Мэтью Арлидж - Вышел месяц из тумана…

– Пожалуйста, Ханна! У меня жена и две дочери. Ты же знаешь их, вы встречались. Прошу тебя, не причиняй им такого горя.

– У нас нет выбора, Сэнди.

– Почему же? Выбор есть всегда.

– Умереть с голоду? Ты этого хочешь?

– Может, нам удастся отсюда выбраться. Выломать дверь…

– Ради бога, Сэнди, и так хреново, а ты тут… Нет никакого выхода. Отсюда нельзя сбежать, разве ты еще не понял? Остается одно…

Сэнди заплакал навзрыд, но Микери не испытывала к нему ни сочувствия, ни жалости. Вытяни Сэнди счастливый жребий, она бы уже превратилась в бездыханный труп. Как он вообще смеет просить о пощаде, сам ни за что никого не пощадивший бы, с внезапной ненавистью подумала она. Он попытался за нее ухватиться, но она его оттолкнула. Он споткнулся и упал, всем телом рухнув на грязный металлический пол.

– Умоляю тебя, Ханна, пожалуйста, не надо…

Но Микери уже подняла револьвер. Раньше она никогда не стреляла. Ей бы и в голову не пришло, что она может причинить кому-то боль. Но сейчас, приготовившись казнить человека, которого когда-то называла другом, она была холодна и спокойна.

– Прости, Сэнди.

Она спустила курок.

Щелчок.

Пустое гнездо. Вот дерьмо. Сэнди, мгновением ранее вскинувший руки в тщетной попытке защитить себя от смертельной пули, перестал извиваться и вскочил на ноги.

Щелчок. Еще щелчок.

Еще две пустые ячейки – должно быть, механизм сбился. Сэнди бросился в атаку.

Щелчок. Щелчок.

Он врезался в нее, выбив из руки револьвер. Микери отлетела назад и больно ударилась головой об пол. Когда она подняла глаза, то увидела Сэнди, стоящего над ней с оружием в руке. Но лицо его выражало не ненависть, а удивление.

– Не заряжен. Вообще, на хрен, без патронов. – Сэнди бросил ей револьвер.

Что он сказал? Ее мозг не успевал переваривать информацию. Да, так и есть. Все ячейки барабана пусты. Им оставили незаряженную пушку.

Слева раздался грохот, заставивший Микери вздрогнуть. Оказалось, это Сэнди повалился на пол. Он хохотал. Заливался безумным смехом, отчего на глазах выступили слезы. Спасительное безумие… Но кто же та сволочь, что сыграла над ними эту злобную шутку? От отчаяния Микери завыла. Звуки, вырывавшиеся из ее груди, леденили кровь. Все напрасно. Эта гадина одурачила их, заставила забыть о человеческом достоинстве и вдобавок лишила ее, Ханну, заслуженного триумфа. Даже в самой жестокой игре должны быть правила. Ей выпало жить. Она хотела жить.

Микери упала на колени, чувствуя, как уходят последние силы. Она была разбита, сломлена. Отвратительный глумливый смех Сэнди звучал в ушах похоронным звоном.

На следующее утро, когда Чарли пришла на работу, Хелен уже была на месте. Чарли ощутила легкое недовольство – покомандовать дали всего денек, – но, уловив гул возбужденных голосов, тут же выбросила из головы все посторонние мысли. Что-то явно случилось.

Новостей было две, хорошая и плохая. Они нашли «Мартину» – клиника гендерной медицины в Эссексе подтвердила, что в указанные ими сроки у них был пациент, которому делали операцию по перемене пола. Зато потеряли Ханну Микери. Не только ее, но и работавшего с ней адвоката Сэнди Мортена. Оба буквально испарились без следа.

– Почему мне не доложили? – сердито спросила Хелен.

– Так мы же сами не знали, – ответила Чарли.

Действительно, если заявление об исчезновении Мортена они получили пару дней назад, то об исчезновении Микери никаких сигналов не поступало. Проверка электронной почты Мортена позволила установить, что он организовал трехстороннюю встречу Микери и женщины по имени Кэтрин Констебль. Она представилась журналисткой из «Санди сан». Хватило одного звонка в газету, чтобы выяснить, что никакой Кэтрин Констебль они не знают.

– Констебль? Она над нами издевается!

Хелен кипела от злости. На себя и на весь свет. Поглощенная поиском предателя и перекрытием канала утечки информации, она совершенно забыла о Микери. Если бы они оставили ее под наблюдением, то, возможно, столкнулись бы с убийцей.

Она отправила Чарли с помощниками к дому Мортена. Именно там «Кэтрин» встречалась с Микери и Сэнди. Не исключено, что группе удастся обнаружить хоть какую-нибудь улику или найти свидетеля. Сама Хелен помчалась на восток – в Эссекс.

