Фредрик Бакман - Вторая жизнь Уве

– А куда Уве подевался? – спохватывается Парване.

– Наверно, в туалет пошел, – бормочет старшая.

– Клёун! – Младшенькая радостно показывает на картинку.

– Подумать только, у них тут даже туалет п-л-а-т-н-ы-й! – восклицает Уве за спиной у Парване.

Парване разворачивается к нему, нервно смотрит:

– А, вот он ты, тебе денег дать?

– Денег? На что мне деньги? – обиженно спрашивает Уве.

– В туалет сходить.

– Да мне не надо в туалет.

– Ты ведь сам сказал… – начинает она, но осекается, лишь покачав головой: – Все, ладно, проехали… Сколько ты заплатил за стоянку? – меняет она тему.

– За десять минут.

Она стонет:

– Как же так? Ты же знаешь, что мы дольше тут пробудем.

– Если пробудем – через десять минут выйду и доплачу, – невозмутимо отвечает Уве.

– А чего сразу за все не заплатить? – удивляется она, однако тотчас жалеет, что спросила.

– Да им только того и надо! Перебьются – а вдруг я заплачу лишнее, вдруг мы столько не простоим, ясно тебе?

– Фу, с меня хватит… – Парване, вздохнув, щупает свой лоб. Глядит на дочерей: – Будьте умничками, посидите тут с дядей Уве, а мама сходит посмотрит, как там папа. Хорошо?

– Ладно, – кривится старшая.

– Уйа-а! – ликует младшенькая.

– Чего? – изумляется Уве.

Парване встает.

– В каком смысле – «с дядей Уве»? А ты куда? – взвивается Уве.

Он в ярости, а соседка, похоже, не замечает степени его неудовольствия.

– Посиди тут, присмотри за ними, – коротко велит она и, прежде чем Уве успевает возразить, скрывается в глубине коридора.

Уве остолбенев смотрит ей вслед. Словно надеясь, что соседка немедленно прибежит обратно, крикнет, что пошутила. Но та ушла. Делать нечего, Уве поворачивается к сестрам. С таким видом, точно сейчас посветит им в лицо настольной лампой и спросит, где они находились в момент убийства.

– КНИСЬКА! – восклицает младшая, кидаясь в угол приемной, где громоздится куча пластмассовых машинок, плюшевых мишек и детских книжек с картинками.

Уве кивает про себя, одобряя самодостаточность трехлетнего ребенка, и переключается на семилетнюю девчушку.

– Ну а ты что же?

– Что я? – строптиво отвечает та.

– Ну, там, может, ты есть хочешь? Или пописать тебя отвести? Чего еще там?

Девчушка смотрит на него так, словно он предложил ей пиво и сигарету.

– Мне ВОСЕМЬ скоро. Я писать САМА хожу!

Уве, извиняясь, разводит руками:

– А, черт, ну да, точно. Ну тогда прости, что спросил.

– М-м-м, – хмыкает старшая.

– Ты лугаисся! – вопит младшенькая, выныривает ниоткуда и давай вертеться вокруг его штанины.

Уве недоверчиво разглядывает это трехлетнее стихийное лингвистическое бедствие. Малышка поднимает к нему глаза, все лицо цветет улыбкой.

– Читай! – весело командует девочка и, вытянув руки вперед так, что едва не падает, тычет ему книжку.

Уве смотрит на книжку, точно это нигерийское «письмо счастья», предлагающее «очень фантастичный эксклюзивный бизнес-жертва», стоит только указать «такой мелочь», как банковские реквизиты.

– Читай! – повторяет трехлетка, с ногами забираясь на диван.

Уве нехотя усаживается на диван в метре с лишним от девчушки. Та нетерпеливо вздыхает, куда-то ныряет, через секунду ее головка высовывается у него из-под мышки, пальцы цепляются за его коленку, как за рычаг, а нос утыкается в красочные иллюстрации.

– Жил да был один паровозик, – начинает Уве голосом человека, вслух зачитывающего текст своей налоговой декларации.

Хочет перевернуть страницу. Младшая не дает – переворачивает назад. Старшая устало качает головой.

– Ты должен рассказать, что происходит на картинке. На разные голоса, – поясняет она.

Уве удивленно смотрит на нее:

– На какие еще, на хре…

Спохватывается посреди фразы. Поправляется:

– Что еще за голоса?

– Сказочных героев, – объясняет старшая.

– Ты лугаисся, – дружелюбно замечает ему младшенькая.

– Ничего я не ругаюсь, – возражает Уве.

– Лугаисся!

– Какие еще, на х… никаких голосов! – упрямится Уве.

– Кто-то, наверно, просто совсем не умеет читать сказки, – выносит вердикт старшая.

– Нет, кто-то, наверно, просто совсем не умеет слушать! – парирует Уве.

– Нет, кто-то, наверно, просто совсем-совсем не умеет РАССКАЗЫВАТЬ! – язвит старшая.

Уве без особого энтузиазма разглядывает книгу.

– Что это вообще за ерунда? Какой-то говорящий паровоз! А о машинах ничего нет?

