Неизвестно - Черняев 1984
Болезнь (у Генсека) пустяшная. Астма, осложнение после воспаления легких году в 1974-75. Больше ничем не болел. Когда был секретарем в Пензе - славился на всю область, как пьяница и бабник. Тщеславен. Недаром же ездит по городу с помпой, до которой даже Брежнев не дошел, и количество мальчиков вокруг ЦК увеличилось в 10 раз. И (почти в тех же выражениях, что Пономарев вчера) - быстро входит во вкус встреч с иностранцами. В эти дни принимает испанского короля. (А Загладин мне хвалился, что они попробовали новую форму памятки - обозначение вопросов на карточке. Без всякого текста и прочих всяких выдуманных оборотов речи. Получилось. Даже по ТУ показали: они с королем сидят не друг против друга за бюрократическим столом, а в креслах поодаль друг от друга. В такой позе не станешь зачитывать памятку, уткнувшись в бумажку! Слава богу, если так. У Андропова это хорошо получалось).
Умен и хитер. Пока осторожничает, но попозже и Громыку приструнит (это мне понравилось). Будет делать свою политику.
После обеда пошел я на прогулку по Москве. Моросил то и дело дождь. Дошел до Красной площади, мимо Александровского сада. «Социологическое наблюдение»: меняется характер празднования. К могиле неизвестного солдата очередь до самых Боровицких ворот, многие с цветами и почти исключительно молодежь, во всяком случае - не ветераны. То же самое на Красной площади - с планками, с орденами один на сотню. Конечно, ветераны к этому времени, перепившись уже возлежали по домам. Однако, раньше, даже в прошлом году, на улицах не было столько народу - не участников войны. Что бы это значило? Не думаю, что - рост «патриотической сознательности» (и признательности) у новых поколений. Скорее тяга к неофициальности празднования - самого факта праздника, особо на фоне забюрокраченных и заорганизованных 1 мая и 7 ноября, которые близко к сердцу не воспринимают поколения, не знавшие ни революционного энтузиазма 20-30-х годов, ни послевоенной сплоченности в голоде и разрухе. А предлог - сентиментальный - поминовение павших, вообще «ушедших». Но и эта непринужденная, казалось бы, атмосфера испорчена «страхом властей» перед народом. На самой Красной площади и всех улицах и площадях, прилежащих к ней, батальоны, если не полки внутренних войск. Наши люди привыкли, конечно, вроде бы и не обращают внимания на эти колонны: у исторического музея, у ГУМа против Мавзолея, у Василия Блаженного, на площади Свердлова и проч. - готовые по команде ринуться «наводить порядок». Стоит, однако, хоть на секунду задуматься над этим, - какой позор! Какое оскорбление советскому человеку! То чувство меры, о котором Черненко говорил уже не раз по разным поводам, здесь начисто отсутствует. Неужели не понимают, что появление какого-нибудь идиота-дессидента с антисоветским плакатом - менее вредно, чем вот такое массовое и вызывающее по своей открытости неуважение к народу!
Нет! Логика «порядка» о которой Маркс писал в «18-ое Брюмера» - страшная вещь. Она превыше всяких разумных аргументов.
На службе текучка. Загладин сидит в Серебряном бору и вместе с другими сочиняет главы Программы КПСС.
Между прочим, мою попытку включить в записку ЦК по итогам совещания редакторов братских партий мысль о том, что это штьсовещание представителей партий - именно так к ним относится большинство участников - Б.Н. решительно вычеркнул. Боится, что наверху заподозрят в претензиях. Но, поздравляя Отдел с предстоящим днем Победы и выражая благодарность за отличное проведение упомянутой встречи, Б.Н. произнес, оценивая ее значение, именно те мои фразы, которые вычеркнул из записки. Вот, такова моя «с’ез! 1а у1е».
2 июня 84 г.
Почему-то давно не писал. А объем информации за день таков, что вытесняется даже вчерашняя, не говоря уж о двух-трех недельной.
Главное впечатление (сегодня дано по ТУ) - заявление ТАСС по поводу Вашингтонской Декларации (юбилейной для НАТО - 35 лет) сессии Совета НАТО. Из недр НАТО давно не выходило столь миролюбивого словесного документа по отношению к нам, к «Востоку» вообще. Но ТАСС от имени руководства дало отлуп и ему. Всему миру ясно, что мы взяли курс на запугивание и рассчитываем, что твердость и неумолимость приведет - и к развалу НАТО, и к отзыву «Першингов», и «круизов» из Европы, и к провалу Рейгана на выборах, и к тому, что все наши инициативы для Стокгольма, для Вены, по ОСВ и ОЯВЕ будут, в конце концов, приняты.