Как же хорошо снова взять след. Как здорово вырваться из четырех стен. Ей было о чем подумать. Эшуорта она от греха подальше заперла у себя дома, заставив подписать данные показания. После встречи с ним она кое-что проверила. С самого начала приняв на веру алиби Уиттакера, она горько корила себя за небрежность: при ближайшем рассмотрении обнаружилось, что оно не выдерживает никакой критики. Погодные условия в тот день были вполне благоприятными, и многие прогулочные суда вышли в море. Многие, но не все. В числе тех, что остались на приколе, оказался и «Зеленый перец» – 26-футовая яхта Уиттакера, предмет его заботы и внимания.

Итак, Уиттакер ей солгал. Эшуорт заявил, что видел его на месте преступления. Более того: он обвинил шефа полиции в запугивании и принуждении к сокрытию важной информации. Значит, все это время Уиттакер защищал себя. И на Эмилию Гараниту, которой удалось пронюхать про то, что убийства носят серийный характер, он набросился не потому, что хотел прикрыть Хелен и ее группу, а потому, что спасал собственную шкуру.

Ситуация складывалась взрывоопасная, и от Хелен требовалась особая осторожность. Сейчас на кону стоял не только успех расследования конкретного дела, но и вся ее карьера.

«Портерхаус-клиник» в Лоутоне оказалась высококлассным учреждением: сияющий чистотой вестибюль, вежливый персонал… У человека, попавшего сюда впервые, наверняка складывалось впечатление, что здесь и в самом деле «стены лечат». Специалисты клиники проводили хирургические операции разного профиля, но специализировались на решении проблем, связанных с нарушением гендерной идентичности. Если терапия оказывалась бессильной – а так случалось в девяти случаях из десяти, – то пациенту предлагали операцию по смене пола. Руководимая Хелен группа разослала запросы о Мартине по многим клиникам. Беда в том, что они не знали, когда точно будущая «Мартина» подверглась операции. По их прикидкам, это было от трех до пяти лет назад, что существенно расширяло круг кандидатов. Впрочем, достаточно скоро выяснилось, что хирургическая коррекция пола – явление нечастое. Кроме того, в распоряжении полиции имелись точные данные о весе, росте, цвете глаз и группе крови разыскиваемого, так что кое-какие шансы оставались. Тем не менее, входя в кабинет главврача клиники, Хелен заметно нервничала. Слишком многое зависело от предстоящего разговора.

Главврач – привлекательный мужчина с волосатыми руками – первым делом потребовал обещаний не разглашать название клиники: как он выразился, «в одном контексте с убийством этой проститутки». Все же Хелен удалось убедить его поделиться информацией, даже если пришлось мягко напомнить, что, расследуя дела об убийстве, полиция имеет много способов принудить гражданина к сотрудничеству.

– Думаю, я смогу вам помочь, – сказал он, снимая с полки папку. – Пять лет назад к нам обратился молодой человек. Его состояние, как физическое, так и моральное, мы оценили как неблагополучное. Он настаивал на смене пола. Мы посоветовали ему пройти консультацию у психолога, но он твердо стоял на своем. Все, что нам удалось, это отговорить его от некоторых дополнительных процедур, но не от всех. Помимо смены пола, он подвергся операции по увеличению ягодиц. Мы также поработали с его лицом.

– В чем именно заключалась эта работа?

– Изменение формы скул, увеличение губ, выравнивание линии носа, корректировка кожной пигментации…

– Во сколько это ему обошлось?

– В приличную сумму.

– Как вы полагаете, зачем ему понадобилось столь радикально менять внешность?

– Мы тоже задавали ему этот вопрос. У нас принято обсуждать каждую процедуру, чтобы установить, насколько она необходима. Но он не пожелал распространяться на эту тему. А заставить его мы не могли.

Хелен поняла, что больше ей из главврача не выжать, и решила переходить к главному. Она жестом указала на личное дело.

– Я могу взглянуть?

Он протянул ей папку. Хелен прочитала имя и почувствовала дурноту. Фотография молодого, полного жизни и надежд парня подтвердила ее худшие опасения.

И эта ниточка привела к ней. Как и все предыдущие.

Она умерла. Должна была умереть. Кислорода здесь не хватило бы и мухе, не говоря уж о человеке. Жизнь понемногу вытекала из нее, и она с трудом сознавала, что происходит вокруг. Со всех сторон ее окружала непроглядная тьма. Было невыносимо жарко. И нечем дышать. И все-таки Ханна понимала, что еще жива. Смерть, желанная смерть стала бы избавлением от медленной пытки, от бесконечной муки, в которую превратилось ее существование. В нем не осталось ничего человеческого – только животная боль и страдание. Когда она в последний раз слышала Сэнди? Ханна уже не помнила. Боже милостивый, какой же здесь будет смрад, если он умер… Разлагающиеся экскременты – это одно, а гниющий труп… Останься у нее в теле хоть немного влаги, она бы сейчас заплакала. Но плакать давно было нечем. Она просто лежала, молча призывая смерть.