Пауло Коэльо - Одиннадцать минут
Впрочем, сейчас как раз все обстоит по-другому. Какие бы резоны и доводы ни привела она, как бы убедительно они ни звучали (возвращаюсь в Бразилию, работаю в клубе, мы не успеем как следует узнать друг друга, секс мне не интересен, я знать ничего не хочу о любви, я должна учиться управлять моей фазендой, я ничего не понимаю в живописи, мы живем в разных мирах), жизнь бросает ей вызов. И теперь она уже не ребенок – надо выбирать, надо этот вызов принимать.
Она предпочла вообще ничего не говорить. Пожала ему руку, как принято было здесь, в Швейцарии, и направилась домой. Если он такой, каким бы ей хотелось, чтобы он был, его не обескуражит ее молчание.
Ральф протянул ей визитную карточку своего барселонского агента.
– Позвони по этому номеру через полгода, если к этому времени еще не уедешь в Бразилию. «Лики Женевы», где будут запечатлены люди прославленные и безвестные, впервые выставят в берлинской картинной галерее. А потом – турне по всей Европе.
Мария вспомнила про свой календарь, про девяносто дней, остающихся до отъезда, и про то, какой опасностью грозит ей любое чувство, любая связь.
«Что важней – жить или притворяться, что живешь? Рискнуть и сказать, что сегодняшний день был самым прекрасным из всех, что провела она в этом городе? Поблагодарить за то, что он выслушал меня, не перебивая и не комментируя? Или снова закрыться панцирем женщины с сильной волей, с „особым светом“ и просто уйти?»
Пока шла по Дороге Святого Иакова, пока рассказывала о себе, была счастлива. Вот и довольствуйся этим – это и так подарок судьбы.
– Я приду к тебе, – произнес Ральф Харт.
– Не стоит. Я скоро уезжаю в Бразилию. К тому, что было, нам с тобой добавить нечего.
– Я приду как клиент.
– Для меня это будет унижением.
– Я приду для того, чтобы ты меня спасла.
Еще в начале разговора он сказал, что секс ему не интересен. «Мне тоже», хотела тогда ответить Мария, но сдержалась, памятуя, что молчание – золото.
Запись в дневнике Марии, сделанная в тот же день:
Сегодня, когда мы гуляли по берегу озера, по этой странной Дороге Святого Иакова, мой спутник – он художник, существо из другого мира – бросил в воду камешек. И по воде пошли круги – сперва маленькие, а потом все больше, все. шире – пока не настигли утку, оказавшуюся там случайно, не имевшую к этому камешку ни малейшего отношения. И вот, вместо того чтобы испугаться непонятно откуда взявшейся волны, она решила поиграть с ней.
А за несколько часов до этого я вошла в кафе, услышала, как чей-то незнакомый голос ошикает меня, и – словно сам Господь Бог швырнул камешек. Ток пошел между мной и человеком, который стоял в углу на коленях и рисовал. Он почувствовал колебания, порожденные камешком, и я тоже. А что теперь?
Художник знает, какая модель ему нужна. Музыкант знает, хорошо ли настроен его инструмент. Делая записи в этом дневнике, я сознаю, что есть фразы на его страницах, что сделаны не мной, а той женщиной, от которой исходит пресловутый «свет», той женщиной, которая и есть я, отказывающаяся в это верить.
Можно и дальше отказываться. А можно, подобно той утке на озере, обрадоваться, развеселиться оттого, что невесть откуда взявшийся камешек разбил неподвижность водной глади.
У камешка этого есть имя, и имя это – «страсть». Что ж, оно способно передать, как прекрасна молния, вспыхивающая между двумя людьми, но дело ведь не только в этом. Дело еще и в восторге перед неизведанным и нежданным, в желании сделать что-нибудь с жаром, в уверенности, что мечта – сбудется. Страсть подает нам знаки, которые ведут нас по жизни, а наше дело – только уметь эти знаки понять.
Хотелось бы верить, что я влюблена. Влюблена в того, кого не знаю, с кем не связываю планов на будущее. Все эти месяцы самообуздания, отказа от любви дали обратный эффект – меня потянуло к первому встречному, который обратил на меня внимание не так, как все прочие.
Хорошо еще, что я не записала номер его телефона, что не знаю, где он живет, что могу потерять его, не виня себя, что теряю шанс.
А если так и будет, если потеряю – все равно: в моей жизни был счастливый день. Вспомни, Мария, на что похож наш. мир, – и ты поймешь: один счастливый день – это почти чудо.
* * *Когда вечером она пришла в «Копакабану», он – единственный посетитель – уже ждал ее там. Милан, не без любопытства следивший за тем, как складывается жизнь этой бразильянки, понял, что девушка проиграла сражение.
