Чужой наследник - Данил Коган
Так посмотрим что у нас здесь. Мой дух и аура проникли в каждую клетку, нового тела, начиная с Калетты — точки в которой у человека формируется дар. Точки, от которой строятся грани Павильона — основы силы ограненного. Здесь все в порядке, зачатки дара у Олега были, и калетта сформирована. Травма головы — единственная. Мне здорово повезло, основа почти целая. Я конечно не один из красных или зеленых камней, чтобы почти мгновенно сращивать кости и регенерировать, как ящерица. Я Королевский Опал. Моя суть обман. Тени на стене. Дым и зеркала. Наваждения и ночные кошмары. Но любой ограненный обязан уметь задействовать доступные ресурсы своего тела. С травмой я разберусь. Восстановлюсь я быстро. Разве что кости черепа вправлять придется голой силой.
Я проникаю в калетту. Напитываю своей аурой все тело, кости, мясо, сосуды и нервы, мозг. Запускаю остановившееся сердце. Затем легкие делают первый вдох. Кровь понесла кислород к умирающим клеткам. Надпочечники впрыснули нужные гормоны. Мне понадобится строительный материал, то есть много жирной и питательной жратвы, но гематома уже слегка уменьшилась. Так пора приходить в себя. Именно так, в себя. Теперь я — Олег Строгов!
Я открыл глаза и первое, что увидел — бежевый потолок машины, сидящего слева от меня Кирилла, вцепившегося в мою руку, и сидящего справа мужика в грязном белом халате. В нос ворвались запахи химии, каких-то лекарств, ароматы крови и гноя от подушки. От мужика резко тянуло потом и табаком. От Кирилла усталостью и отчаяньем. Я вздохнул поглубже. И еще раз. Жизнь прекрасна!
ОЛЕГ. После пробуждения
Провожу быстрый осмотр ауры. Кровная печать родового контракта отсутствует. На ее месте что-то вроде шрама, но кабала закончилась. Я сделал это! Я свободен! Я жив! Такого острого ощущения жизни, крови бегущей по венам, воздуха, вздымающего грудную клетку, я не ощущал… уже лет четыреста, наверное. Эйфория на мгновение захватила меня, в моей стопятидесятилетней душе ограненного проснулся какой-то необъяснимый детский восторг. Мои губы растянулись в торжествующей усмешке. ДА! Трепещите эти… как их там… в общем все трепещите! Я вернулся. Будет весело! Ну, мне!
Интерлюдия. Павлоград. Дворец Алмаза.
В недрах императорского дворца, в Столице скучающий дежурный сержант, бормоча себе под нос, заносил в отчетную форму данные, выдаваемые секретным артефактом.
— Так. Рубин. 7,6 по шкале Майнца-Ломоносова. Топаз, — зевок, — 7,4 по шкале Майнца-Ломоносова. Королевский опал — 0,5 по шкале Майнца-Ломоносова, — зевок.
Сержант неуверенно мотнул головой и уставился на стену, с которой он брал данные. Стена была украшена инкрустацией из драгоценных и полудрагоценных камней, в центре которой имелась октограмма из восьми основных кристаллов. И девятый находился в центре схемы. Только вот, он все то время, что сержант дежурил на этом посту, был мертвым. Остальные камни на стене светились с разной степенью интенсивности, которую и определял сержант по специальным таблицам. Интенсивность измерялась по той самой шкале Майнца-Ломоносова.
Сержант не знал этого, но стена, с которой он работал, была очень древним артефактом. Артефактом, связанным с центральным алтарем императорского дворца, в котором главы кланов и родов приносили клятвы верности империи. Инкрустация на Стене примерно показывала распределение магических способностей конкретного клана или рода-семьи и суммарную силу ограненных направления, если они принадлежали к семье, давшей клятву.
Королевский опал раньше не светился. Обычные опалы на краях схемы были и излучали свои 0,1 — 0,3 по упомянутой шкале. А этот — нет. Не светился он уже четыреста с лишним лет. На схеме было и еще несколько потухших камней, но они так и оставались мертвыми. Сержант почесал затылок. Зевнул. И продолжил внесение показателей интенсивности по списку. Не его это дело.
Чиновник из Министерства по делам ограненных, просматривающий ежедневный отчет, пропустил появление нового показателя мимо глаз. И только министр, получивший еженедельную сводку, и внимательно ее просмотревший, увидел наконец странную аномалию. Но произошло это не сегодня.
Возле машины скорой помощи
Кирилл вскинулся, еще крепче сжал мою руку, и, заикаясь, спросил:
— Оолег? Олег, тты?
Я попытался прогнать с лица торжествующую усмешку:
— Кирилл, что происходит? Я помню грохот, а потом… Где я?
Так, надо добавить в голос неуверенности. И дрожи.
Мужик справа от меня дернулся и с расширенными глазами кинулся колотить в крышу машины, с криком:
— Он очнулся, доктор, очнулся, глаза открыл. Говорит!
Лекарь выглянул в овальное окошко, посреди перегородки салона с кабиной.
— Миша тормози! Тут у нас чудо Силы, парень в себя пришел.
Мобиль остановился. Кирилла отодрали от моей руки, в которую он вцепился как зерг в крестьянина. Я, между тем, сел на носилках, высота потолка позволяла. В откатившуюся правую дверь протиснулся лекарь и сразу попытался меня уложить обратно. Однако я не дал ему этого сделать, и поморщившись пожаловался:
— Голова болит. И кружится. Что со мной. Где я?
— Сила! — Пробормотал ошеломленный лекарь, — оно разговаривает! Ты в курсе, парень что у тебя череп пробит, и дух твой уже давно должен бежать к перерождению, сияя гранями?
— Не думаю что пробит, возразил я. Но помощь мне бы не помешала. Вы кто вообще?
— Алексис Ноберт меня зовут. Я врач. А ты парень… попал в аварию. Мы думали ты отходишь уже. Везли в Пирожок, для реанимации. А ты вон как. Ну-ка дай я тебя осмотрю! Можешь ноги на землю спустить?
Я сел в дверном проеме, придерживая левой рукой свой медальон под рубашкой. Очень уж у него вид приметный, да и золотую цепь из плоских пластин демонстрировать здесь никому не надо.
Руки целителя, или доктора, врача… Что за слова такие дурацкие⁈…начали излучать зеленоватую ауру. Я сделал свою собственную прозрачной. Мужчина с удивлением обследовал мою голову, затем я почувствовал изменения в его ауре и активацию грани. Голову словно омыли потоки свежести и прохлады. Сразу уменьшились головная боль и опухоль. Еще одно воплощение грани, и кости черепа встали на место, сомкнулись окончательно. Это я удачно зашел!
— Поразительно! — целитель, вынув из кармана большой клетчатый несвежий платок, отер со лба внезапно выступивший пот. Лицо