Незаконнорожденная - Уэбб Кэтрин
– Я наведываюсь сюда иногда. А в последнее время даже довольно часто. Прихожу навестить ее призрак и посмотреть, не простила ли она меня наконец. – Дик нерешительно улыбнулся, но в его глазах было не веселье, а только страдание.
– Чей призрак? И что ты здесь делаешь? – спросила Пташка, не в силах понять, почему Дик Уикс оказался в потайном месте Элис.
– Призрак Элис, разумеется. Чего тут не понять, чертова идиотка? – резко ответил он, снова садясь на корень. Дик опустил голову на руки, уперев локти в колени, и застыл в этой позе. Пташка смотрела на него в изумлении.
– Ты говоришь об Элис? – наконец спросила она. – Но ты… ты с ней даже не был знаком! Откуда тебе ее знать? За все время нашего знакомства ты никогда не говорил…
– За все время нашего знакомства… – усмехнулся Дик и посмотрел на нее злобно сверкнувшими глазами. Звук его голоса был Пташке неприятен. – Да всякий раз, когда тебе случалось меня оседлать так, чтобы я вошел в тебя по самые погремушки, ты доставляла удовольствие человеку, который убил твою драгоценную Элис Беквит. Ну, не это ли верх глупости? – При этих словах он взмахнул бутылкой так, словно хотел поднять тост. Пташка смотрела на него онемевшая и оглушенная. – А та, другая, на которой я женился, должна была все исправить, – пробормотал Дик. – Она должна была меня полюбить, простить и повести к лучшей жизни.
– Так это тебя видела Бриджит на мосту разговаривающим с Элис. Это на встречу с тобой она отправилась тем утром. Это ты написал ей записку и положил в дупло вот этого дерева…
– Нас, оказывается, видели? Странно. Я старался, чтобы нас не заметили. Но, клянусь Богом, она была упрямая девка. Никак не хотела меня полюбить.
– Но для чего… почему… – пробормотала Пташка, тряхнув головой, и прижала руки к груди, сдерживая приступ тошноты.
– Я должен был приволокнуться за ней. Соблазнить. Мне было поручено влюбить ее в себя и толкнуть на какой-нибудь опрометчивый шаг, чтобы она себя опозорила. Чтобы Джонатан Аллейн ее бросил.
– Но кто поручил тебе это черное дело? Кто тебя подослал?
– Его мать, разумеется. Благородная леди Джозефина Аллейн, которая тоже не хотела меня любить, – сказал он и сделал еще один глоток. Его голос был полон жалости к себе, но его слова трудно было разобрать, потому что он едва ворочал языком. – С моим красивым лицом, сказала она, я обречен на удачу. С моим красивым лицом.
Ноги отказались ей повиноваться, и Пташка опустилась на землю, мучительно пытаясь осознать то, что сказал Дик.
– После того, как Элис сходила в Бокс и побывала у лорда Фокса… После того, как она поправилась… она притихла и ни о чем не рассказывала. Грустила и… писала письма. Но ответов не получала.
– Ее письма не доходили до адресата. Все, которые она посылала. Их перехватывали и доставляли его светлости. От меня требовалось, чтобы Элис себя опозорила и бросила мистера Аллейна до его прибытия из Испании. Нельзя было допустить, чтобы она все ему разболтала и тем ускорила его приезд.
– Одно письмо все-таки дошло, – ответила Пташка безжизненным голосом.
Это случилось в феврале, незадолго до смерти Элис. В тот день небо затянули зловещие тучи, и ветер бросал в лицо мелкие капли дождя. В последнее время Элис продолжала выходить из дома в неурочные часы – одна, без Пташки или Бриджит. Пташка знала, что у нее есть какой-то секрет, и, может быть, даже не один. Тайна из числа тех, которые постепенно и неумолимо подтачивают здоровье и уносят силы. У Элис под глазами появились темные круги, и она никогда не улыбалась. Даже на Рождество, которое Элис очень любила, она оставалась мрачной и грустной. С рассеянным видом поковырялась в тарелке, на которой лежал жареный гусь, и ничего не сказала о том, как украсили дом Пташка и Бриджит.
– Ты ничего не расскажешь мне, Элис? О том, почему не можешь выйти за Джонатана? – прошептала Пташка, забравшись однажды ночью в постель к своей названой сестре. Они даже укрылись с головой одеялом – так Элис могла не бояться, что Бриджит их подслушает.
– Я не могу этого сделать.
