Ханна Кент - Вкус дыма
И вдруг я почувствовала во сне, как земля уходит из-под ног. Руку мою выдернуло из пальцев юноши, и я рухнула в пропасть. Помню, как, падая во тьму, я подняла взгляд и увидела, что земля смыкается над моей головой, отсекая свет и лицо человека, которого я встретила во сне. Я канула в толщу земли, оказалась погребена в тишине, и это было невыносимо… а потом я проснулась.
У Тоути пересохло во рту.
– И тот человек был я? – спросил он.
Агнес кивнула. В глазах ее стояли слезы.
– Увидев вас тогда в Гёйнгюскёрде, я очень испугалась. Я узнала юношу, которого встретила во сне, поняла, что между нами существует некая связь, и это меня не на шутку обеспокоило. – Агнес вытерла нос рукавом. – После того как мы расстались, я узнала ваше имя. Узнала, что вы собираетесь стать священником, как ваш отец, что едете на юг, учиться в тамошней школе, – и тогда поняла, что мой сон был вещим и что мы когда-нибудь встретимся в третий раз. Даже Натан верил, что все в этой жизни происходит трижды.
– Но ведь ты не упала в пропасть, и вокруг не темно, – заметил Тоути.
– Пока еще не темно, – тихо отозвалась Агнес и судорожно сглотнула. – Да это и не важно. Не темнота испугала меня тогда, во сне. Тишина.
Тоути задумался.
– На свете – и на этом, и на том – есть много такого, что нам не дано постичь. Однако же если мы чего-то не понимаем, это вовсе не значит, что непонятного надо страшиться. В жизни, Агнес, так мало того, что известно нам наверняка… и да, это действительно страшно. Я солгал бы, утверждая, что не страшусь неизвестности. Но, Агнес, ведь с нами Господь и, что куда важнее, Его любовь, и Он спасает нас от страха.
– А вот я ничего подобного не чувствую.
Тоути шагнул к ней и осторожно взял за руку.
– Доверься мне, Агнес. Я здесь, с тобой, так же как в твоем сне. И твоя рука в моей, – добавил он.
С этими словами Тоути слегка сжал ее тонкие пальцы. Он вдыхал ее запах, сладкий запах свежей пахты с кисловатым привкусом… кожи Агнес? Воздуха молочни? Тоути поборол внезапное искушение поднести ее пальцы ко рту и ощутить их вкус.
Агнес, не подозревая об этом, улыбнулась и свободной рукой похлопала его по колену.
– Когда-нибудь из вас выйдет замечательный священник, – сказала она. – Я в этом уверена.
Тоути погладил тыльную сторону ее ладони.
– Знаешь, – сказал он, чувствуя себя почти заговорщиком, – а Блёндаль не хочет, чтобы я посещал тебя.
– Ну еще бы.
– Когда я сегодня встречался с ним, я всерьез опасался, что он запретит мне видеться с тобой.
– Ну и как – запретил?
Тоути покачал головой.
– Он сказал, что я должен проповедовать тебе.
Агнес мягко высвободила руку, и Тоути неохотно позволил ей это сделать. И смотрел, как она снова принялась за вязанье.
– Может быть, расскажешь мне о Натане? – спросил он, чувствуя смутную досаду.
Агнес мельком глянула на гостей.
– Как думаете, не нужно ли принести им еще еды?
– Маргрьет позвала бы тебя, если бы это понадобилось. – Тоути украдкой вытер о брюки вспотевшие ладони. – Ну же, Агнес, рассказывай. Блёндаля здесь нет.
– И слава богу. – Агнес сделала глубокий вдох. – Что же вы хотите от меня услышать? Вы уже знаете, что я работала у Натана. Вы явно наслышались о нем всякого от других людей. Что еще вам хочется узнать?
– Когда ты с ним познакомилась?
– Я впервые увидела Натана Кетильссона, когда работала в Гейтаскарде.
– Где это?
– В Лангидалюре. Это был шестой по счету хутор с тех пор, как я стала наниматься. Хозяин его звался Ворм Бек. Он хорошо относился ко мне. До того я работала в Фаннлаугастадире, на востоке, потом в Бюрфедле. Именно тогда мы с вами и повстречались, преподобный, – я направлялась в Бюрфедль, а вы помогли мне переправиться через реку. Я отправилась туда, потому что узнала, что там служит Магнус Магнуссон, человек, который считался моим отцом, и надеялась, что смогу пожить при нем.
В Бюрфедле я надолго не задержалась. Магнус был добр, но, когда я напомнила, что зовусь Магнусдоттир в его честь, он разъярился и стал кричать, что моя мать опозорила его доброе имя и что вечно ему от женщин одни неприятности. После этого мне уже и не хотелось там оставаться. Магнус выделил мне кровать и разрешил жить со всеми прочими слугами, но время от времени я замечала, что он как-то странно смотрит на меня, и понимала: это потому, что он видит во мне сходство с матерью. Когда я собралась уходить, он дал мне денег. Впервые в жизни я держала в руках деньги.