– А о глупых старикашках-таракашках ничего нет? – передразнивает старшая.

– Какой я тебе старикашка?! – фыркает Уве.

– Клёун! – кричит в восторге младшая.

– Какой я тебе КЛОУН? Тоже мне! – вспыхивает Уве.

Старшая закатывает глаза, ну копия мамаши – та вот так же закатывает их, стоит Уве сморозить что-то не по делу.

– Да она не про тебя. Она про клоуна.

Подняв глаза, Уве замечает взрослого мужика – тот, видно, на полном серьезе вырядился клоуном и ждет у дверей. На роже, от уха до уха, намалевана дурацкая улыбка.

– КЛЁУ-У-У-УН! – взвывает младшая, прыгая на диване. Может, дите пичкают наркотиками, начинает подозревать Уве.

Он слыхал про такое. Что детям дают амфетамин при каких-то психических диагнозах.

– Кто тут у нас? Девочка! А что мы покажем девочке? Может, фокусы? – дружелюбно кудахчет клоун и ковыляет к младшей, точно пьяный лось, путаясь в непомерных красных башмаках. Уве с ходу определяет, что обуться в такое может только абсолютное ничтожество, – нет чтобы найти себе нормальную работу.

Клоун весело подмигивает Уве:

– А дядя, случайно, не даст нам пять крон?

– Держи карман шире. Случайно, не даст, – ответствует Уве.

Клоун, похоже, растерян – состояние, надо сказать, не самое подходящее для клоуна.

– Но… послушайте… это просто фокус, у вас же есть монетка? – мямлит клоун уже не таким придуренным голосом: из-под идиота-клоуна проглядывает обычный идиот, молодой, лет двадцати пяти.

Уве смотрит на клоуна так, что тот тут же благоразумно пятится.

– Да что вы… в самом деле… Я тут при больнице клоуном работаю. Это ж для детей. Я верну.

– Дай ему пять крон, – велит старшая сестра.

– КЛЁУ-У-У-УН! – восклицает младшая.

Уве смотрит на нее. Морщит нос.

– А, вон чего, – бормочет он, вынимая из кошелька пятачок.

Потом тычет пальцем в клоуна:

– Но чтоб вернул! Сразу же, понял? А то мне еще за парковку платить.

Клоун, энергично кивая, выхватывает у него монетку.

Через десять минут в фойе из коридора возвращается Парване. Останавливается и растерянно водит глазами влево-вправо, сканируя обстановку.

– Дочек своих ищете? – словно выстрел из-за спины, звучит вопрос медсестры.

– Ищу, – растерянно говорит Парване.

– Там они, – говорит медсестра как-то не слишком одобрительно и машет в сторону стеклянных дверей, ведущих на стоянку.

Перед ними на банкетке, скрестив руки на груди, сидит Уве, злой как черт. По бокам сидят девочки – старшая, скучая, смотрит в потолок, у младшей рот до ушей – точно ей только что разрешили ежедневно в течение месяца завтракать мороженым. С обоих краев к скамейке приставлены два дюжих мордоворота из больничной охраны.

– Ваши дети? – спрашивает один.

Судя по насупленному лицу, ему завтракать мороженым не разрешили.

– Мои, а что, они что-то натворили? – почти с испугом спрашивает Парване.

– Нет. ОНИ-то как раз нет, – отвечает другой мордоворот и укоризненно смотрит на Уве.

– А я что? Я тоже ничего, – обиженно бурчит Уве.

– Уве побил клёуна! – заходится от восторга младшая.

– Ябеда, – досадует Уве.

Парване смотрит на него раскрыв рот, не зная, что сказать.

– Да ладно, фокусы у него все равно отстой, – вздыхает старшая. – Ну что, поедем домой? – интересуется она, вставая со скамьи.

Парване смотрит то на старшую, то на младшую, то на Уве, то на охранников.

– Зачем… стойте… что за… какого еще клоуна?

– Клёуна Беппо, – растолковывает младшая, кивая с умным видом.

– Он хотел фокус показать, – добавляет старшая.

– Да туфта это, а не фокусы, – вставляет Уве.

– Ну, тот, с исчезающей монеткой. Взял у Уве пятачок, – рассказывает дальше старшая.

– Ага, а потом хотел подсунуть мне чужие пять крон, во как, – замечает Уве и с чувством оскорбленного достоинства смотрит на стоящих рядом охранников, словно его замечание объясняет всю ситуацию.

– Уве ПОБИЛ клёуна, ма. – Младшая хохочет так, будто в жизни ничего веселей не видела.

Парване долго смотрит на Уве, на младшую дочку, на старшую, на обоих охранников.

– Мы пришли навестить моего мужа. Его привезли сюда после несчастного случая. Пустите детей повидаться с ним, – объясняет она охранникам.

– Папа упай! – сообщает младшенькая.

– Ладно, – говорит первый мордоворот.

– А этот пусть остается здесь, – говорит второй, указывая на Уве.

– Скажет тоже: побил. Так, ткнул маленько, – бормочет Уве. И добавляет для верности: – Тоже мне полицейские нашлись, дурилки картонные!