Дух Древнего - Александр Четвертнов
Удивительные, поразительные люди.
— Что сказать, — я встал со стула, и все смогли оценить клетку на моей пижаме в противовес строгим чёрным костюмам Осокиных, — не нужны мне деньги подлецов, довольно и того, что я победил в схватке.
Зубы Осокиных скрежетнули. Адвокат поморщился, словно я матернулся, а комиссия продолжила рассматривать рисунок пижамы.
— Вы понимаете, что принимая или нет виру, — пояснил мне проректор по безопасности, мощны мужчина в форме охранника, — Вы решаете вопрос, отчислят Олега Геннадиевича из академии или нет.
— Не понимаю, — развёл я руками и улыбнулся. — Почему вы не можете решить, что делать, а спрашиваете меня? Я провёл схватку по всем правилам…
— Потому что, — прервал меня проректор по связям с общественностью, — правила схватки установлены не были. Технически Олег Геннадиевич не нарушил их. Но его поступок против Вашей фигуры расколол общество на три лагеря. В глазах многих Вы пострадавшая фигура…
— А в глазах других виноватая, — теперь я перебил его, — и Вы хотите избежать последствий для академии, назначив крайним меня?
— Ну, не так, что бы…
— Именно так, — хмыкнул я, вспоминая, как в моё время проходили судебные заседания. Тогда адвокатов не существовало и всё решало красноречие обвиняемого и пострадавшего. Но, даже тогда выходило честнее. — Вы хотите остаться белыми и пушистыми. Исправить раскол, объединив всех против меня?
Я улыбнулся и обвёл взглядом комиссию. Многие прятали взгляд, но мой декан и группа пришедших с ним деканов и проректоров улыбались. Михаил Владимирович, мой декан, даже показал мне украдкой большой палец.
— Нет, господа, — я посмотрел на ректора, а потом на Осокиных, — как сказал Сир Конрад — это всё фарс. Лично мне не нужны ни деньги побеждённого, ни возможность решать его судьбу. Удовлетворение я получил от победы над ним.
Я вышел из-за стола и посмотрел на проректора по охране:
— Меня в чём-то обвиняют? — он покачал головой, и я добавил: — тогда прошу простить, — я приподнял рукав и сделал вид, что смотрю на часы, но на руке был лишь артефакт Ганса. — Я пропустил несколько занятий, и не хочу попасть в отстающие. Всего Вам доброго.
В полной тишине я дошёл до двери из зала и покинул его. Ступеньки привели меня вниз. Живые барельефы остались позади, и я, миновав половину территории парка, оказался перед общагой.
Что можно сказать? Представление они устроили знатное. Зато я теперь понимаю мотивы Лаврентия Павловича. Они сугубо политические. Если я правильно понял, то он ратует за покой в академии. Что ж, ему бы методы другие, и начинание будет достойно одобрения.
А, вот, Конрад Бергсон, как подсказывает моя интуиция, охотится за аурой Харона. Надо присмотреться к нему. Выяснить точно его намерения. Боюсь, прогуливать боевую подготовку мне теперь нельзя.
Дверь До конца учебного дня оставалось две пары, но идти на них я не собирался. Думаю, раз руководство академии отвлекает студентов от учёбы под политическими предлогами, то и я могу по личному делу пропустить занятия. Меня ждали Николай и логово Повара. Пришла пора заняться добычей.
* * *
Василий Сергеевич Огонь-Догоновский, родовая усадьба.
Василий Сергеевич сидел в своём кабинете и, не отрываясь, смотрел на главу гвардии рода.
Крепкий мужчина, прошедший не один десяток схваток, которые оставили на его лице и теле множество шрамов, стоял перед господином, мял в руках папку для бумаг и старался не смотреть на него.
— Гена, как такое могло произойти? — голос Василия Сергеевича, казалось, способен был резать камень.
— Думаю, его кто-то прикрывает, — удерживая эмоции и чувства в узде, чётко, по-военному отчеканил Геннадий.
— Кто?
— Вышедший с нами на связь затребовал аванс для найма двух бакалавров, — пожал плечами Геннадий, — они исчезли вместе со всей бандой.
— И? — Василий Сергеевич достал из коробка на столе сигару и стал срезать у неё кончик. Специальный нож-гильотина очень громко и показательно щёлкнул.
— Два десятка бойцов, несколько третьеранговых солдат, два бакалавра…
— Ты уже говорил, Гена, — Василий Сергеевич уже срезал половину сигару. Его глава гвардии смотрел за процессом, как загипнотизированный. — Выводы какие?
— Ребята никого не видели, — Геннадий очнулся и отвел взгляд в сторону. — Они убили всех быстро. Забрали с собой тела и скрылись незаметно. Замести следы полностью не вышло только из-за жандармов.
— Ты намекаешь на гвардию аристократов? — поморщился Василий Сергеевич, на ум приходила только одна фамилия.
— Так точно, Ваша светлость, — кивнул Геннадий. — Только аристократы не стали бы отвлекать законников боем. Думаю, его прикрывает Бестужев.
Василий Сергеевич смял огрызок сигары и достал новую. Затем ещё одну. Щёлканье гильотины не прекращалось.
«Неужели Бестужев спланировал всё с самого начала? — думал Василий Сергеевич. — Неужели он решил взять реванш?».
Граф Огонь-Догоновский вспоминал давнюю войну против Орловых. Неужели Бестужев знал о его, Василия Сергеевича, участии? Неужели Граббе нашёл убедительные доказательства? За те, которые у него были, Василий Сергеевич не переживал. Такие же имелись против любого другого аристократа.
В своё время граф Огонь-Догоновский сделал всё, чтобы никто не думал на него, но при этом Уваров-Орлов помнил, кому обязан тем, что имеет, и зависел от него.
«Нет, это невозможно, — решил Василий Сергеевич. — Усилия окупились. Тайна хранится уже больше двадцати лет, а Бестужев только сейчас начинает свою игру. Хочет найти виновных в поражении друга».
Остатки двадцатой сигары отправились в корзину и коробок опустел. Василий Сергеевич поднял голову, отвлёкся от размышлений и посмотрел на главу гвардии рода.
— Нам нельзя светится, Гена. Пусть Бестужев и дальше ловит мух. Как это сделать? Есть мысли?
— У нас только один выход, — Геннадий вытянулся по струнке смирно. — Отозвать награду, чтобы бандиты не путались под ногами. Пусть Бестужев чуть успокоится за пару дней, а потом по Орлову ударит отряд наёмников.
— Хорошо, — протянул Василий Сергеевич, — подбери подходящий отряд.
— Уже, мой господин. Я пригласил через подставное лицо Кельтских псов, — Геннадий достал из папки в руках листы бумаги. —
