Эллен Фьестад - Вместе мы удержим небо
Лука протянула врачу визитную карточку специалиста, у которого они наблюдались после трансплантации в Норвегии. Он работал в частной клинике. Луке не оставалось ничего другого. Пусть он решает, что можно, а что нельзя рассказать. Но она заставит его явиться сюда сейчас. Он единственный знает их историю. Единственный, кто, возможно, сможет что-нибудь сделать. Через двадцать минут он пронесся мимо нее по коридору, коротко кивнул Луке, нервно огляделся и исчез в палате, куда отвезли Гарда. Там все еще оставались три других врача. Потом из операционной долго никто не выходил. Часа два, наверное. Луке были слышны громкие голоса. Громкие голоса людей, которые не могут прийти к согласию.
Когда врач наконец вышел, он положил ладонь на плечо Луке. И она все поняла. Поняла по тому, как крепко он сжал ее плечо. Он увел ее в маленькую комнатку в самом конце коридора. Указал жестом на диван, она села. Он сел на стул прямо перед ней.
– Лука.
Ей не понравилось, что он назвал ее по имени.
– Это будет тяжело услышать.
– Я хочу знать правду, – сказала Лука.
Когда Лука впилась в него взглядом, врач даже отпрянул, вжавшись в спинку стула.
– Я понимаю. Конечно, ты хочешь знать, что произошло.
Он помолчал немного. Потом, как бы решившись, продолжил:
– Если быть честным до конца, я и сам не понимаю, как это могло случиться. Ведь и твой, и его организмы так хорошо справились с операцией. Мы не смогли найти никакой явной причины того, почему это должно было случиться именно сейчас.
Он замолчал. Взгляд его забегал по стене позади нее.
– Ну так что?
Врач совсем затих.
– Говорите же, – настаивала она. – Я хочу знать все.
Лука пыталась поймать его взгляд.
– Ну хорошо.
Прежде чем снова решиться продолжить рассказ, он поднял глаза к потолку.
– Я никогда не слышал, чтобы донорское сердце так себя повело. Что-то должно было произойти с ним в последние сутки. Что-то, чего оно не выдержало. Но это же… твое сердце. Должно было случиться что-то, чего не выдержало твое сердце.
Он поцарапал штанину брюк ногтем указательного пальца, покрытого заусенцами.
– Под конец это сердце не смогло прогонять достаточно крови по его телу. Пришлось сделать надрез, вскрыть грудную клетку. Чтобы подключить механическое сердце. Когда вскрыли грудную полость…
Он поднялся и отошел к окну, повернувшись к Луке спиной.
– Когда вскрыли грудную полость, то увидели, что сердце совершенно почернело. И оно уменьшилось в размерах, оно не заполняло больше сердечную сумку целиком. Я видел это своими глазами, вот только что. Там, у него в груди, пряталось сморщенное, отвердевшее и почерневшее сердце. Мы не имеем ни малейшего представления, почему так случилось. Это необъяснимый случай необратимой сердечной недостаточности.
Она смотрела вниз, на свои руки. Они неподвижно лежали у нее на коленях.
– Я знаю, – прошептала она. – Я знаю почему.
Твои похороны были такими красивыми, Гард. Но ты это знаешь, разумеется. Как это было странно – стоять возле открытой могилы, пожимать руку всем этим людям, которые произносили слова, не соизмеримые с тем, что произошло. Слова, место которым на машинописных открытках с изображением креста.
Я встречаюсь взглядом со своим отражением в окне. Теперь-то я вижу это. Я наконец вижу то, что чувствовала всю неделю с тех пор, как тебя не стало. Я не одна. Я знаю, что ты здесь. Внутри меня. Я чувствовала это все время. И чувствую еще сильнее теперь, когда тебя нет, чем тогда, после операции.
Синий металлический отблеск освещает мои черные глаза. Но в этом нет твоей вины, Гард. Это ведь я шагнула на дорогу. С наушниками на голове.
Я вижу облака, уплывающие за горизонт. Небо, чистое и надежное. Оно никогда не упадет. Мы сумели сделать то, о чем мечтали. И мы продолжаем делать это.
Держим небо.