Я решила отправиться в Гейтаскард. Я покинула хутор рано поутру, на своих двоих, и шла вдоль мутной Бланды вниз по течению, когда заметила группу людей, спускавшихся с восточного перевала. Они нагнали меня и моих спутников – тоже слуг по большей части, мы назвались друг другу, и подумать только – одним из этих людей оказался не кто иной, как мой маленький братик, только теперь совсем уже взрослый! Мы даже не узнали друг друга. Йоуас был потрясен. Он сжимал мою руку и называл меня сестренкой, а его спутники стали насмехаться над ним, когда заметили слезы в его глазах. Я тоже была рада встретиться с Йоуасом, однако заметила, что от него пахнет спиртным и одет он неряшливо. Он назвался слугой, но рекомендательного письма при нем не оказалось, и держался он беспокойно – так ведут себя бродяги, которых хватает в этих местах. Что-то мне подсказывало, что дела у брата не ахти, и сердце мое при мысли об этом защемило. В то утро мы болтали без умолку до самого Гейтаскарда, и я узнала, что детство Йоуаса выдалось таким же безрадостным, как мое собственное. Мама бросила его вскоре после того, как спихнула меня в Корнсау, и он рассказал, что его перебрасывали с одного хутора на другой, точно раскаленный уголек. Где сейчас пребывает Ингвельдур, Йоуас не знал; по мне, сказал он, так хоть в аду. Словом, оба мы были нищие, но только дела у Йоуаса оказались гораздо хуже. Он не умел ни читать, ни писать, а когда я предложила научить его грамоте, он разозлился и велел мне не задирать нос.
Йоуас и его спутники – чумазая орава, ни единого умытого лица – сообщили мне, что направляются в Гейтаскард узнать, не найдется ли для них временной работы, хозяйство-то там большое. В отличие от меня Йоуас не условился заранее о найме, однако я поручилась за него перед Вормом, и брата также приняли на работу. То были почти счастливые дни – во-первых, рядом со мной находился брат, хоть мы едва знали друг друга, а во-вторых, нам довелось работать в хорошем месте. В Гейтаскарде всегда было вдоволь еды – не то что в Гвюдрунарстадире, Габле или даже Гилсстадире. На тех хуторах случались времена, когда мне поневоле приходилось скармливать ребятишкам сальные свечи, а самой перебиваться клочками вареной кожи. К тому же и слуги в Гейтаскарде никогда не позволяли себе лишнего. Легко быть добродетельным, когда вокруг полно коров и коней, травы и масла, да еще вдоволь кормят мясом. Я сблизилась с одной из местных служанок, Марией Йоунсдоттир. Друзей у меня всегда было раз и обчелся, но Мария оказалась, подобно мне, приходской сиротой, и, наверное, это помогло нам в некотором роде найти общий язык.
Йоуасу как будто нравилось в Гейтаскарде, и я втайне этому радовалась. Вот только его приятелей я терпеть не могла. Шайка была та еще – пустоглазые, никчемные люди в грязных штанах, и гниды в волосах. Йоуас расчесал себе голову до крови. От нескольких этих типов Ворм избавился в первую же неделю – застиг их спящими за коровником, – да и все прочие тоже долго не продержались. Может, Йоуас все-таки был лучше своих сотоварищей, или на него благотворно подействовало мое соседство – не знаю, но он позволил мне отмыть его дочиста и вычесать гнид, а к тому же трудился не покладая рук. По вечерам, когда выпадало свободное время, мы разговаривали. Йоуас рассказал, что много слышал обо мне, что расспрашивал людей в округе и узнал, что я отправилась в Гвюдрунастадир. Он прибавил, что искал меня там, но так уж вышло, что я покинула хутор как раз перед тем, как Йоуас туда прибыл. Я не подала виду, но потом всласть поплакала, представляя, как брат разыскивал меня. А еще у него был ребенок. Крохотная девочка, дочка от служанки. Вот только Йоуас рассказал мне, что малышка родилась мертвой, а ее мать его в грош не ставила. Я поведала ему о Хельге, нашей бедной покойной сестренке, и Йоуас сказал, что был на ее похоронах и что Йоунас, хозяин хутора и отец Хельги, дал ему немного денег в возмещение того, что Йоуаса бросила распутная баба. Йоуас все твердил, что наша мама была сущей дрянью, и пускай, мол, она горит себе в аду, если смогла оставить двоих детей на милость прихода, которая и не милость вовсе, и наговорил о ней еще много других гадостей. Он говорил о маме в точности как Магнус, и как-то вечером мы долго пререкались об этом, а когда поутру я проснулась, Йоуаса нигде не могли найти. Он прихватил с собой деньги, которые дал мне Магнус. С тех пор я его больше не видела.
