На крыльях мечты - Матир Анна

Я выпрямилась, мое сердце билось с такой силой, как копыта лошади бьют по твердой земле. Я должна написать Артуру и убедиться, что он здоров.

Я обвела взглядом квадратную комнату. Нет никакого бюро, в котором могли бы храниться перо и бумага. Я зажгла маленький светильник и, освещая путь, пошла на кухню. Начала искать в ящиках высокого уилсоновского кухонного шкафа. Опять ничего.

Вернувшись в коридор, я остановилась перед закрытой дверью спальни, расположенной внизу. Спальня тети Адабель. Возможно, это было ее святилище, скрывающее женщину от каждодневной суеты маленьких ножек, ее убежище долгими вечерами. Здесь она могла писать письма отцу детей или читать его письма детям. Но я все еще не избавилась от тех ощущений, когда касалась ледяных рук тети, вдевала их в ее лучшее платье, застегивала туфли… По-прежнему ли был слышен в комнате ее шепот? Могла ли я нарушить этот покой?

Несмотря на мои колебания, беспокойство об Артуре требовало выхода. Я положила руку на ручку двери, втянула воздух и замерла. Закрыв глаза, я открыла дверь, одновременно переводя дух. Мне понадобилось мгновение, прежде чем я набралась смелости и открыла глаза. Маленькая лампа в моей руке излучала свет, разгонявший тьму.

По комнате гулял пронизывающий ветер, он рвался внутрь через окна, распахнутые настежь для проветривания. От холода я задрожала, поставила лампу на угловой стол. Открылся вид на всю комнату. Кровать, с которой сняли абсолютно все, готовая, чтобы ее вновь застелили. На умывальном столике пустой фарфоровый таз. Кресло-качалка, стоящее теперь по другую сторону кровати, возле комода. Мебель в другом углу состояла из полок для книг, закрытых стеклянными дверцами, и письменного стола с ящиками.

Оконные рамы никак не хотели становиться на место, но я наконец смогла их закрыть и оставить бушующий ветер снаружи. Все еще дрожа, я придвинула к столу стул с прямой спинкой, стоявший у книжного шкафа, откинула крышку бюро и начала рыться во всех ящиках и углублениях.

Писчая бумага. Конверты. Перо и чернила. Я так жадно схватила их, будто это был сам Артур, а не средства общения с ним. Затем я пересмотрела связанные стопкой конверты, лежащие в нижнем отделении. Я взяла их в руки, позабыв обо всем на свете. Я с трудом сглотнула, не в силах оторвать взгляда от размашистой надписи на конверте: Адабель Уильямс, Пратер Джанкшен, Техас, США.

От Френка Грешема? У меня внутри все сжалось, когда я бросила взгляд на дверь. Но там никого не было, чтобы недоумевать, почему я читаю письма, не предназначенные мне. Мне нужно знать их содержание. Этот человек вернется, и окажется, что он вдовец с четырьмя детьми и фермой только на его попечении.

Если он вообще вернется.

Возможно, он ранен. Возможно, уже сел на корабль, идущий домой. Мне прочитать первое письмо или последнее? Я развязала стопку писем и позволила им разлечься на столе, как в мелком ручье растекается галька.

Я вытащила один конверт из середины и достала письмо.

Пробежала глазами его содержание. Не очень длинное, просто хорошее письмо. Одно из писем, посвященное благодарностям моей тете за ее заботу, указания детям, но нежности было мало. Письмо такого рода я ожидала бы от своего отца.

Помня о решимости написать Френку, я отодвинула в сторону конверты и достала чистый лист бумаги.

Уважаемый мистер Грешем!

Меня зовут Ребекка Хэндрикс, я племянница Адабель Уильямс. Я сожалею, что именно мне приходится сообщить вам о болезни и безвременной кончине моей тети два дня назад. Незадолго до своей смерти тетя послала за мной, прося о помощи. Я не знала, что она присматривает за вашими детьми, но я пообещала ей, что останусь с ними, по крайней мере до тех пор, пока не будут улажены все формальности. У вас будут для нас какие-либо указания?

Еще раз приношу вам свои извинения за плохие новости. Я понимаю, что вам и самому пришлось несладко с того времени, как вы высадились во Франции.

Искренне ваша,

Я вложила письмо в конверт и скопировала адрес с его письма моей тете. Отложив готовый к отправке конверт, я написала письмо маме, сообщив ей, что останусь с детьми Грешема, пока не получу новостей от их отца. Или от Артура.

