стирала с доски. Роза попыталась засунуть пакетик в парту Коры. Что-то вывалилось. Учительница не обратила внимания, но Донна повернулась и завопила:
— Эй, что ты там делаешь в парте Коры?
Роза уронила конфеты на сиденье парты и выбежала вон.
Чего она совсем не ожидала, так это того, что Кора придет в лавку к Фло и вернет конфеты. Но именно так Кора и поступила. Не для того, чтобы доставить Розе неприятности, а просто для собственного удовольствия. Кора наслаждалась чувством собственной значимости и респектабельности, а также тем, что ведет взрослый диалог со взрослым человеком.
— Не знаю, зачем она хотела мне это дать, — сказала Кора (во всяком случае, так выходило по словам Фло).
Обезьяньи способности Фло ей в кои-то веки изменили: Розе показалось, что у нее вышло совсем не похоже на обычную речь Коры. Получилось какое-то жеманное нытье:
— «Я решила, что лучше всего будет поставить вас в известность!»
Конфеты в любом случае уже не годились для еды. Они все растаяли и слиплись, так что Фло их выбросила.
Фло была потрясена до глубины души. Она сама так сказала. Разумеется, она считала кражу преступлением, но, кажется, понимала, что в данном случае кража — вторичное зло, менее важное.
— Что ты собиралась делать с этими конфетами? Зачем ты их ей дала? Ты что, влюбилась в нее или что?
Эти слова были задуманы как грубая шутка, оскорбление. Роза ответила «нет», потому что любовь у нее ассоциировалась с хеппи-эндом фильма, с поцелуями и свадьбой. Ее чувства пережили встряску и обнажились — и уже, хоть Роза этого еще и не знала, начали чуточку увядать и отмирать по краям. Фло налетела на них, как иссушающий самум.
— Ну ты вообще… — сказала Фло. — Меня от тебя тошнит!
Фло не имела в виду, что у Розы в будущем проявятся склонности к однополой любви. Знай она о таких вещах, вся эта история показалась бы ей еще более смехотворной, нелепой, непостижимой, чем обычные людские поступки. Тошнило ее от мысли о любви. Добровольное порабощение, готовность к унижению, к самообману. Вот это ее поразило. Она прекрасно понимала всю опасность этого; видела изъян. Безрассудные надежды, готовность, потребность.
— Что в ней такого распрекрасного? — спросила Фло и тут же сама ответила: — Ничего! Она даже не хорошенькая. Она превратится в жирное чудовище. По всему видать. И еще у нее будут усы. Уже есть. Откуда она берет одежду? Надо думать, она считает, что эти тряпки ей идут.
Роза ничего не ответила, и Фло продолжала: у Коры нет отца, ее мать занимается бог знает чем, а кто ее дед? Золотарь!
* * *Еще много лет Фло время от времени вспоминала Кору.
— Вон идет твой кумир! — говорила она, если Кора шла мимо лавки в школу (она поступила в старшие классы).
Роза притворялась, что понятия не имеет, о чем идет речь.
— Да знаешь ты ее! — не сдавалась Фло. — Ты тогда пыталась дарить ей конфеты! Которые ты для нее украла! Я чуть со смеху не померла!
Розино притворство было отчасти искренним. Она помнила факты, но не чувства. Кора превратилась в крупную смуглую мрачную девицу, сгорбленную под тяжестью учебников для старших классов. Учебники ей не помогли, в школе она недоучилась. Она носила обычные блузки и темно-синюю юбку, которая ее полнила. Может быть, Кора тяжело перенесла потерю любимых платьев. Потом она уехала — нашла работу во время войны. Она поступила в авиацию и приходила домой в увольнение, затянутая в ужасную форму воздушных войск. Она вышла замуж за пилота.
Розу не слишком беспокоила эта потеря, это преображение. Жизнь вообще, насколько знала Роза по опыту, была чередой удивительных поворотов. Роза лишь думала о том, насколько Фло отстала от жизни, когда та в очередной раз принималась вспоминать эту историю. От раза к разу образ Коры становился все ужасней — смуглявая, волосатая, жирная задавака. Лишь много лет спустя Роза поняла, что Фло — безуспешно — пыталась предостеречь, изменить ее.
* * *Школа с приходом войны переродилась. Она как-то съежилась, утратила злую силу, анархический дух, прежний стиль. Необузданные мальчишки ушли в армию. Западный Хэнрэтти тоже изменился. Люди уезжали работать на военных заводах, и даже те, кто остался в городе, нашли работу, причем получали за нее столько, сколько никогда и не мечтали. В городе воцарилась респектабельность — всеобщая, если не считать особо запущенных случаев. Крыши теперь перекрывали полностью, а не латали кое-где. Дома перекрашивали или обкладывали снаружи декоративным кирпичом. Жители города покупали холодильники и хвалились ими. Когда Роза думала о Западном Хэнрэтти до и во время войны, эти две эпохи представлялись ей абсолютно различными, словно в них использовалось совершенно разное освещение или словно эти эпохи были фильмами, снятыми на пленке, и пленку в каждом случае обрабатывали совершенно по-разному, так что в одном случае все выглядело четким, чинным, ограниченным и обычным, а в другом — темным, зернистым, хаотическим и вселяющим страх.
Само школьное здание отремонтировали. Вставили новые окна, привинтили парты к полу, неприличные слова замазали тускло-красной краской. Туалет для мальчиков и туалет для девочек снесли, а ямы засыпали. Правительство и школьный округ сочли необходимым оборудовать смывные туалеты в вычищенном для этого подвале.
К этому шли все. Мистер Бернс умер летом, и люди, которые купили его дом, оборудовали туалет внутри. Еще они поставили высокий забор из железной сетки, так что теперь со школьного двора нельзя было дотянуться до их сирени. Фло тоже собиралась сделать в доме туалет — она сказала, что почему бы и нет, сейчас, во время войны, дела у всех идут в гору.
Дедушка Коры ушел на покой, и после него золотарей в городе уже не было.
Половинка грейпфрута
Роза выдержала вступительный экзамен, перешла через мост, попала в старшие классы.
В стене — четыре больших чистых окна. На потолке — новые люминесцентные лампы. Шел урок «Здоровья и гигиены» — новомодная идея. Класс был смешанный, мальчики с девочками вместе — после Нового года, когда начнут проходить «Семейную жизнь», их разделят. Учительница, молодая и полная оптимизма, была одета в броский красный костюм, расклешенный от бедра. Она бегала взад-вперед по рядам, спрашивая учеников, что они ели на завтрак, — проверяла, соблюдают ли они «Канадские правила здорового питания».
Разница между городом и деревней скоро стала очевидной.
— Жареную картошку.
— Хлеб с кукурузным сиропом.
— Кашу и чай.
— Хлеб и чай.
— Яичницу с ветчиной и чай.
— Пирог с изюмом.
Слышался смех, учительница делала грозное лицо (безуспешно). Она постепенно приближалась к «городской» части класса. Рассаживаясь по партам, ученики совершенно добровольно соблюдали что-то вроде сегрегации. Городские ели на завтрак тосты с мармеладом, яичницу с беконом, корнфлекс, даже вафли с сиропом. Кое-кто назвал апельсиновый сок.
Роза выбрала для себя место на самой задней парте городского ряда. Она в этом классе была единственной представительницей Западного Хэнрэтти. Ей безумно хотелось показать, что она из городских, вопреки месту рождения, — что она одна из этих едящих вафли и пьющих кофе, лощеных и хладнокровных обладателей «кухонных островков».
— Половинку грейпфрута, — бойко сказала она.
