Элиезер Юдковский - Гарри Поттер и методы рационального мышления
Наступила тишина, затем:
– Гарри Поттер? Тот самый Гарри Поттер?! – с восторгом воскликнул Драко. – Мерлин, я всегда хотел встретиться с тобой!
Помощница мадам Малкин, которая примеряла мантию на Драко, поперхнулась, но тут же продолжила работу.
– Заткнись, – сказал Гарри.
– Можно взять у тебя автограф? Нет, лучше сначала сфотографируемся вместе!
– Заткнисьзаткнисьзаткнись.
– Я так рад познакомиться с тобой!
– Сдохни.
– Но ты же Гарри Поттер, знаменитый спаситель волшебного мира, одержавший победу над Тёмным Лордом! Всеобщий герой Гарри Поттер! Я всегда хотел быть похожим на тебя, когда вырасту, чтобы я тоже мог…
Драко осёкся на середине предложения. Его лицо застыло от ужаса.
Высокий светловолосый элегантный мужчина в мантии самого лучшего качества. Его рука сжимает серебряный набалдашник трости, наводящей на мысль о смертельном оружии. Его глаза осмотрели комнату с невозмутимостью палача, для которого убийство – не болезненный и даже не запретный акт, а естественный, как дыхание, процесс. «Совершенство» – вот слово, как нельзя лучше характеризующее появившегося мужчину.
– Драко, – сердито сказал мужчина, растягивая слова. – Что ты только что сказал?!
За долю секунды Гарри придумал план спасения Драко.
– Люциус Малфой! – выдохнул Гарри Поттер. – Тот самый Люциус Малфой?
Одной из помощниц мадам Малкин пришлось отвернуться, чтобы в открытую не прыснуть со смеху.
Холодные глаза убийцы посмотрели на него.
– Гарри Поттер.
– Такая честь встретить вас!
Тёмные глаза расширились от удивления.
– Ваш сын рассказал мне о вас всё! – Гарри быстро продолжал натиск, не сильно заботясь о том, что говорит. – Но, конечно, я всё знал и раньше, ведь все знают о вас, великом Люциусе Малфое! Лучшем представителе факультета Слизерин всех времён. Я хочу попасть в Слизерин, потому что вы там учились, когда были ребёнком…
— О чём вы говорите, мистер Поттер?! – раздался крик снаружи, а через мгновение в магазин ворвалась профессор МакГонагалл.
На её лице застыло выражение такого ужаса, что Гарри открыл было рот, но тут же его захлопнул, не зная, что сказать.
– Профессор МакГонагалл! – воскликнул Драко. – Это действительно вы? Я столько о вас слышал от своего отца. Я хочу попасть в Гриффиндор, потому что…
— Что?! – стоя бок о бок, хором рявкнули Люциус Малфой и профессор МакГонагалл. Они повернулись, чтобы посмотреть друг на друга, а потом отскочили в разные стороны, будто исполняли танец.
Затем Люциус быстро схватил Драко и вытащил его из магазина.
И наступила тишина.
МакГонагалл посмотрела вниз на небольшой бокал вина, который всё ещё держала в руке. Он был сильно наклонён из-за спешки, на дне осталось всего несколько капель.
Профессор прошла вглубь магазина к владелице.
– Мадам Малкин, – тихо сказала МакГонагалл. – Что здесь произошло?
Хозяйка оглянулась, а потом… расхохоталась. Она облокотилась о стену, задыхаясь от смеха. Следом за ней рассмеялись помощницы, одна из которых, истерично хихикая, опустилась на пол.
МакГонагалл медленно повернулась к Гарри:
– Оставила вас на шесть минут. Шесть минут, мистер Поттер. Ровно.
– Я всего лишь пошутил, – возмутился Гарри под новый взрыв смеха.
— Драко Малфой сказал перед своим отцом, что хочет попасть в Гриффиндор! Простой шутки на это бы не хватило! – МакГонагалл замолчала, тяжело дыша. – По-моему, вы неправильно меня расслышали. Я сказала: «Подберите себе одежду», а не «Наложите заклинание Конфундус на весь мир»!
– Драко находился в ситуативном контексте, который объясняет его поведение…
– Нет. Даже не пытайтесь. Не хочу знать, что здесь произошло. Никогда. Есть вещи, относительно которых я должна оставаться в неведении, и это – одна из них. Какой бы демонической силой хаоса вы ни обладали, она заразна. Я не желаю закончить как бедный Драко Малфой, бедная мадам Малкин и две её бедные помощницы.
Гарри вздохнул. Совершенно ясно, что профессор МакГонагалл была не в настроении выслушивать разумные объяснения. Он посмотрел на мадам Малкин, всё ещё тяжело дышавшую от смеха, на двух её помощниц, которые уже обе оказались на полу, и, наконец, на себя, обвитого мерными лентами.
