Лаура Тонян - Плохие парни по ваши души
ПЯТНАДЦАТАЯ ГЛАВА
Анна
Когда мама нервничает, она начинает заниматься уборкой, доводя все до блеска с маниакальной одержимостью. Таким способом она пытается абстрагироваться от внешнего мира и побыть наедине со своим внутренним «я».
Вот как сейчас.
Прошел час, может, два после того, как я отправила Эйдена домой, перед этим взяв с него клятву, что он не расскажет о произошедшем в моем доме ни одной живой и мертвой душе. Эйден выглядел болезненно бледным, но он пообещал. Интуиция подсказывает мне, что сейчас парень заливает в себя высокоградусное, крепко успокоительное в каком-нибудь баре.
Я сижу в гостиной и с тревогой наблюдаю, как мама оттирает несуществующее пятнышко с полки книжного стеллажа пятую минуту.
— Давай поговорим, — со вздохом начинаю я.
Сколько можно молчать? Пусть уже выговорится, накричит и отчитает меня, и все станет как раньше.
Она молчит, сердито глядя вниз, но больше не водит тряпкой по гладкой деревянной поверхности.
— Так и будешь игнорировать меня дальше? — я кривлюсь в гримасе.
Мама издает фыркающий звук и идет на кухню.
— Боже, — я закатываю глаза, поднимаюсь с дивана и нагоняю ее под невысокой аркой. — Хватит дуться.
— Ты — несносная девчонка! — она резко останавливается и оборачивается ко мне с сурово-возмущенным выражением лица. — Это кажется тебе веселым? То, что ты путаешься с демонами?!
— Эйден не опасен, — я опираюсь плечом о стену и скрещиваю руки на груди.
— Он — зло.
— Да ты вспомни его лица! — я усмехаюсь. — Эйден был чертовски напуган, когда ты швырнула его в стену. И вообще, — я добавляю своему тону серьезности, — кто учил меня быть вежливой с гостями?
Мама недовольно шипит ругательства сквозь стиснутые зубы и отходит от меня.
— Кажется, я и была вежлива. Пусть поблагодарит, что не убила его.
— Ты сама Доброта, — ворчу. — И я еще удивляюсь, что у тебя нет друзей?
— Если бы твоя бабушка была сейчас жива, она прочистила бы тебе мозги.
Я пожимаю плечами.
— Но она мертва.
Мама бросает на меня гневный взгляд. Ей не нравится, когда я напоминаю ей, что ее матери больше нет в живых. Мы с бабушкой ладили, конечно, просто мама держится за прошлое. И мне кажется, так будет всегда.
— Как насчет того, чтобы помочь мне с уборкой, Анна? — с недовольством подмечает она и проходит мимо меня, чтобы вернуться в гостиную. Я замечаю краем глаза, как она принимается протирать журнальный стол, хотя именно с него начинала уборку.
— Он чистый, — говорю я, не желая больше злить ее.
Дело же не в поддержании чистоты, в чем я не очень сильна. Дело в том, что она хочет контролировать мой круг общения, а я этого никогда не позволю. Я люблю маму, и она единственный человек в моей жизни, ради которого я была бы готова пожертвовать абсолютно всем.
Но мои друзья не должны ее касаться.
Мы с Эйденом стали хорошими приятелями. И, несмотря на проблемы — неотъемлемую составляющую нашего существования — я не хочу портить отношения между нами. Возможно, однажды мы станем отличными друзьями.
Мои мысли переносятся к Джейн, и я ловлю себя на мысли, что хочу проведать ее, узнать, как она справляется со стрессом после аварии. Я, правда, беспокоюсь, и это неудивительно.
Черт!
Внезапно лестница перед глазами начинает плыть. Кажется, что она так близко, хотя я знаю, что мне нужно пройти к ней несколько шагов. Всего пару шагов… Я протягиваю руку, чтобы положить ее на перила для поддержки, но вместо этого падаю. И понимаю, что мне стало плохо, только когда мама подлетает с расспросами.
— Анна, детка! — ее побелевшее, вытянувшееся от шока лицо троится в моих глазах, и я открываю рот, чтобы сказать, что все в порядке, но вместо слов с онемевших губ слетает хриплый, протяжный стон.
Мама помогает мне принять сидячее положение. Ее ледяная рука покоится на моей спине, поддерживая ватное тело.
— Я… сейчас буду в порядке, — говорить в полный голос не получается, поэтому я шепчу.
— Что с тобой происходит? Это впервые?
Нет. Такое уже случалось. Несколько раз.
Только вместе этого я киваю в подтверждение ее последнего вопроса.
Я прислоняюсь спиной к стене, которую мама совсем недавно выкрасила в яркий цвет.
— Нет, ты темнишь, — вглядываясь в мое лицо, убежденно произносит она. — Я это определенно могу почувствовать.
