Френсис Фицджеральд - Отбой на заре. Эхо века джаза (сборник)

– Пошли ужинать! Твои кузены нас простят. Видимся так редко. Но метко!

– Не могу, – резко ответил Чарли. – Идите вдвоем, а я вам позвоню.

Голос Лоррейн вдруг стал скрипучим:

– Ну, ладно, мы-то пойдем… Но мне вспомнилось, как ты однажды барабанил в мою дверь в четыре часа утра – а я друзей не бросаю, и выпить тебе налила! Пошли, Дунк.

Двигаясь замедленно, с искаженными злобой лицами, покачиваясь, они двинулись по коридору.

– Доброй ночи! – сказал Чарли.

– И вам всего доброго! – с особенным выражением ответила Лоррейн.

Когда он вернулся в гостиную, Мэрион все еще стояла на том же месте, только теперь она прижимала к себе с другой стороны еще и сына. Линкольн все так же, как маятник, продолжал качать Гонорию взад-вперед.

– Какое безобразие! – выпалил Чарли. – Просто возмутительно!

Никто ничего не ответил. Чарли плюхнулся в кресло, взял свой стакан, поставил его обратно и произнес:

– Люди, которых я два года не видел, набрались поразительной…

Он умолк. Мэрион выдохнула одно короткое неистовое «Ох!», резко повернулась к нему спиной и вышла из комнаты.

Линкольн аккуратно поставил Гонорию на пол.

– Дети! Ну-ка, марш есть суп, – скомандовал он; как только они ушли, он обратился к Чарли: – Мэрион нездоровится, волноваться ей вредно. Такие люди вызывают у нее физическую боль.

– Я их сюда не звал. Они сами где-то разузнали ваш адрес! Они нарочно…

– Что ж, очень жаль. Делу это не поможет. Подожди минутку, я сейчас приду.

Оставшись один, Чарли в напряжении уселся на стул. В соседней комнате ужинали дети, время от времени коротко о чем-то переговариваясь, тут же забыв, что только что случилось у взрослых. До него донесся приглушенный шум голосов из кабинета, затем негромкий звонок снимаемой трубки телефона, и он в панике переместился к другой стене комнаты, чтобы не подслушивать.

Линкольн вернулся через минуту:

– Послушай, Чарли! Придется нам сегодня отменить ужин. Мэрион неважно себя чувствует.

– Злится на меня?

– Ну, в общем, да, – грубовато ответил он. – Сил у нее сейчас маловато, так что…

– Хочешь сказать, что она передумала насчет Гонории?

– Сейчас она очень злится. Не знаю. Лучше позвони мне завтра в банк.

– Прошу, объясни ей, что мне и в страшном сне не приснилось бы, что эти люди могут здесь появиться. Я так же зол на них, как и вы…

– Я ей сейчас ничего не смогу объяснить.

Чарли встал. Взял пальто, шляпу, пошел по коридору. Затем открыл дверь столовой и произнес не своим голосом:

– До свидания, дети!

Гонория встала из-за стола и подбежала к нему обняться на прощание.

– До свидания, любимая моя, – нерешительно сказал он, и затем, стараясь говорить нежнее, будто кого-то успокаивая: – До свидания, милые дети!

Чарли в ярости направился прямиком в бар отеля «Ритц», надеясь отыскать там Лоррейн и Дункана, но их там не было – и он осознал, что, как бы там ни было, от него теперь уже ничего не зависит. Он так и не выпил у Петерсов, так что сейчас заказал себе виски с содовой. В зал, поболтать с ним, вышел Поль.

– Все очень сильно изменилось, – печально произнес он. – У нас сейчас оборот где-то в половину от прежнего. Многие, о ком я слышал, у себя в Штатах потеряли все – не в первой, так во второй волне кризиса. Я слышал, ваш друг Джордж Хардт потерял все, до последнего цента. Вы теперь в Штатах?

– Нет, работаю в Праге.

– Слышал, вы много потеряли в кризис.

– Да. – И мрачно добавил: – Но главное я потерял во время бума.

– Играли на понижение?

– Вроде того.

И снова на него кошмаром нахлынули воспоминания о тех днях: люди, с которыми они знакомились в путешествиях; люди, которые были не в состоянии даже сложить числа в столбик или произнести связное предложение. Бал на корабле; коротышка, которому Хелен позволила пригласить себя на танец и который оскорбил ее, не пройдя с ней рядом и десяти шагов; напившиеся или нанюхавшиеся до визга дамы и девушки, уносимые на руках из общественных мест…

…мужчины, запиравшиеся дома и оставлявшие своих жен на улице в снегопад, потому что снег двадцать девятого года не был настоящим снегом. Если ты не хотел, чтобы он был снегом, нужно было просто заплатить.

Он пошел к телефону и назвал номер квартиры Петерсов; ответил Линкольн.

– Звоню, потому что никак не могу успокоиться. Мэрион что-нибудь сказала?