– Моя мантия ещё не совсем готова, – вежливо сказал Гарри. – Может, вам вернуться и выпить ещё что-нибудь?
Глава 6. Ошибка планирования
Бла бла бла отказ от прав, бла бла Роулинг бла бла бла принадлежит.
* * *
У вас был странный день? У меня тем более.
Другие дети, вероятно, дождались бы окончания своего первого визита в Косой переулок.
– Мешочек с элементом 79, – пробормотал Гарри и вытащил из кошеля-скрытня пустую руку.
Большинство детей приобрело бы сначала волшебные палочки.
– Мешочек оканэ, – сказал Гарри. Тяжёлый мешочек с золотом прыгнул в раскрытую ладонь.
Гарри вынул его наружу, потом сунул обратно в кошель. Вытащил руку и вновь засунул её, произнося:
– Мешочек универсального эквивалента стоимости товаров, – на этот раз рука осталась пустой.
У Гарри Поттера уже был один волшебный предмет – зачем ждать чего-то ещё?
– Профессор МакГонагалл, – обратился Гарри к притихшей ведьме, которая шла рядом, – скажите мне два слова на языке, который я не знаю. Пусть одно из них означает «золото», а второе – что-то другое, но не объясняйте, какое из них как переводится.
– Ахава и захав, – ответила МакГонагалл, – это на иврите, другое слово означает «любовь».
– Спасибо, профессор. Мешочек ахава, – ничего не произошло.
– Мешочек захав, – мешочек с золотом очутился в его руке.
– Захав означает золото? – спросил Гарри.
МакГонагалл кивнула.
Гарри обдумал полученные результаты. Это был грубый предварительный эксперимент, но и его было достаточно, чтобы сделать вывод:
— Ааааргх! Что за бессмыслица!
Колдунья снисходительно приподняла бровь:
– Какие-то затруднения, мистер Поттер?
– Я только что опроверг все свои гипотезы! Как может быть, что фраза «мешочек со 115 галлеонами» работает, а «мешочек с 90 плюс 25 галлеонами» – нет? Что, эта вещь умеет считать, а складывать не умеет? Она понимает простые имена существительные, но игнорирует определения, означающие тот же самый предмет? Человек, сделавший этот кошель, скорее всего не знал японский, а я не говорю на иврите, так что кошель не использует знания своего создателя, равно как и мои, – Гарри беспомощно махнул рукой. – Правила использования вроде бы ясны, но как именно они работают? Даже не хочу спрашивать, каким образом какой-то кошель распознаёт голос и естественную речь, учитывая, что лучшие разработчики искусственного интеллекта уже тридцать пять лет не могут научить этому свои суперкомпьютеры, несмотря на все старания, – Гарри сделал паузу, чтобы отдышаться. – Но всё-таки, как, ну как это работает?
– Магия, – пожала плечами профессор МакГонагалл.
– Это всего лишь слово! Я не могу строить на его основе новые предположения! Это всё равно что сказать «флогистон», или «жизненный порыв», или «эмердженция», или «сложность»!
Профессор МакГонагалл засмеялась:
– И всё же это магия, мистер Поттер.
Гарри поник головой:
– Со всем уважением, профессор МакГонагалл, но мне кажется, вы не понимаете, что я пытаюсь сделать.
– Со всем уважением, мистер Поттер, но, скорее всего, не понимаю. Впрочем, извините, есть одна догадка. Возможно, вы хотите овладеть всем миром?
– Нет! То есть, да, то есть, нет!
– Думаю, мне бы стоило встревожиться из-за ваших затруднений с ответом.
Гарри с грустью подумал о Дартмутском семинаре 1956-го года, первой в истории конференции по вопросам искусственного интеллекта. В качестве ключевых вопросов участники выделили: понимание языка, самообучение и самосовершенствование компьютеров. Они абсолютно серьёзно предполагали, что десять ученых смогут достичь существенных результатов по данным вопросам, если будут работать вместе в течение двух месяцев.
Так. Не унывать. Я только приступил к разгадке всех тайн магии. Фактически, ещё неизвестно, слишком ли это сложная задача для двух месяцев.
– И вы действительно ни разу не слышали о волшебниках, которые задавали подобного рода вопросы или проводили подобные научные эксперименты? – снова спросил Гарри. Для него такая попытка казалась совершенно очевидной.
Хотя, с другой стороны, прошло двести лет с момента изобретения научного метода познания, прежде чем маглам-учёным пришла в голову мысль взяться за системное исследование вопроса: какие предложения способен понять четырёхлетний ребёнок. В принципе, психологией развития речи могли бы заниматься ещё в восемнадцатом веке, но до двадцатого об этом никто и не думал. Поэтому вряд ли стоит винить волшебный мир – который гораздо меньше – за то, что они не стали исследовать чары извлечения.
