Александр Дюма - Сальтеадор
Бархатный берет дона Иниго и лоскут от белого плаща доньи Флоры валялись на ступеньках, ведущих со двора в кухню, – значит, здесь возобновилась борьба, сюда тащили пленников, здесь-то и надо было их искать.
От входной двери, к которой и вели две эти ступени, тянулась дорожка из цветов, разложенных гонцом любви прекрасной доньи Флоры, но цветы были растоптаны, смяты грязными башмаками, запачканы пылью, и на розах, лилиях и анемонах, словно рубины, блестели капли крови.
Дверь, отделявшая кухню от комнаты, где заботами дона Рамиро был накрыт стол и приготовлены два прибора, где еще воздух был напоен ароматом недавно сожженных благовоний, дверь эта была растворена настежь, и на пороге сгрудились служители харчевни – переодетые разбойники, – они готовы были ринуться на помощь грабителям, орудовавшим на большой дороге; из раскрытой двери неслись крики ярости, вопли, угрозы, жалобные стоны, проклятия.
Там-то, за дверью, должно быть, все шло к развязке, там и происходила та жуткая сцена, которую представляла себе девушка-цыганка, когда советовала путешественникам вернуться.
И действительно, если бы можно было разрушить живую баррикаду, которая загораживала дверь, и пробиться в комнату, вот какая картина поразила бы зрителя: дон Иниго, распростертый на полу харчевни, все еще пытался защищаться, держа обломок своей уже бесполезной шпаги, – пока она не сломалась, он поразил двух разбойников, капли их крови и оросили дорожку из цветов.
Трое бандитов удерживали его с трудом, один упирался в его грудь коленом и уже занес над ним каталонский кинжал.
Двое других обыскивали старика, стараясь не только найти драгоценности, но и обнаружить потаенное оружие.
Поодаль прислонилась к стене, словно ища опоры, донья Флора с распущенными волосами, капюшон ее плаща был порван, с платья исчезли драгоценные камни. Впрочем, было видно, что, схватив прекрасную путешественницу, разбойники обращались с ней бережнее, чем со стариком.
Донья Флора, как мы уже говорили, была редкостной красавицей, а предводитель шайки, герой этой истории, Сальтеадор, славился учтивостью, что в данном случае, быть может, было еще ужаснее, чем самая безжалостная жестокость.
Да, девушка была прекрасна: она стояла у белой стены, откинув голову, и ее дивные глаза, осененные длинными бархатистыми ресницами, горя гневом и негодованием, метали молнии, в них не было ни робости, ни страха. Ее обнаженные беломраморные руки были опущены – разбойники, срывая с нее драгоценные украшения, разодрали рукава, и теперь стали видны ее плечи, слово высеченные из камня искусным мастером. Ни единого слова, ни стона, ни жалобы не слетело с ее уст с той минуты, как она попала в неволю; жаловались и стонали два разбойника, раненные шпагой дона Иниго.
Конечно, прекрасная чистая девушка думала, что ей грозит только одно – смерть, и перед лицом этой опасности она считала, что для благородной испанки унизительны жалобы, стоны и мольбы.
Грабители, уверенные, что она не убежит от них, сорвав с нее почти все драгоценности, окружили ее тесным кольцом, разглядывали ее, хохотали, причем отпускали такие замечания, которые заставили бы ее опустить глаза, если б взгляд ее не был устремлен ввысь и, словно проникнув сквозь потолок и стены, сквозь небесную твердь, не терялся в пространстве, ища незримого бога, ибо только к нему одному могла сейчас взывать девушка, умоляя о помощи.
Быть может, донья Флора думала и о том прекрасном молодом человеке, которого не раз видела в этом году: он появлялся под окном ее спальни с наступлением сумерек, а по ночам забрасывал ее балкон самыми роскошными цветами Андалусии.
Итак, она молчала, зато вокруг нее, особенно же вокруг ее отца, не смолкал шум, раздавались вопли, проклятия, угрозы.
– Негодяи! – кричал дон Иниго. – Убейте, задушите меня, но предупреждаю: в миле от Альгамы я встретил отряд королевских солдат, их начальник мне знаком. Он знает, что я выехал, знает, что я еду в Гранаду по велению короля дона Карлоса, а когда выяснится, что я не прибыл, он поймет, что меня убили. Тогда вам придется иметь дело не с шестидесятилетним стариком и пятнадцатилетней девушкой, а с целым отрядом. Тогда-то, злодеи, увидим, так ли вы храбры в бою с солдатами короля, как сейчас, когда двадцать свалили одного – Ну что ж, – сказал один из грабителей, – пусть приходят солдаты короля. Мы о них знаем, видели вчера, когда они шли мимо, да у нас есть надежная крепость, а подземные ходы из нее ведут в горы.