– Тогда пообещай не оставлять меня!
– Я уже…
– Пообещай снова!
– Обещаю… – начала было Элис, какое-то время помолчала в нерешительности, но все-таки собралась с духом и закончила: – Обещаю не оставлять тебя, Пташка.
Но отчего-то обещание, данное под одеялом, Пташку не успокоило. Она чувствовала, что грядут перемены, хотя и не знала, в чем они будут заключаться.
После истории с деревом влюбленных Пташка твердо решила во всем доказывать Элис верность и преданность, а потому не пыталась разговорить названую сестру, а только старалась ее приободрить. Пташка по-детски делала вид, будто все идет хорошо, – в надежде, что со временем все как-то образуется. Она просила Элис ей почитать, дать выучить какое-нибудь стихотворение, сходить с ней на прогулку или в деревенскую лавку, но все было зря – до того облачного и дождливого дня, когда сестрица наконец согласилась взять ее с собой. Когда они пришли в деревню, Пташка заметила, что Элис вглядывается в лица людей, встреченных ими на улице, как будто кого-то ищет или что-то прикидывает в уме. На обратном пути, когда Пташка помахала рукой, завидев знакомую баржу, плывущую на запад, и окликнула хозяина, Элис схватила ее за руку.
– Ты знаешь этого человека? – спросила девушка, когда они отступили на дальний край бечевника, чтобы пропустить медленно бредущую лошадь.
– Да, это Дэн Смидерз, – ответила Пташка.
– А не согласится ли он оказать небольшую услугу, если понадобится? Ему можно доверять?
– Думаю, он сделает, что нужно. Он человек надежный.
– Тогда попроси его взять мое письмо и отослать его, когда баржа прибудет в Бат, – проговорила Элис, настойчиво вкладывая в руку Пташки сложенный листок бумаги.
Пташка пробежала вперед несколько шагов и крикнула хозяину баржи:
– Мистер Смидерз! Не отвезете ли вы наше письмо в Бат и не отнесете ли там на почту?
– А как ты заплатишь мне, замарашка? – откликнулся Дэн, вынув изо рта трубку.
– У меня есть фартинг… а еще я могу спеть песенку. Хотите?
При этих словах хозяин баржи расхохотался, подошел к самому борту и протянул руку, чтобы взять письмо.
– Оставь свой фартинг себе, девочка. Только глупец станет звенеть монетами на воде. Разве не знаешь, что это дурная примета?
Дэн засунул письмо Элис за пазуху и поплыл дальше.
– Он сделает то, о чем его попросили? – проговорила Элис, глядя вслед удаляющейся барже со странным, отчаянным блеском в глазах. – Письмо попадет на почту?
– Конечно, – ответила Пташка, пожав плечами.
Элис вздохнула и стиснула руку Пташки, словно хотела придать себе храбрости.
– Тогда мы скоро увидим, чем все это закончится, – пробормотала она, вздохнув так отчаянно и безнадежно, словно только что произнесла молитву, в исполнение которой не верила.
– Джонатан Аллейн все-таки получил одно из ее писем – то самое, которое заставило его примчаться сюда из Брайтона, – сообщила Пташка. Земля, на которой она сидела, была промерзшей и холодной как лед, но девушка этого не замечала.
– Ну, это ничего не изменило, – возразил Дик.
– Для него изменило. Для мистера Аллейна.
– Это ничего не изменило для мисс Беквит.
– Почему ты ее убил? Зачем? Она была такая хорошая… желала всем только добра. Она была мне сестрой, – прошептала Пташка, которая едва могла говорить от обрушившегося на нее горя.
– Я не хотел! Ты думаешь, я это сделал нарочно? – взорвался Дик и вскочил на ноги. Бутылка бренди вывалилась из его руки и упала к ногам Пташки, обрызгав туфли последними каплями бренди. – Ты думала, я нарочно? Совсем нет. Я… она действительно была очень доброй, это ты заметила верно. Я только хотел, чтобы она меня полюбила, – пробормотал Дик, а потом рассмеялся снова каким-то неестественно высоким смехом.
– Ты сошел с ума.
– Мне поручили влюбить в себя Элис, а эта сука вынудила меня самого ее захотеть! Как вам такой поворот судьбы? – Он рванулся в сторону и изверг на покрывающую речной берег корочку льда поток рвотных масс, обильно сдобренных бренди. – Боже, какая она была упрямая, – выдохнул Дик, закашлялся, сплюнул и вытер подбородок рукой.