Скучная жизнь одного Бон Хва - Виталий Хонихоев
Бон Хва видит, как его собственное тело — выпрямляется, поднимая Хана в захвате, выше и выше, прогибаясь в спине и пронося противника над собой, еще выше, скручиваясь в сторону…
— Бросок прогибом! — рычит Старший и Хан — описав красивую параболу в воздухе, беспомощно взмахнув руками — падает вниз, втыкаясь в искусственное покрытие, а Старший — обрушивается на него сверху!
Тут же — отпускает его и вскакивает на ноги. Смотрит на противника. Хан некоторое время лежит не двигаясь. Просто лежит, как мешок с мусором и на секунду Бон Хва становится страшно. Что он — убил его, ну или покалечил так, что тот теперь не сможет ходить и его посадят в тюрьму или заставят всю жизнь ухаживать за калекой…
Но вот Хан — повернул голову. Зашелся в кашле. Сел и помотал головой, схватившись за грудь, так, словно ему было больно.
— Бросок прогибом, или как у вас это называют — суплекс. Падение происходит по большой амплитуде, почти с высоты собственного роста, а захват поперек туловища вынуждает противника упасть так, что у него перехватывает дыхание. Он падает на спину, сгибаясь и повреждая грудную клетку. После такого падения можно и не встать… но Хан легкий, а потому он способен перенести такое. Был бы на его месте стокилограммовый мужчина, тот бы минут двадцать потом валялся. Такое падение вышибает из тебя дух к чертям собачьим.
Бон Хва смотрит на сидящего Хана. Вокруг царит тишина, даже группа поддержки Хана перестала кричать, все замерли, глядя на происходящее.
Хан — кривит лицо и встает. Встает тяжело, не легким прыжком, но так, словно бы весь день вагоны с углем разгружал — сперва подняв одну ногу, опираясь о колено другой, перенеся центр тяжести вперед и наконец — выпрямившись.
Бон Хва смотрит как тот — поднимает руки вверх, сжимая кулаки и делает шаг вперед.
— Если тебя в бою вырубили, да так, что у тебя нокаут или нокдаун случился — то весь боевой запал сразу пропадает. Не знаю, как это действует, но в один момент ты полон адреналина и тестостерона, готовый разорвать врага на десять тысяч маленьких медвежат, но вот прилетел хороший хук в челюсть — и все. Агрессия, гнев, злость — все как рукой сняло. Чтобы снова почувствовать себя берсерком — нужно будет снова ярости набраться… а мешочки с гормонами и нейромедиаторами не бесконечные. Такие вот ребята как этот Хан — не могут драться на холодную голову, им нужно сперва себя завести. А нокаут действует как сброс всех боевых гормонов… и когда человека бросают прогибом через голову по высокой амплитуде — то обязательно выключение будет, пусть на долю секунды. Так что теперь Хан на одной силе воле двигается. Ему нужно разозлится снова, без этого он не сможет драться.
— Так он просто сейчас возьмет и разозлится, чего ему. — Бон Хва вспоминает перекошенное от гнева лицо Хана. Такому разозлится — раз плюнуть. Он по умолчанию злой всегда.
— Не так просто разозлится на пустом месте. Тем более, когда твой противник не дает тебе повода. А еще — он сейчас очень устал. От перепада гормонов устаешь так, словно весь день тяжело работал. У него сейчас руки тяжелые, он ноги едва передвигает… а стоит только на силе воли. Его сейчас не только я — любой тут может запинать. И он это знает. Без своего «берсерк мода» он просто худой паренек невысокого роста, понимаешь? Но и сдаться он не может, это немыслимо… так что он вперед на одном упрямстве пойдет. Будет пытаться восстановиться во время боя, экономить усилия, отдыхать… но это не его стиль. Он не умеет так делать. На длинной дистанции он проиграет. Проиграет неминуемо. Так что…
Бон Хва чувствует, как его тело — опускает руки вниз, расслабляется и выпрямляет спину. Теперь он просто стоит перед своим противником, так, словно погулять вышел. Хан смотрит на него угрюмым взглядом. Он как будто стал меньше сейчас, в его взгляде появилась неуверенность.
— Хённим, еще раз приношу извинения за своего неловкого друга. — говорит он и кланяется: — он не желал ничего дурного, он просто неуклюжий болван. Уверен, что он обязательно принесет свои извинения лично. Прошу не держать на него зла за это происшествие.
— Что это? Ты готов сдаться? — говорит Хан и его слова звучат высокомерно, но его поза… он тоже выпрямляется и опускает руки, однако видно, что это ему нелегко дается. Он явно бережет одну ногу и его руки — подрагивают. Да и выпрямится до конца он не может.
— Предлагаю ничью. — отвечает Старший: — все это просто большое недоразумение. Не более того. Пак Ёджон был неправ, он уже пожалел об этом.
— Хм. А ведь верно. — Хан делает вид что задумался: — это ведь он опрокинул на меня поднос, а не ты. Ты просто хороший друг… наверное слишком хороший. Ладно. Я не держу на тебя зла, первогодка. А твой друг — пусть просто подойдет и извинится.
— Просто извинится? — уточняет он.
— Просто извинится. — небрежно взмахивает рукой Хан и от этого царственного жеста — его лицо на секунду искажает гримаса боли.
— Пошел откат. — говорит Старший: — у него сейчас все болит. Нога, грудная клетка, спина… наверное он себе и мышцы потянул где-нибудь, нельзя вот так как он двигаться и не потянуть себе что-нибудь. Так что сейчас мы с ним союзники — оба ищем выход из положения, да такой, чтобы и репутацию не уронить и проигравшим не выглядеть. А самый лучший выход из такой ситуации — это дружба.
— Что⁈
— Дружба — это чудо, малыш.
— Старший! Прекрати издеваться!
— Да ладно, разве он тебе не нравится? Такой сладкий мальчик… если ему длинные волосы отрастить и в юбку переодеть…
— Старший!!!
— Хорошо, хорошо, не кричи ты так. Переход от вражды к приязни между мужчинами — хорошо известный феномен. И вот сейчас, если он просто признает ничью — он вроде как все равно проиграл, так как изначально его статус намного выше. А вот если он сделает
