Неизвестно - Дневники
411
7. [II].
Изредка выглядывает солнце. 4—5° мороза. Гулял и писал для “Вулкана”. Окончил чтение “Секретарь обкома”. Очень поучительно указывающий на унылый уровень жизни нашего искусства и общества.
8. [II].
У П.Капицы — вечер — ужин. Какой-то груз[инский] академик — чернобровый, с седенькой бородкой, безм[ятежным], но улыб[ающимся] лицом. Рассказ Щетра] Л[еонидовича] о том, как лечат знаменитого] физика Ландау103 на столе лаборат[орном].
9. [II].
По всей Москве, сверху донизу толки о болезни Н.С.104, чепуха, наверное! Человек в отпуске, ну и болтают. Приглашение прочесть “Дело Эльсберга”105, которое будет разбираться на Президиуме. Прочел. Отвратительно. А, обобщая: “Чье дите?”.
Голова болит.
10. [II].
Сидел дома и что-то чертил в “Очерки для Индии”. Сумрачно. Февраль, особенно вторая половина, обычно солнечная, а тут — нет. Вечером — переполох с дочерью Маши, к ним ездил Кома.
11. [II].
Ездили в Переделкино и собирали подписи к петиции — против закрытия из-за “[нрзб.] Литература”. Обедали у Кавериных. Вечер прелестный, но солнца по-прежнему нет.
12. [II].
Я продолжаю календарь погоды. Легкая метель, сумрачно. Заседание Комиссии по увек[овечению] памяти Ауэзова. Комиссия —говорили о гонениях на Мухтара и вот музей в его доме.
13. 14. [II].
Погода все .еще сумрачная, шел снег, но недолго. Писал заметки к “Генералиссимусу”. Ходили сниматься для Японии и ловили
412
по телефону тщетно Лисичевского, директора “СП”, чтобы достать денег.
Унизительно и гнусно!
Отвратительно вдобавок и то, что “СП” ставит на обсуждение Правления новые мои рассказы. Старые можно, а новые — сомнительно. Отвратительно, утомительно, и, если есть у меня талант, подло! Я устал.
15, 16. [II].
Здоровье у Машиной дочки лучше. Я ездил к ним. Буфет Союза писателей. Две толстых подавальщицы. Никого в буфете: я приехал рано.
— Тов. Иванов, Вы человек, знаете, ученый. Хотели посоветоваться.
— Пожалуйста. И всерьез:
— Есть ли на свете колдуньи? Вот у нее “[нрзб.]” 90 лет. И колдует. Слепая. Ходит ночью и руками разводит. А колдунам, известно, трудно умирать... XX век!
17. [II].
Письмо от Федина и книга. Небольшая прогулка. День рождения Тамары, она больна. Подробность — через работницу Марии Ив[ановны] о болезни.
Погода отвратительная. Писал наброски — “Генералиссимус”, а вообще слабость.
18. [II].
Просто пролежал целый день, делая заметки к статейке о Фе-дине для “Литературной] газеты”106. 0°, погода — мгла, плохо. Тамара в гриппе. Петька выздоровел, бегает. Много разговоров о болезни... Завтра утром заметку о Федине напишу.
19. [II].
Дома. По-прежнему 0°, снежок изредка, мгла. Сидел дома и чертил для “Литературной] газеты” о К.Федине. А в голове опять “Эдесская святыня”, ах, если б я мог с нею развязаться! Теперь ее почему-то шарахнуло в сторону православия и прославл[ения] ви-зантизма!
413
20. [II].
Немного погулял. Весь день ясно, редкость. Переписал и отослал статью о Федине с припиской: “Печатать в таком виде или не печатать”. Думаю, выберут последнее. А Федин прислал второе письмо с приглашением.
21. 22. [II].
Метель. 7° мороза. Ездил на поезде в Переделкино за книгами. Корректуры из “Литературной] газеты” со статьей о Федине: вычеркнули наиболее важное, но мне кое-что удалось отстоять.
Это, собственно, относится к четвергу, т.к. вчерашний день, среду, я забыл записать, а вчера ходил в аптеку, купил Тамаре лекарство и, вернувшись, делал записи об “Эдесской святыне” и “Светлейшем”. Сегодня читал П.Каменского — биографию А.Д.Меншикова.— Лицо!
23. [II].
