Неизвестно - Дневники
— Затупились, надо вострить. Синяя рубаха, штаны, босиком.
— Глухаря убьешь, тетерюху. Да, брат.
— Казакам была воля! Им было царство. Я с ними не водился. У меня [нрзб.] мать зарубил.
Жоруйский сельсовет. Секретарь Драничников, Ермил Иванович — 250 собак, 60 охотников, членов 90 — все охотники, 106 домохозяев, по лошади, корова и телок у каждого.— 88 учеников в школе. Покосов — га 500, колхозу — 7—8 тыс. центнеров: вывозят тракторами; машинами во все районы. 36 год, лет семь в армии, был в Маньчжурии, “а там не был”.
— Ягоды — [нрзб.],— грибов и орехов в этом году нет.— Кабан; диких коз — [нрзб.], медведей около 80. Голову и лапки, остальная шкура целиком: разделывают.
426
Be.Иванов в гостях у художника В.Уфимцева. Ташкент, 1960 г.
У старика обои — вместо картин, а на полу, вместо ковра, клеенка, шкафчик с посудой, много ситца [нрзб.] вместо украшений. Охотится 60 лет! “Где их упомнишь, медведей-то! Раньше я охотился с бурятами”. “Соболь пошли ловить под капкан, хорошо”. (Надо послать старику блесна — “байкалки”.)
18 августа.
Ночевка возле стана у протоки, названия которого мы не спросили. Утро, поднялся туман и пошел по кустам черемухи, тальника, по деревьям осин, белых и похожих на березы, среди которых я находил грибы, следы медведей, которые рыли какие-то коренья, следы лосей, кое-где валяются обгорелые толстые лиственницы, но больше никаких следов пожара — все заросло. Трава огромная, в пояс, желтые, лиловые и белые цветы, направо — кряж со скалами, утесами, налево — предгорье, поросшее осоками, а вверху — лиственницы с сосной, которые на гребне росли и очень выигрывают, когда уходит туман. Ночью шел дождь, но сейчас
427
небо ясно. В стане вечером не остановились,— ночью орал, кашлял гуран; Гоша становился в позу, думал, что его собаки нагонят на нас, а Павел мечтал записать крик гурана на пленку. Перед закатом яростно стрекотали кузнечики и шуршаще летала саранча. Прямо против нас речка, холодная, довольно тихая.— На ней утки, Гоша подстрелил одну, она упала в реку — и скрылась. Упала камнем. Мы подумали: “Ну, срезал,— первый раз в жизни!” Обманула?
В трое сетей пойманы всего-навсего три рыбы. Старик-охотник говорил, что таймени не стоят на месте, все время идут вперед против течения. “Пока не упрутся”.— “Ну, а потом?” — “Потом, [нрзб.]. Обратно-то они не возвращаются”.— Иконы завешаны. В амбаре у старика самое меньшее пятнадцать кулей муки: он в этом году, из-за глубокого снега, убил всего десять соболей. Да, приехать сюда было неплохо. Можно, расспросив охотников и сходив с ними, написать книгу. Все на сенокосе. И библиотекарша в том числе. Живут чистенько, но многие болеют,— старик жалуется на головокружение, сердце, спина, почки. Бабы кричат на берегу: “Какая красивая лодка”. Гоша, шутливо: “Поплывем с нами!” Она совершенно серьезно: “Нет, мне — туда” и указывает на сенокос.
Ну, а сейчас (9 час. утра), поев ухи из трех рыб, поплывем дальше. Хотели дневать, но раз не идет в сети,— зачем?
19 авг[уста].
Утро у Большой речки. Вода в речке прозрачная, холодная. Пытались ставить сеть поперек — кол, к которому была привязана сеть, выскочил из лодки, унесло, и едва не опрокинуло. Сорвался с крючка спиннинга таймень, поймали двух линьков, я встал рано и набрал грибов: соорудили грибно-рыбную похлебку. Ночи, в общем, теплые, комаров немного; мы стоим на полянке неподалеку от брошенного селения. Шумит речка. Москва передает митинг по случаю приезда космонавтов, в трех шагах — огромные кусты [нрзб.] и вкусной черемухи.
Вчера: каскад, деревья через него, рядом огромные гранитные скалы, а затем километров на пять (что редкость) спокойная гладь воды. Впереди идет кирпичного цвета лодка [нрзб.] спутников, сверкает спиннинг, крутятся пенящиеся круги от подводных камней, иногда камни высовываются снаружи. Скалы метра на два
428
внизу — светлая лента, их омыла прибыль воды. Песков нет совсем. Отмели из гальки. Кружат коршуны,— и это вся дичь, которую мы встретили. Жарко, [нрзб.] воду, наблюдая за подводными камнями: работа напряженная. Они купались, а я просто помылся. К Большой речке приплыли в 5 час. вечера.
20 авг[уста].
Село Андан при слиянии рек — там живет лесник, который так осторожно расспрашивал нас, что можно было понять, что он принял нас за шпионов. В селе семь дворов, прибиты медвежьи шкуры. Говорят, что мяса нет.