– Выпьешь?
– Я здесь работаю и работу терять не хочу.
– А я – клиент и спрашиваю, можно ли тебя угостить?
Этот человек, который в баре держался так уверенно, так ловко орудовал кистями, который запросто общался со знаменитостями и держал в Барселоне собственного агента и зарабатывал, должно быть, огромные деньги – теперь показался ей хрупким, незащищенным: он попал не в свою среду, потому что «Копакабана» – это не романтический бар на Дороге Святого Иакова. Очарование рассеялось.
– Ну так как, можно тебя угостить?
– В другой раз. Сегодня я уже занята.
Милан, уловивший конец фразы, понял, что обманулся – нет, эта девушка не купится на обещания любви, не попадет в расставленные силки. И тем не менее весь вечер он спрашивал себя, почему она предпочла какого-то старика, какого-то ничем не примечательного счетовода и страхового агента.
Впрочем, это ее дело. Платит комиссионные – пусть сама решает, с кем ей спать, а с кем – нет.
Запись в дневнике Марии, сделанная после ночи, проведенной со стариком, с ничем не примечательным счетоводом и со страховым агентом:
Чего от меня надо этому художнику? Разве он не знает, что мы принадлежим к разным странам, разным культурам, разным полам? Он, наверно, думает, что я знаю о наслаждении больше, чем он, и хочет чему-нибудь у меня научиться?
Почему он не сказал мне ничего, кроме: «Я – клиент»? Ведь так просто было бы сказать: «Я скучал по тебе» или «Какой чудный день мы с тобой провели». И я – настоящая профессионалка – ответила бы ему в том же духе, хотя он обязан был бы понять мою неуверенность, но ведь я – слабая женщина и здесь, в «Копакабане», я совсем другая.
Он – мужчина. И к тому же художник. А потому не может не знать, что великая цель всякого человеческого существа – осознать любовь. Любовь – не в другом, а в нас самих, и мы сами ее в себе пробуждаем. А вот для того, чтобы ее пробудить, и нужен этот другой. Вселенная обретает смысл лишь в том случае, если нам есть с кем поделиться нашими чувствами.
Он устал от секса? Я тоже – и тем не менее ни он, ни я не знаем, что это такое на самом деле. Мы оставляем при смерти то, важней чего, быть может, и на свете нет, – а ведь я послана, чтобы спасти Ральфа и быть спасенной им. Но он не оставил мне выбора.
* * *Мария испугалась. Она начинала сознавать, что после столь длительного самообуздания вулкан ее души вот-вот начнет извержение и, как только это произойдет, она своим чувствам больше не хозяйка. Что это за субъект – может быть, он наврал о своей жизни все от первого до последнего слова? – с которым она провела всего несколько часов и который не прикоснулся к ней, не попытался поухаживать, соблазнить? Может ли что-нибудь быть хуже этого?
Почему так тревожно колотилось ее сердце? Потому что Мария была уверена – он испытывает то же, что и она. И тут она очень ошибалась. Ибо Ральф Харт хотел встретить такую женщину, которая смогла бы разжечь в нем почти уже погасшее пламя, хотел превратить ее в богиню секса, источающую «особый свет» (тут он был искренен) и готовую взять его за руку и показать ему дорогу к жизни. Он и представить себе не мог, что Мария так же равнодушна к плотской любви, что у нее свои проблемы в этой сфере (познав стольких мужчин, она так ни разу и не смогла испытать наслаждения), что в то утро, когда они встретились, она строила планы на будущее и мечтала, как триумфально вернется на родину.
Почему же она думала о нем? Почему думала о том, кто, быть может, в эту самую минуту изображает красками на полотне другую женщину, говоря, что от нее исходит «особый свет» и что она способна стать истой богиней секса?
«Потому что с ним я могла разговаривать».
Что за чушь! Может, она и о библиотекарше думала?! Ничего подобного. А о филиппинке Нии, единственной из всех девиц в «Копакабане», с кем можно было поделиться мыслями и чувствами, – думала? Не думала. А ведь с обеими она часто виделась, и ей было с ними хорошо.
Мария попыталась переключиться на другое – стало совсем тепло... вчера так и не успела зайти в супермаркет... Написала длинное письмо отцу, во всех подробностях и очень обстоятельно описав, какой участок земли намеревается приобрести, – пусть они с матерью порадуются. Не указала точную дату своего возвращения, но намекнула, что произойдет это в скором времени. Заснула, проснулась, снова заснула, снова проснулась. Поняла, что руководство по управлению усадебным хозяйством хорошо для швейцарцев и не годится для бразильцев – это два совершенно разных мира.
