Пауло Коэльо - Одиннадцать минут
Когда сегодня я относила книги в библиотеку, моя приятельница, которая там работает, спросила, разговариваю ли я со своим партнером о сексе. Мне ужасно хотелось ответить: «С каким еще партнером? О каком еще сексе?», но сдержалась, не за что было ее обижать – она всегда была так добра со мной.
А на самом деле после приезда в Женеву у меня было только два, как она выражается, «партнера»: один всколыхнул всю скверну, таившуюся на самом донышке моей души, и я позволила ему это сделать, более того – умоляла его об этом. А другой – это ты, человек, благодаря которому я вновь стала частью мира. О, если бы можно было научить тебя как, где, сколько времени, с какой силой нужно ласкать меня!.. И я знаю, ты не воспринял бы это как упрек, ты понял бы, что нет иного способа одной душе слиться с другой. Искусство любви – сродни твоей живописи: она тоже требует техники, терпения и, главное, навыка. И еще – отваги: иногда нужно зайти гораздо дальше того рубежа, на котором застревают обычные, скованные условностями люди, воображающие, что «занимаются любовью».
Я замолчала. Что, в самом деле, вещать, как с кафедры?! Но Ральф не стал ни спорить, ни соглашаться со мной. Он закурил третью за последние полчаса сигарету:
– Во-первых, сегодня ты будешь ночевать здесь, – сказал он не просительно, а требовательно. – А во-вторых, мы снова займемся любовью, но на этот раз – не так жадно и безоглядно. В конце концов, если ты хочешь, чтобы я понимал женщин, я хочу, чтобы ты лучше понимала мужчин.
Куда уж лучше?! Сколько через мои руки, через мое тело прошло их – белых, желтых, черных, иудеев и мусульман, католиков и буддистов! Неужели Ральф не знает об этом?
Но мне стало легче оттого, что наш разговор принял такой оборот. Была минута, когда я даже подумала, что Господь простит мне, если я нарушу обет. Но действительность вновь предстала передо мной, чтобы напомнить: мечта должна оставаться неприкосновенной, а я не имею права угодить в ловушку, расставленную судьбой.
– Да-да, чтобы ты лучше понимала мужчин, – повторил Ральф, заметив мой иронический взгляд. – Ты говоришь о природе женской сексуальности, ты хочешь помочь мне свершить плаванье по твоей плоти, ты твердишь, что необходимы терпение и время. Я согласен, но не приходило ли тебе в голову, что мы с тобой устроены по-разному – и разное время требуется тебе и мне? Не попенять ли тебе на Господа Бога, создавшего нас такими?
Когда мы встретились, я попросил, чтобы ты научила меня сексу, потому что желание во мне угасло. Знаешь, почему это произошло? Потому что на протяжении нескольких лет каждое, как принято выражаться, сношение оканчивалось для меня нестерпимым разочарованием, непобедимым унынием – ибо я давно уже понял, что не способен подарить моим возлюбленным то наслаждение, которое дарят мне они.
Мне очень не понравилось это «моим возлюбленным», но я, не подав вида, что задета, закурила.
– Я не решался попросить никого из них: «Открой мне тайны твоей плоти». Но когда мы встретились, я увидел исходящий от тебя свет и подумал: жизнь моя дошла до такой черты, за которой мне уже нечего терять, и я должен быть честен с самим собой и с женщиной, которую хочу видеть рядом.
Сигарета доставляла мне какое-то непривычное удовольствие, а если бы Ральф предложил мне вина, было бы совсем замечательно. Однако он, вероятно, не желал отвлекаться.
– Почему вместо того, что ты делал со мной, мужчины, даже не пытаясь понять, какие ощущения я испытываю, думают только о сексе?
– С чего ты взяла, будто мы думаем только о сексе? Совсем наоборот: годами – годами! – мы пытаемся убедить самих себя, что секс важен для нас. Мы учимся любви у проституток или у девственниц, рассказываем о своих романах каждому, кто согласится слушать, постарев, тщеславимся юными любовницами – и все это лишь для того, чтобы показать другим: да, мы именно те, какими хотят видеть нас женщины.
Но вот что я тебе скажу – ничего подобного! Мы ни черта в этом не смыслим! Мы пребываем в уверенности, что секс и эякуляция – это одно и то же. Мы – необучаемы, потому что стесняемся сказать женщине: посвяти меня в тайны твоего тела. Мы – необучаемы еще и потому, что и женщинам недостает отваги сказать: познай меня. Мы повинуемся простейшему инстинкту выживания – и дело с концом. Тебе это покажется полной нелепостью, но знаешь ли, что для мужчины важнее секса?
«Деньги. Власть», подумала я, но промолчала.