– Да ведь говорят тебе, – подхватил второй, – что мы не собираемся тебя убивать. Зря так думаешь, ошибаешься – мы убиваем только бедняков, с которых взять нечего А благородных сеньоров окружаем заботой – ведь они могут принести большую выгоду, и вот доказательство: хоть ты, размахивая своей шпагой, ранил двоих из нас, тебя даже не царапнули, неблагодарный!
– Тут раздались ангельские звуки – они прозвенели в гуле, и грубые, угрожающие голоса разбойников замолкли – то был голос девушки, которая заговорила впервые:
– Если речь идет о выкупе, то вы, сеньоры, получите поистине царскую плату – назовите цифру, и вас не обманут.
– Клянемся святым Яковом, мы на это и рассчитываем, красотка Вот поэтому и хотим, чтобы достойный сеньор – ваш папаша – немного поуспокоился… Дело есть дело, черт возьми, его можно решить в споре, а драка только все испортит. Сами видите, ваш отец только мешает нам.
Тем временем дон Иниго решил защищаться по-иному: по-прежнему орудуя сломанной шпагой, которую бандитам так и не удалось вырвать из его руки, сжимавшей оружие, как в тисках, он ранил одного из разбойников – Клянусь телом Христовым, – завопил бандит, который приставил нож к горлу дона Иниго, – еще одна попытка, и тебе, благородный сеньор, придется договариваться о выкупе с господом богом, а не с нами.
– Отец! – закричала девушка в отчаянии и сделала шаг вперед.
– Да, лучше послушайтесь красотку, – рявкнул один из разбойников. – Ее слова – золото, а уста подобны устам той сказочной принцессы, которая, вымолвив слово, дарит вам жемчужины или алмазы. Угомонитесь же, достопочтенный сеньор, обещайте, что не попытаетесь бежать и вручите такую записку нашему достойному другу – хозяину харчевни, с которой он может отправиться без боязни в Малагу. А там ваш управитель выдаст ему две-три тысячи крон – сколько вам будет угодно; мы не назначаем цифру выкупа таким путешественникам, как вы. Когда же трактирщик вернется сюда, на постоялый двор, мы отпустим вас на свободу. Ну а если не вернется, вы будете в ответе – зуб за зуб, око за око, жизнь за жизнь!
– Отец мой, отец, послушайтесь этих людей, – настаивала дочь, – не подвергайте опасности свою драгоценную жизнь из-за каких-то мешков с деньгами.
– Вот, слышите, сеньор князь? Ведь только князь или вице-король, или сам король, даже император, может говорить с такой легкостью и простотой о земных благах, как говорит эта красотка. Верно она сказала – Ну так что же вы собираетесь с нами делать? – спросил старик; он в первый раз снизошел до разговора с бандитами, до сих пор он довольствовался тем, что осыпал их бранью и ударами. – Итак, что же вы будете с нами делать в этом разбойничьем притоне, когда отправите вашего достойного сообщника, хозяина постоялого двора, с письмом к моему управителю'' – Ого, что он говорит: разбойничий притон! Вы только послушайте, сеньор Калавасас, только послушайте, как оскорбляют харчевню «У мавританского короля»! Притон!
Поди-ка сюда и докажи, как заблуждается достойный идальго.
– Что мы с тобой будем делать? – вмешался другой грабитель, не давая времени дону Калавасасу защитить честь харчевни – Что будем делать? Да проще простого! Посту пим так: дашь нам честное слово дворянина, что не попытаешься бежать.
– Дворянин не дает честного слова разбойникам.
– Отец, дворянин дает честное слово господу богу! – произнесла донья Флора.
– Запомни раз и навсегда, что говорит тебе красотка, ибо мудрость господня глаголет ее устами.
– Хорошо, предположим, я даю слово, что же вы намерены делать дальше?
– Прежде всего мы не будем спускать с тебя глаз.
– Как? – воскликнул дон Иниго. – Я дам честное слово, а вы не позволите мне продолжать путь?
– Э, нет, – возразил разбойник, – не в те времена мы живем, когда ростовщики Бургоса одолжили Сиду тысячу золотых, взяв в залог ларь, наполненный песком. Мы не поступим так, как поступили эти почтенные люди, – другими словами, они отсчитали тысячу золотых, не заглянув в ларь, а мы сначала заглянем.
– Ну и негодяи, – сквозь зубы процедил дон Иниго.
– Отец, – молила донья Флора, стараясь успокоить старика, – заклинаю вас именем неба!
– Ну хорошо, не будете спускать с меня глаз, а дальше?
– Привяжем тебя цепью к железному кольцу.
С этими словами разбойник указал на кольцо, вделанное в стену, словно подтверждая, что такие случаи уже бывали.