– Мэрион плохо, – коротко ответил Линкольн. – Я знаю, что винить тебя тут практически не в чем, но я не могу позволить, чтобы она из-за всего этого опять впала в депрессию. Боюсь, что нам придется выждать полгода; я не могу рисковать, чтобы потом ждать, когда она снова вернется в нормальное состояние.

– Понятно.

– Извини, Чарли.

Он вернулся за столик. Его стакан был пуст, но он отрицательно покачал головой, поймав вопросительный взгляд Аликса. Теперь он мало что мог поделать, разве что послать Гонории какие-нибудь вещи; завтра он пошлет ей кучу вещей. Он сердито подумал, что это были всего лишь деньги – он многим давал деньги…

– Нет, больше не надо, – сказал он подошедшему официанту. – Сколько с меня?

В один прекрасный день он вернется – нельзя же расплачиваться вечно! Ему был нужен его ребенок, а все остальное, кроме этого, теперь стало так себе. Он больше не был юношей с кучей прекрасных мыслей и мечтами для собственного употребления. Он был абсолютно уверен, что Хелен никогда не пожелала бы ему такого одиночества.

Комментарии

К подготовке этого сборника рассказов Фицджеральд приступил в мае 1934 года, после публикации романа «Ночь нежна». За десять лет, прошедших с выхода предыдущей книги рассказов, у Фицджеральда накопилось большое количество разноплановых произведений, поэтому он разработал целых четыре варианта состава сборника (первый – сборник новых рассказов с добавлением лучшего из прошлых сборников, второй – книга рассказов о Бэзиле и Жозефине, третий – сборник только новых рассказов, четвертый – сборник очерков и статей). Редактор Максуэлл Перкинс из издательства «Скрибнерс» выступил за второй вариант, но Фицджеральд передумал – перечитав рассказы о Бэзиле и Жозефине, он счел, что они «не так хороши, как казалось». Кроме того, эти рассказы в виде отдельной книги могли быть восприняты читателями почти как роман, что представляло собой определенный риск для Фицджеральда в художественном плане. Американский писатель Бут Таркингтон (1869–1946), высоко ценимый Фицджеральдом, работал по подобному плану при создании трилогии о Пенроде; по мнению Фицджеральда, риск заключался в том, что при выпуске такой книги публика могла счесть, что Фицджеральд пытается продать продукт «вроде разбавленного молока под чужой маркой» (из письма М. Перкинсу, 15 мая 1934 г.). Кроме того, объединение рассказов в единое целое потребовало бы довольно много времени. Поэтому Фицджеральд решил «разбить» эту серию и включить в свой новый сборник лишь часть из нее.

Таким образом, в работу пошел третий вариант – только новые рассказы. Рабочим названием книги стало «Новые сказки века джаза»; в июне 1934 года Фицджеральд выслал целый список других названий, из которых М. Перкинсу больше всего понравилось «Бэзил, Жозефина и другие», о чем он написал Фицджеральду, сделав оговорку: «Лучше было бы придумать название с намеком на то общее, что есть у всех вещей в этом сборнике».

С выбором рассказов Фицджеральд определился практически сразу; в первый вариант не входили рассказы «Тень плененная» и «Тихое и приятное место» (они попали в сборник по просьбе М. Перкинса), а также два рассказа из журнала «Эсквайр». Название «Отбой на заре» было придумано в августе, редактирование текстов шло с ноября 1934-го по февраль 1935 года.

В книгу попали как общепризнанные шедевры «позднего» Фицджеральда – «Последняя южная красавица» и «Снова в Вавилоне», – так и написанные в совершенно иной манере рассказы, опубликованные в журнале «Эсквайр» буквально накануне публикации в книге (рассказы «Ночь у Ченслорсвилля» и «Изверг»). Эти рассказы «не позволят людям сказать, что все это, мол, стандартные рассказики из “Сатердей ивнинг пост”, потому что эти две вещи совершенно точно не оттуда», писал Фицджеральд редактору 17 декабря 1934 года. Рассказы из «Эсквайра» особенно интересны тем, что после ряда творческих неудач 1936 года (около десятка написанных в то время текстов не опубликованы до сих пор, хотя Фицджеральд является общепризнанным классиком – эти тексты и в самом деле представляют собой очевидные творческие неудачи) Фицджеральд регулярно публиковался только в журнале «Эсквайр», разработав для него особый формат «сверхсжатого» рассказа и окончательно перестав создавать большие рассказы в формате «Сатердей ивнинг пост».

В самый первый вариант сборника входило еще два текста: «Лестница Иакова» и «Чистый лист» (в процессе работы над книгой он был заменен на рассказ «Последний пациент»). Но после просмотра гранок книги от этих текстов было решено отказаться, поскольку многие пассажи из этих текстов перекочевали в роман «Ночь нежна» и для включения в книгу тексты требовалось значительно переработать.