Наконец мои руки занялись тем, чем хотели с самого начала, — письмом к Артуру.

Улыбка появилась у меня на устах, как только я представила все письма, которые получу в ближайшие месяцы, — бессвязные любовные послания, которые завоюют мое сердце. Я была уверена. А когда закончится война, мы с Артуром полетим куда-то в неизведанное будущее, будем жить в Далласе, или Нью-Йорке, или, может быть, в Европе. Передо мной мелькали картинки, как в кино, сопровождаемые нежной игрой фортепиано…

Мое перо скрипело по бумаге. Неистовые мольбы, желающие Артуру благополучия. Тяжелые слова о смерти тети Адабель и похоронах. Полные смеха описания детей. Слова обожания, обращенные к возлюбленному.

Приезжай ко мне скорее… Я умоляла вновь и вновь, затем написала свое имя и размашисто подписалась.

К тому времени как я закончила письмо и, подождав, пока высохнут чернила, положила его в конверт, я уже мечтала о том, чтобы пришел сон и увлек меня в свои объятия. Я шла по лестнице, едва переставляя уставшие ноги, говоря себе, что мама скоро напишет, пришлет письмо или телеграмму. Как только она узнает, как сложились обстоятельства, она сразу же приедет на помощь. И как только я смогу убедить ее и Артура, что Господь привел меня в Техас, чтобы ускорить наступление нашего совместного будущего, мы с Артуром начнем новую жизнь, предназначенную нам Всевышним. И жизнь эта начнется в мире, куда большем, чем выбрали для себя мама и тетя Адабель.

Глава 9

На следующее утро, как только солнце выглянуло из-за туч, мы с детьми пошли во двор по мягкой земле. Мы подоили Старого Боба, покормили кур и завели мулов и лошадь в хлев после того, как наполнили их кормушки. Но мы недолго оставались на скотном дворе. День был солнечным, и я решила воспользоваться этим и постирать вещи.

Я заполнила одну оловянную ванну рубашками, штанами, юбками и платьями. Наша одежда плавала в воде, которая постепенно становилась коричневой. Тем временем я закатала рукава старого ситцевого платья, привезенного специально для такой тяжелой работы, которое я достала со дна своего чемодана. На печь я поставила тяжелый чайник и стала разжигать огонь, добавляя газеты, и ту, что читала вчера, пока языки пламени не стали лизать большие поленья. Мы с детьми, сменяя друг друга, заполняли котел водой из цистерны, нося ее ведрами.

Солнце пекло мне шею и плечи, пока я терла одежду о доску, а потом каждую вещь протянула через пресс для отжима белья. Воздух наполнили взрывы смеха. Я распрямилась и посмотрела в бесконечную синеву у меня над головой.

Карантин означал, что Артур не мог больше летать? Или он мог быть в небе в эту самую минуту? В газете я прочитала историю о том, как самолет совершил аварийную посадку прямо у кого-то в саду. Как только пилоты выбрались из машины, семья пригласила их на ужин.

А что, если Артур упадет с неба? Он выживет, получив лишь несколько ссадин и синяков? Над моей головой лениво кружил ястреб, и я помолилась, чтобы крылья Артура летали так же уверенно. И если уж он и совершит аварийную посадку в чьем-то дворе, то пусть это будет мой!

Когда солнце было уже в зените, я вымыла детям ноги, перепачканные в грязи, затем вытерла рукой мокрый лоб. Выстиранная одежда лежала в корзине, ожидая, пока я смогу ее развесить. Я не думала, что можно выполнять тяжелую работу и при этом присматривать за детьми.

— Я думаю, вам всем днем нужно вздремнуть.

В ответ все, кроме Дженни, застонали. Она захлопала в ладоши, наморщила носик, улыбнувшись от уха до уха. Разумеется, она ничего поняла, но тем не менее это помогло справиться с остальными детьми.

Спешно подав ланч из традиционной кукурузной каши с патокой, я сказала себе, что позже необходимо обследовать подвал и приготовить что-то другое. Отправив детей спать, я достала из корзины всю мокрую одежду и развешивала ее до ломоты в плечах, пока все вещи не заколыхались на ветру. Несмотря на усталость, руки и ноги двигались с какой-то нервной энергией, как у лошади перед забегом.