– Спорт. А знаешь ли почему? Потому что мужчине внятен язык, на котором говорит тело другого мужчины. Наблюдая за состязанием, мы видим – вернее, слышим – диалог, который ведут понимающие друг друга тела.
– Это безумие.
– Безумие – может быть. Но не бессмыслица. Замечала ли ты, что чувствовали мужчины, с которыми ты была?
– Замечала. Все они были неуверены в себе. Все испытывали страх.
– Да нет, кое-что похуже страха. Они были уязвимы. Они, как говорят боксеры, «открывались». Они сами толком не понимали, что делают, но от всех, от всех решительно – от друзей, да и от самих женщин – постоянно слышали, как это важно. «Секс, секс, секс» – вот на чем вертится мир, вот на чем зиждется жизнь, вот о чем твердят реклама, фильмы, книги. И никто не знает, о чем идет речь. А знают все – ибо инстинкт сильней нас всех вместе взятых, – что это должно быть сделано. Точка.
Ну, хватит, мелькнуло у меня в голове. Сначала я для самозащиты пыталась читать лекции по сексу, теперь он взялся за то же самое, но чем умнее и ученее звучали наши словеса – а ведь человек так устроен, что всегда старается произвести впечатление на своего ближнего, – тем яснее становилось, что все это – полнейшая чушь, недостойная нашего с ним чувства. Я притянула, привлекла его к себе тем, что – независимо от моих мыслей по поводу самой себя или вне связи с его словами обо мне – жизнь очень многому меня научила. При начале времен все было любовью и полным растворением друг в друге. Но вслед за тем появляется змей и говорит Еве: отданное тобой будет тобой потеряно. Вот так было и со мной – я еще в школе была изгнана из рая и с тех самых пор все ищу способ сказать змею, что он ошибся и что жить – гораздо важнее, чем хранить себя для себя. Но, видно, все же прав был он, а я ошибалась.
Я опустилась на колени, сняв с него мало-по-малу все, что на нем было, и увидела поникший, будто дремлющий член Ральфа. Его самого нисколько не смущало это обстоятельство, и я принялась целовать его ноги, начиная со ступней. Член стал медленно оживать, и я прикоснулась к нему сперва пальцами, потом губами и языком, и – не торопясь, чтобы Ральф не расценил это как «ну, давай же, просыпайся» – стала целовать его с нежностью, от которой ничего не ожидала и которая оказалась в результате решающей. Ральф, постепенно возбуждаясь, дотронулся до моих сосков, приласкав их кончиками пальцев, как в ту кромешной темноты ночь, и от этого меня охватило желание, чтобы он овладел мною так, как ему захочется: и лоно, и рот, и груди были готовы принять его.
Не снимая с меня жакета, он повернул меня спиной к себе, перегнул над столом и медленно вошел – на этот раз не было неистового и жадного напора, как не было и страха меня потерять – ибо и сам в глубине души понял, что все это сон, сном пребудет и явью никогда не станет.
Я одновременно почувствовала в себе его член – и его руки, которые ласкали мои груди и ягодицы так, как это умеет делать только женщина. Тогда я поняла – мы созданы друг для друга: он способен перевоплощаться в женщину, а я – в мужчину, как было, когда мы разговаривали или начинали путь навстречу друг другу. Путь двух заблудших, неприкаянных душ, двух частиц, без которых вселенная была бы неполной.
И по мере того, как он проникал в меня, не переставая ласкать, я все яснее сознавала – он делает это не только для меня, но и для всего мироздания. У нас было время, была взаимная нежность, было понимание друг друга. Да, прекрасно было, когда я, желая всего лишь попрощаться, возникла в дверях его дома, с двумя чемоданами в руках, а он, можно сказать, набросился на меня, швырнул на пол и овладел с яростью, порожденной страхом. Но несравненно прекрасней было знать, что эта ночь не кончится никогда и что, когда здесь, на кухонном столе, настигнет меня оргазм, он будет не завершением, а началом нашего свидания.
Он вдруг остановился, но пальцы задвигались быстрее, и я испытала один за другим три оргазма. Острота наслаждения граничила с болью, так что в какое-то мгновение мне хотелось даже оттолкнуть Ральфа, высвободиться, но я сдержалась и не дрогнула: я была готова принять и пережить еще оргазм, еще два, или еще...
...и тут внезапно какое-то подобие света вспыхнуло во мне. Я была уже не я, не прежняя Мария, а существо, стоящее бесконечно выше всего известного мне. Когда его рука повела меня к четвертому оргазму, я вступила в те края, где царил безмятежный покой, а на пятом – мне открылся Бог. В этот миг Ральф снова задвигался во мне, но и пальцы его не замерли, и тогда с криком «Боже!» я оказалась неведомо где – не знаю, в аду ли, в раю.