Ее руки сползают к моим плечам, она крепко хватается за них, но удерживается от того, чтобы встряхнуть меня. Но я вижу, как сильно ей хочется сделать это.
— Что с тобой, Анна? Господи, — мама громко ахает. — Боже мой… Что ты натворила?!
Ее глаза выдают неподдельное беспокойство. Они бегают в растерянности, хватка ослабевает, но это делает ситуацию хуже. Мама боится.
Дерьмо-о.
— Не считывай мои воспоминания, — я морщусь от головокружительной слабости. — Ты вторгаешься в мои мысли… прекрати…
Я запускаю пальцы в волосы и сгибаюсь пополам, чувствуя, как тошнота подступает к горлу.
— Я перестану делать это, если ты мне все расскажешь, — предупреждает мама.
Ее терпение на пределе.
Каким-то образом мне удается поднять глаза на нее.
— Ладно. Хорошо. Я скажу. Только… пожалуйста, уйди из моей головы.
Тошнота отступает и чувство, будто в голове мне пытаются просверлить одновременно несколько тысяч дырок, притупляется, вскоре исчезая полностью.
— Ты ведь знаешь, что дочка мэра попала в автокатастрофу?
Мама коротко кивает.
— Она должна была умереть, — я затаиваю дыхание. — Но я предотвратила это. И что-то пошло не так.
Первые несколько секунд мама ничего не говорит в ответ. Поначалу я решаю, что она не расслышала, но когда открываю рот, чтобы повторить сказанное ранее, меня перебивает ее шокированный возглас:
— ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА?!
— Ой, да боже, — я отталкиваюсь от стены и плетусь к дивану. Мне нужно прилечь. Я сделала благое дело. Почему ты кричишь?
— Ты действительно не понимаешь, Анна?! — я вздрагиваю, когда слышу в дрожащем, повысившемся на целую октаву голосе слезы.
Я сажусь на диван и облегченно вздыхаю, желая только, чтобы это чувство ушло поскорее. Как будто мое тело мне не принадлежит. Как же паршиво!
— Ты просто… ты все испортила! — с беззащитностью восклицает она, подходя ближе. Мама прикладывает одну ладонь ко рту, глядя в пустоту. Боже мой, что мы будем делать теперь… с этим?
Она словно общается сама с собой, полностью погрузившись в свои панические размышления. Но это не на шутку пугает меня.
— С чем? — я говорю громче положенного, потому что становится действительно страшно.
— С этим! — с такой же интонацией отвечает она, взглянув на меня со злостью. — С этим, Анна!
— Да. Теперь все предельно ясно.
— Ты не должна была лезть в это. Кто вообще дал тебе право вмешиваться в чужую судьбу и что-то менять? Ты осознаешь последствия своего, без малейшего преувеличения, идиотского поступка? Помимо нарушения баланса между жизнью и смертью ты повлекла крупные неприятности на наш город.
— Причем здесь Дайморт-Бич?
— Притом, — ее голос становится пронзительно холодным, — что в пределах этого города запрещено использовать черную магию. Но ты прибегла к ней, чтобы спасти Джейн Мортис.
Я выжидаю долгую паузу, переваривая то, что она сказала.
— Я не знала, что заклинание, которое использовала, было из разряда черной магии…
— Вот поэтому, — мама резко поднимает указательный палец вверх, прикрикивая, — я безустанно говорю тебе стать ответственнее. Наша сила — не шутка. Но она с легкостью обратится в орудие убийства и масштабные беды в неумелых руках. Ты должна была посоветоваться со мной прежде, чем геройствовать.
Я пожимаю губы, но не выдаю своего виноватого вида.
— Темные силы, заключенные в столь опасные ритуалы, влекут разрушительные последствия, — тон ее голоса становится ровным, но мама по-прежнему не смотрит на меня, размеряя гостиную большими резкими шагами. — Они уничтожают защиту, которую наш город столетиями поддерживают ценой собственных жизней!
Опустив глаза, пытаюсь размышлять рационально, пока мама продолжает говорить и говорить, какую ошибку я совершила. Да-да. Я уже прекрасно поняла, как серьезно оплошала. Нужно собраться. Если я стала причиной разрушения хреновой защиты, тогда хреновы мои дела.
Я вновь вздыхаю, но в этот раз от накатывающего раздражения.
— Пожалуйста, перестань кричать! — прошу я громко, чтобы мама услышала меня. — Я все понимаю!
Мама останавливает свое словесное недержание, внимательно вглядываясь в мое лицо. Она издает странный смешок, прижав руку к груди.
— Что, прости? — она издевательски посмеивается над моими словами. — Понимаешь? ты понимаешь?! — приближается ко мне. — Ты ни черта не понимаешь, Анна! Потому что, будь в твоей голове хоть капля разумности и понимания, ты бы сейчас не смотрела на меня, как на ненормальную.