Сидел дома, читал и писал “Генер[алиссимуса]>>, приходили из радиоизв[естий] — приветствовать Федина и с защитой “Тарус-ских страниц”'07 — выгнали со службы гл. редактора и еще кого-то. А что мы можем сделать? Альманах-то невинный.— 5° вечером и 0° днем. Мгла.
24. [II].
“Литературная] газета” с моей статьей. Убогая сенсация. И затем — в театре Вахтангова вечер К.Федина. Цветы, [нрзб.], старика. Уныло и торжественно, как всегда. Вечером — вино и М.Алигер. Стихи Антона.
25. [II].
Серый снег, солнце, гулял. На улицах тает, люди идут скучные, даже пьяных мало. Вечером — опять у Федина в гост[инице] “Украина”. Пахнет-таки, весной. Так скучно все и неинтересно, что и записать нечего и не хочется!
26. [II].
Записывался в радио и очень устал, т.к. делал неправильные ударения и приходилось повторять. Небольшой отдых и обед в
414
“Арагви”, где душно и жарко, с участниками Каирской конференции: скучными индусами и японцами.
27. [II].
“Дело Эльсберга” в Московской] организации] СП. Он отрицал все, утверждая, что на него клевещет И.И.Чичеров. Я выступал уже после заседания (не хотел мешать политическому] разоблачению, примешивая уголовщ[ину]): о краже в “Круге” 30 тыс. руб. золотом — Эльсберг.
28. [II].
Прогулка. Солнечно; весна чувствуется отчетливо. 5—Т мороза, мгла, солнца мало. Писал “Генералиссимус” — что-то много получается, растянуто: надо сокращать.
1. [III].
Дома. Переписывал “Генералиссимус”. Хлопот, словно роман! Утомившись, стал перечитывать “Портрет Дориана Грея”, роман, который мне когда-то, в юности, нравился. А сейчас — и глупо и по-глупому безнравственно. А этот эстетизм, боже!
Рукопись для “Лит. газеты”.
2. [III].
Заседание в Лит. институте108. Опять мгла, но солнце просвечивает. Позаседали: дипломы — средние:
— И куда нам! Столько поэтов? Да и писателей?
3. [III].
Гулял. Хорошо. Морозец, солнце. Читал, впервые: “Историю Пугачевского бунта”, и жалел Пушкина: все-таки даже он не понимал, что нельзя преодолеть исторических условий. Получилась военная история, никому не интересная и не вскрытая, даже с военной точки зрения. Ведь революционная] конармия Пугачева появилась задолго до конармии гражданской] войны 1920 г.!
Конец переписки “Генералиссимуса”.
4. [III].
Тоже хорошо, солнечно. План “Генералиссимуса”: любопытно, что будет?
415
5. [III].
Окончил черновики “Генералиссимуса” — завтра начну переписывать, что не трудно, т.к. черновики подробные и в них много всего,— боюсь не перегнуто ли? Обедали, блины у Л.Ю.Брик, напуганной на всю жизнь тайной полицией — вчера умерла жена Вс.Вишневского109 — вздорная, нахальная баба, упокой, господь, ее душу! Вот уж кого, действительно, надо успокоить.
6. [III].
Днем дописывал “Генералиссимуса”, а вечером ходили в Клуб литераторов, смотрели итальянский военный фильм, показ мод и затем ужинали.— Дождь, мокрый снег, зима на исходе.
7. [III].
На улице по-осеннему дождь и слякоть. Не выходил. Писал рецензии для Лит. института — одна поэтесса110, по-моему, талантлива. Завтра сажусь переписывать “Генералиссимуса”. Что-то его ждет, беднягу?
8. [III].
Гулял. Немного писал “Генералиссимуса”, как всегда с трудом выходят первые строки. Легкий мороз, полусолнце, преобладает все-таки мгла. Вчера приходил усталый и больной М.Бажан.
9. [III].
Начал перепечатывать “Генералиссимуса”. Большая боязнь — не растянуть: есть уже 4 страницы, начало, самое главное. Очень доволен! И, солнечно, на крышах — снег, чудесно. Заседание в Лит. институте вечером.
10. [III].
Приходила Л.Ю. и Абгарыч111 обедать: разговор о литературе, из чего я вывел, что она неважного-таки обо мне мнения как о писателе. Ну, и бог с ней! Писал “Генералиссимуса” все первые страницы. Солнце.
11.[III].
Превосходный солнечный день. Гулял с Петькой в садике
416
возле глупого памятника Репина. Петька сказал: “Я люблю ужасные картины: как "Грозный убивал своего сына"”.
