Лев Николаев - ПОД НЕМЕЦКИМ САПОГОМ
2 февраля.
Несколько дней тому назад из Харькова выехал в Германию первый транспорт рабочих, вывезенных немцами для работы на немецких заводах. С транспортом в качестве врача выехал проф. Ф. Ю. Розе. Он — немец и крепко связал свою судьбу с немцами, тем более что его сын служит лётчиком в германской армии. Очевидно, этот уже больше не вернётся на Украину!
3 февраля.
По городу валяются трупы людей, умерших от голода. Их не убирают. Например, недавно на Николаевской площади — главной площади города — более недели валялся труп старика, очевидно, умершего от истощения. Сегодня я видел на Благовещенском базаре труп мужчины лет 25-ти. Это был, очевидно, военнопленный. Он умер, вероятно, от голода и холода. Он лежал на спине. Сапоги с него уже успели стащить!
5 февраля.
Председатель общества «Просвёта» профессор В. В. Дубровский предложил мне прочесть публичную лекцию на тему: «Антропологические особенности украинского народа». Хотя мне не трудно было бы прочесть лекцию на данную тему и доклад по этому вопросу у меня уже написан, я, основываясь на материалах собранных мною в течение 1920–1921 гг., предложил прочесть лекцию на иную тему, тоже весьма актуальную, а именно: «Голод и вызванные им изменения организма». Однако, Дубровский замахал руками и сказал мне, что на эту тему читать нельзя. Значит, вопреки очевидности, немцы хотят скрыть, что они принесли нам голод и что много людей умирают от истощения. Как это нелепо!
8 февраля 1942 г.
На балконе бывшего здания Центрального Комитета Партии висят пять трупов повешенных людей с надписями на немецком и русском языках: фамилия, имя и слово «партизан». У местной публики это зрелище вызывает только отвращение. Что касается немцев, то они останавливаются и щёлкают фотографическими аппаратами.
Недавно умер от голода археолог Луцкевич. У него имеются малолетние дети. Он жертвовал всем ради спасения детей и жены. Он ходил по деревням, менял вещи, доставал продукты питания, но почти всё отдавал своей семье. Сколько таких незаметных героев!
10 февраля.
Сегодня — мой день рождения. Мне минуло 44 года. Ещё год тому назад я выглядел так молодо, что многие называли меня «молодой человек». Никто не давал мне на вид более 30-ти лет. А сейчас я — старик. Лицо покрылось морщинами. Кожа отекла и стала дряблой. Мне можно дать на вид лет 60 или 65! Вот, что сделал со мной голод, принесённый немцами!
11 февраля.
Вследствие отсутствия воды у нас забита уборная. Поэтому каждый день приходится выносить два ведра нечистот и выбрасывать их в яму, вырытую в соседнем дворе. Это очень мучительно. Кал выливается иногда из вёдер на брюки и на ботинки, которые вследствие этого распространяют целый день невероятную вонь.
* * *
Постоянных цен нет. Я пошёл сегодня на базар продавать имеющиеся у меня тетради. Приценился — один торговец сказал: пять рублей, другой — три рубля, а в ларьке рядом с базаром такие же тетради продавали по 1 р. 25 копеек.
13 февраля.
Людей, умерших от голода, такое огромное количество, что хоронить их на кладбищах в гробах невозможно. Трупы бросают в щели, вырытые во дворах ещё тогда, когда была советская власть, и предназначавшиеся в качестве убежища при немецких воздушных налётах. Сегодня мой сын видел как одна собака откопала мертвеца и тащила по двору человеческую ногу, на которой висела штанина!
* * *
Воды нет. Мы используем снег. Поэтому мы ужасно грязные. Обычно кто-нибудь из нас моет руки в тазу, а затем в этой же чёрной от грязи воде «моет» руки другой. Вместо полотенца употребляется кусок марли. Все им вытирают и руки и лицо. В результате последний, пользующийся этой тряпкой, растирает себе по лицу чужую грязь. Так как я умываюсь обычно последним, это удовольствие и падает чаще всего на мою долю.
* * *
Многие венгры очень грубы. Волик Т-н видел, как один венгерский офицер побил нескольких украинских граждан — мужчин и женщин. Он потребовал, чтобы несколько прохожих зашли во двор и таскали мешки с углём. Среди прохожих оказался директор какого-то завода. Он попросил венгра посмотреть его документы. Но офицер рассвирепел, толкнул украинца, повалил его в сугроб и начал бить. Он расправился таким же образом ещё с несколькими гражданами.