Но этого ничего не будет. Впрочем, гонка вооружений была, есть и будет при всех условиях. В этом смысле ничего не меняется. Однако мы, СССР, в глазах все большей части общественности выглядим как саботажники «дела мира».
Причем, не только на Западе, не только в Китае и в Румынии, но и в Венгрии и в ГДР, в глазах многих коммунистов.
Но Громыке, видно, на это наплевать.
Б.Н. затеял очередное совещание Секретарей ЦК соцстран по международным вопросам (есть уже решение ЦК и чехи согласились провести его в Праге). Опять же, чтоб координировать идейно-пропагандистское обеспечение внешней политики социалистического содружества. На самом деле такие совещания давно уже превратились в демонстрацию формальной солидарности с нами. без всяких практических последствий. Каждая страна ведет свою внешнеполитическую пропаганду в соответствии со своими планами насчет связей с Западом или Китаем. Разве что чехи во всем следуют за нами.
В нынешней обстановке особенно трудно придумать аргументы для продолжения «твердого» курса. А придется, консультанты под моим началом уже начали их сочинять для доклада Пономарева на этом совещании.
С 28 по 30 мая я был в Венгрии: они уже полгода как просили меня приехать для консультаций по всем этим и другим вопросам, в том числе по МКД. Старые друзья: Дьюла Хорн - теперь зав. отделом (а когда я с ним познакомился в 1960 году, он был переводчиком в МИДе). Матьяш Сюреш - Секретарь ЦК, а когда я с ним познакомился 15 лет назад, он был инструктором, «носил Пономареву чемоданы».
Принял меня и Кадар. Его референт Надя сказала по этому поводу: «У нас все проще». В самом деле, - можно себе представить, чтобы моего «аналога», какого-нибудь Ласло Ковача, явившегося к нам в Отдел на консультацию, принял бы Черненко!
Венгры на подозрении и с каждым месяцем все больше, а Хорн и Сюреш в особенности. В упомянутые времена нашего знакомства он был инструктором по СССР - и с головы до ног просоветчиком. А теперь, по поводу южнокорейского самолета, в присутствии дюжины журналистов, заявил: «Какой это дурак отдал приказ стрелять по пассажирскому самолету и убить сразу почти три сотни людей!» Андропов лично делал представление Кадару по этому эпизоду. Однако, Кадар «взял под защиту». Сюреш опубликовал огромную статью в их «Коммунисте», которая тоже вызвала бурное недовольство Русакова и других. Рахманину велено было сделать отлуп - статья О. Борисова в «Вопросах истории КПСС». А в «Новом времени» перепечатана статья из «Руде право», где чехи почти открытым текстом крыли эту статью.
Смысл статьи Сюреша в отстаивании права «малых социалистических стран» думать, говорить и даже делать самостоятельно - конечно, на пользу социализму и в духе интернационализма, право на монопольную трактовку которого (нами) он ставит под сомнение.
За полтора дня консультаций наговорились вдоволь обо всей мировой политике. Во всем они хотели быть оригинальными и самостоятельными. Из-за этого, бывало, срывались в дилетантизм, говорили наивности. Деликатно парировал, кое на чем настаивал - не соглашался. За оригинальничанием всегда была реальность: экономические интересы (связи с Западом) и нежелание выглядеть сателлитом.
Теоретически это обосновывалось несколькими тезисами:
- плохие советско-американские отношения не означают автоматически плохие отношения других соцстран с Западом;
- у каждой из них свои возможности для борьбы за «общие цели»;
- каждая соцстрана обладает спецификой и у нее могут быть и есть особые интересы в международной политике.
Откровенно говорили, что полностью одобряют действия ГДР в отношениях с ФРГ (усиленные заигрывания, которые стали еще более интенсивными после декабря 1983 года - установки ракет).
Главное впечатление - меня позвали, как старого «умного» друга, который может понять необходимость и неизбежность самостоятельности и независимости Венгрии, «которая никогда при этом не уйдет на Запад, не порвет с Советским Союзом, которая всегда будет верна интернационализму». В связи с этим были и открытые упреки: как неуважительно и не по-товарищески мы поступили, не предупредив, не проконсультировавшись, не договорившись заранее об отказе от участия в Олимпиаде. «Разве могло быть сомнение, - говорил Дьюла, - что мы проявим солидарность, как бы это нам ни не нравилось? Но можно ли так грубо выражать неуважение к своим друзьям, ставить их перед фактом? Оставлять в дураках перед своим народом и своими спортсменами!»
