Черный квадрат. Супрематизм. Мир как беспредметность - Казимир Северинович Малевич
Отсюда вижу, что культура движения всех проявлений движется от самой твердой плотности отношений и большого веса материала по кругам колец, или орбитам, распыляя его. Таковое явление обозначаю белым понятием супрематизма. Тоже и все цветное проходит те же кольца, или пояса, и подвергает окраске формы вещей; таким образом, второй график дает нам закон отношения того, что в какие краски должны окрашиваться вещи как явления. Последние установления открываются в искусстве живописном дошедших до супрематизма. В общежитии возможно установить законность окраски. С появлением новых искусств удается выйти живописцу на правильный путь системы перехода его вплоть до белой системы супрематизма.
32. Белый супрематизм не ощущает материалы, как его ощущало-осязало общежитие, ибо таковых не знает, – формы его просто явления, приведенные в порядок новых отношений возбуждения. Сознание в белом супрематизме не оперирует разновидностями материалов, как только возбуждениями, следовательно, становится в систему природных возбуждений, и потому супрематическое построение имеет одну последнюю основу – измерение, в котором нет ни границ, ни цифры.
Возбуждение – мир, и все проявления человеческие те же в действительности возбуждения, сводящиеся к миру. Ни наука, ни исследование не могут ничего доказать и исследовать, а следовательно, и воспринять иначе или в точности мир как некую вещь. Опыт говорит только о воздействиях неизвестных явлений. Только через возбуждаемость я ощущаю нечто, в этом явь и сон. Через возбуждаемость живописец воспринимает явления и доказать пытается явлением новых или тождественных отношений, слагая их в порядок на холсте, утверждая их действительность. Сохранить действительность возможно только в беспредметном, отбросив все выводы и заключения суждений разумных дел. Постижение не в понятии, а в простой силе воздействий, творящих те или иные формы явлений, никакими рамками утилитарной необходимости не связанными (эта связь наступит сама собой), никаких практических целей не устанавливается, так как цель не есть суть главная, тем более практическая. Здесь одно торжество явления, в возбуждении явления третьего факта от двух воздействий.
Таково торжество космоса, торжество вселенной массовых воздействий. Торжество возбуждений и в искусстве беспредметном. В этом искусство, и в этом венец человека.
33. Через возбуждение познает и наука «мир», вскипает разум, поджигаемый возбуждением, волнистая поверхность его вздымается волнами, как море. Море зеркалом всасывает все, над ним стоящее, в себя, и все в нем отражает.
Так и мозг человека впитывает в себя все то, что перед ним, он прямое зеркало от науки. Но, воспринимая явления как возбуждения, он воспринимает и отражает ничто, и чтобы воспринять Вселенную, нужно воспринять «ничто» возбуждений.
Воспринимается мир ни вещей, ни их оболочек, мир воспринимается только как соединение возбуждений от восприятия явлений как всяких категорий и различий, творимых в понятиях. На площади торжества как попе возбуждений мы разместим фигуры явлений, размерим их движение, их темп по закону воздействий, создаваемых их торжеством. Существуют два закона размещения явлений: предметный и беспредметный. Закон предметный размещает вещи по рангу и достоинствам, беспредметный по возбуждению. Восприятие парада остается чистым и верным только в моментах полного возбуждения. Познать же восприятие не представляется возможным, ибо оно возбуждение. Итак, воспринять мир прямым исследованием вещей нельзя, ибо исследования научные анализа раскрыть должны будут причины воздействий и объяснить причины возбуждений, а оно связано со всей Вселенной, которая утверждает бесконечность. Мир не имеет в себе вещи, как только явления, что и называется бытием, а бытие и определяет восприятие или познание, а следовательно, обосновывает новое бытие в существующем бытии, созерцает новый вывод как вид возбуждения.
Но если мир – возбуждение, то какое в нем возможно было бы бытие? Бытие как понятие одна форма сознания, а возбуждение вне этого. Всякая вещь существующая еще не есть бытие, ибо она только признак его. Бытие всегда скрытно и непознаваемо как форма, бытие вне времени и границ, но порождает массу суждений о себе.
Возбуждение нельзя отнести к форме, ибо форма внешне кажущийся признак явления, что и потрясает человека, вызывая в нем новые представления, которые доходят до физической иллюзии, становясь фактом осязания в действительности. Потрясается ничто, потрясение только есть соединение, включение-выключение движущихся возбуждений, что и возможно назвать бытием, лежащим вне места и вне времени.
Весь видимый мир не есть бытие, он только суждение, вторая ступень возбуждения.
34. Искусство тем отличается от жизни рассудительной, что оно через себя проводит возбуждение, но не суждения. Таким образом, в искусстве никогда нет бытия, которое бы определило сознание или сознание его, хотя бы оно, искусство, и представляло его бытие, ибо в возбуждении нет сознания, а бытие сознание. В искусстве не можем осязать жизни как бытия вещей, но только как явлений, а не времени и места формы отношений.
А между тем оно потрясает нас сильнее действительности нами определяемых фактов, вне нас находящихся, хотя действительность должна была быть сильнее как бытие подлинное. Искусство живописца или театральное находятся предтечами того, когда бытие станет искусством, потеряет границы различий, но для этого искусству нужно идти к себе, но не быть у бытия, которое направило бы его по пути к себе. Если же оно останется с бытием, то тогда оно обречено всегда стоять у бытия, и бытия харчевого, ибо бытие не иначе понимается, как культура, порождаемая возбуждением харчевым.
Выход же один – беспредметный. Беспредметный супрематизм мыслит таковую культуру как мир возбуждений, реализованный через его систему явлений. Система цветная, черная и белая станет дорогой человека, строго его отделяя от культуры харчевого возбуждения. Творения явлений вне причин утилитарных, супрематизм поэтому и поставит его в простые взаимодействия явлений, ничем никогда не оправдываемых.
35. Искусство не знает своей власти и своего смысла, и носители его тоже находятся в неведении. [Носители] контрастно научной рассудочной техники и харчевой жизни голода, преодолевая его, думают, что все им порождается и что они сами его порождение, конкретных вещей утилитаризации; а между прочим, как в театре