* * *
Немцы предлагают некоторым профессорам выехать в Полтаву или Кременчуг. Видимо, фронт слишком близко от Харькова и немцы не уверены в том, что город не будет взят Красной Армией. Лично я отказался покинуть Харьков, ибо не боюсь прихода красных. Сегодня у меня была беседа по этому поводу с профессором Москаленко, тем самым, который выкинул меня из Рентгеновского института в ноябре 1941 г. и этим лишил меня заработка. Он остановил меня на улице и имел наглость уговаривать меня уехать из Харькова. Я ответил ему очень холодно и от его предложения отказался. Тогда на прощание он мне сказал: «Вашим отказом вы подписали себе смертный приговор.» Этакой нахал! Даже если мне суждено умереть в ближайшее время от последствий длительного голодания, разве можно об этом открыто говорить человеку. А вдруг, на зло ему, я не умру от голода! Сейчас, благодаря муке, моё питание улучшилось. Однако отёки у меня ещё сохранились.
16 февраля.
От голода умер Н. П. Шатилов, сын покойного профессора П. И. Шатилова. Таким образом в течение короткого срока от голода погибла вся семья профессора Шатилова — его жена, его дочь и его сын.
* * *
Недавно я был в помещении бывшей 18-й украинской школы на Мариинской улице. Рядом со школой живут немцы. Они порубили всю мебель школы на дрова. В школе находились два чудных рояля. Один из них немцы уже уничтожили и сожгли. Такая же судьба ожидает и другой рояль. Директор школы и завхоз терроризированы и защитить имущество школы не могут. Чуть что, немцы угрожают им револьверами. Впрочем удивительно, как они ещё работают. Управа им не платит денег. По видимому они живут тем, что понемногу продают на базаре школьное имущество.
18 февраля.
Жена мне рассказывала, что под влиянием голода у большинства знакомых ей женщин прекратились менструации. Это — одна из причин их нервного настроения.
* * *
Мне часто снятся вкусные блюда. Во сне мы поедаем мясные котлеты, ветчину, масло, пирожные. О, да! Особенно много пирожных и конфет! Количественно мы едим сейчас много, но качественно мы продолжаем голодать. Нам не хватает животных белков, жиров, сахара и витаминов. И всё же наше положение гораздо лучше, чем полтора месяца тому назад.
23 февраля.
На кладбище не зарывают, а складывают трупы. Мертвецы окоченели в самых причудливых позах. Могилы не роются, так как земля мёрзлая. Когда начнётся оттепель, эти груды трупов будут гнить.
25 февраля 1942 г.
Протезные мастерские, которыми я заведывал, закрылись недели две тому назад. Не было заказов. Рабочим я выплатил жалованье. А сам остался без заработной платы. Кроме меня не получили денег бухгалтер и Н. М. Шевченко. Теперь я безработный, если не считать, что я числюсь ещё при университете. Но там нет никакой работы. Поэтому меня могут мобилизовать в качестве врача и послать куда-нибудь. Это было бы очень нежелательно.
5 марта.
Отдел здравоохранения управы направил меня к врачу немецкой комендатуры, доктору Вернике для работы в медицинской комиссии по отбору рабочих, посылаемых на работу в Германию. Вернике принял меня вполне корректно. К счастью, все места в этой комиссии были уже заняты другим врачами. Говорю «к счастью» потому, что работа в этой комиссии, как мне говорили, сводится к выполнению жандармских функций. Врачи, под давлением немцев, принуждены признавать здоровыми людей заведомо больных. Доктор Вернике заявил мне, что в ближайшее время он пошлёт меня в Германию для сопровождения в качестве врача транспорта рабочих, направляемых туда на работу. Я сказал ему, что я после голода чувствую себя ещё очень слабым и боюсь, что не вынесу путешествия. Он мне ответил, что кормить меня будут очень хорошо, что я поправлюсь и что по приезде в Германию я получу двухнедельный отпуск. Возражать не приходилось, во-первых, потому что я — безработный и меня всё равно немцы куда-нибудь послали бы на работу; во-вторых, потому что приобретённая мною мука быстро тает и её не хватит нам до лета: уезжая, я освобождаю свою семью от лишнего рта и, наконец, потому что я постараюсь использовать эту поездку для того, чтобы пробраться к моей матери, живущей в Ницце, на юге Франции. Может быть, мне удастся найти себе там работу, перевести туда семью и прожить в неоккупированной немцами зоне до конца войны. Если бы это удалось, это спасло бы семью от ужасов голода и войны. Моя мать живёт в Ницце с 1904 г. Её там все знают. Это обеспечит мне устройство на работу до конца войны.