Познакомились с женщиной и мужчиной — охотником из-под Кургана. Он поехал искать мать, которая уехала в эвакуацию, и истратил деньги, не нашел; какой-то знакомый на базаре посоветовал ему поехать в Кр[асный] Чикой, подработать денег на охоте. Он поехал и застрял. Жена его Тамара Мих[айловна] работала поваром,— когда они поселились у реки — тоже превратилась в охотника,— так они прожили два года. “Звери подходили к самым окнам”.
Переправа через пороги.
Медведь не может кружить вокруг дерева. Медведь ходит по прямой.
Почему желчь у медведя была 50 грамм, а у медвежонка 100 гр.? Нет желчи у козла, изюбра?
Наш медведь бравый: он кусает, а не давит.
Охота на кабанов.
С декабря по март идут машины по льду.
До сих пор рассказывают о литовских журналистах, проезжавших по местам ссылки [нрзб.].
Лавочник тоже охотник.
Починим радио.— Забыли ружье. Хватились перед порогом и поехали обратно.
Ночь была холодная, а в избе от лампы и печи — жарко.
Собачка, рыжая, “Волга” постоянно лезет в комнаты.
Сарай, кабанья шкура, лебеда, вокруг остатки заборов, песок.
У Агафона Семеновича, старика, в которого на войне попали сразу три пули и которого доктор отправил лечиться климатом,— удивительно красивая невестка.
429
Утро. В горах опять туман. Ночь была ясная, обещающая чудный день. Было тепло, красиво.
Юкляевский Александр Леонидович. Пос. Алтай, Жоруйский сельсовет Кр[асно-]Чикойский район.
21 авг[уста].
Вчера, после полудня, мы отчалили из села Алтай (по-видимому, испорченное Алтын, золото — раньше в ручьях здесь мыли золото). Порог перепорхнули незаметно, спросили у старичка, ловившего за порогом рыбу на удочку:
— Далеко ли до порога?
— Далеко.
— Ну, сколько, примерно?
— А шут его знает...
Нам показалось, что он сказал “три”. Едем-плывем, а порога все нету. Подплываем к речке, где ночевать, спрашиваем у спутников: “где же порог?” Они отвечают со смехом: “Да, проплыли давно”.
Сегодня — дневка. День рождения Комы. Я выдал всем, в честь этого события по сигаре. Обещал вермут за таймень, но вермут выпила сборщица черемухи.
— Эта собака,— говорит лесник,— за два года дала мне 100 тыс. руб. в старом исчислении.
На 7 дворов в Алтане — 32 собаки!
Купил две медвежьих шкуры: медведицы, убиты на поляне, что видно из села — за рекой, и медвежонка. Он хотел его взять живьем, но медвежонок влез на “лесину” и никак не мог слезть.
Сыр рокфор. Отдал хозяйке. Она сразу решила его приготовить с макаронами (в лавке они есть). Молодуха из “семейских” (они, вроде, и стыдятся этого):
— Мне не приглянулось.
Дала попробовать малышу, а тому стало дурно. Мать перепугалась но малыш успокоился на куске сахара.
“Медведь ходит по прямой,— утверждает лесник,— от него можно спрятаться за любую лесину. Однажды загнал меня на дерево и держал два часа. Я хотел было прыгать в реку, но успокоил его: между глаз”.
История сг“колонком”. Шерсть щетинистая. Соболь кажется огромным. “Срубает” ветви вокруг зверя.
430
— Зимой все ветви вокруг “срезаю” пулей, чтоб он остался на дной и тогда бью: надо бить к концу: много [нрзб.] и ветка, к тому же морозная, хрупкая, быстро ломается под тяжестью снега.
История с мясом. Не хотели продавать, но после того как я купил “за литр водки” медвежью шкуру, нам продали мясо изюбра под видом мяса кабана. Установить это было бы трудно, кабы мы не ели кабанье мясо возле места, где “бабы” сбирали черемуху.
22 авг[уста]. Дневка.
Все, что относится к вчерашнему дню. Он закончился после того, как мы сварили кабанье мясо.
Сегодня утром был легкий дождь, ходили тучки, но к полудню прояснилось и стало жарко. К обеду стал клевать хариус: Николаев поймал их несколько штук на примитивное оружие каменного века: — крючок, спиннинг, сети не дают ничего.
Вокруг болота — речка, ива и березняк, смородина и черемуха, а ближе к берегу — заливной луг. Долина шириною, пожалуй, меньше километра. Село здесь [нрзб.]. Да и в окрестностях нет места, где бы стояло село, а между тем на холмике — старинный крест с кованым гвоздем — с орнаментом, полусгоревший другой крест и “голубец”, так называется деревянное надгробье, похожее формой на небольшой саркофаг. Он пришел к нам из Египта, от древних подвижников, через Грецию и Рим,— и вот в тайге вырублен из лиственницы, с краю обгорел (должно быть — был тут пожар), а где их тут не было? О пожарах — разговор с лесником: “Хорошо, если есть геологи — помогают, а у остальных своя работа”. Кто тут похоронен? Следы могилы, может быть, стояла и часовенка, но сейчас ничего нет, кроме березовой рощи.
