Джек Кетчам. Повести и рассказы. - Джек Кетчам
— Карла. Я знаю, что это был ты, Струп. Карла мне все рассказала. Ты же герой, Струп. Ты спас человеческие жизни.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Думаю, мы можем заключить контракт на книгу.
— Что?
— Контракт на книгу. Это была идея Карлы, но я думаю, что она совершенно права.
— Права, как минимум.
— А?
— Не обращай внимания.
— Послушай, мы сделаем это анонимно, под псевдонимом. Никто никогда не узнает.
— Узнали ведь про Эда Макбейна[70], Макс. Узнали о Ричарде Бахмане[71]. А какой будет псевдоним у меня? Кетчам[72] или что-то в этом роде?
— Мы будем осторожны. А эти парни — нет. Эти парни были неуклюжи. Я знаю множество писателей, которых никогда не разоблачали. Ты неплохой писатель, Струп. Эта книга может стать для тебя началом новой карьеры.
— Карле тоже обломится, верно? И в этом все дело?
— Ну, да.
— Она упоминала какую-то цифру?
— Ну, в общем, да.
— Это случайно не около двух тысяч семисот долларов?
— Тридцать пять сотен. Но послушай, в наши дни авансы за такие вещи просто безумны. Книга будет правдива — преступление-то настоящее. Если бы это была выдумка, нам повезло, если бы мы заработали хоть цент. Но если мы сделаем все правильно, ты сможешь заработать миллион долларов. Это приемлемо?
— Давай два миллиона, и мы подпишем контракт.
— Думаю, могу с уверенностью сказать, что мы договорились.
Струп отправился спать. И проснулся с улыбкой.
Перевод: Гена Крокодилов
Эдвард Ли и Джек Кетчам
Расстройство сна
Jack Ketchum, Edward Lee, "Sleep Disorder", 2003
Я бы все отдал ради тебя
— Пожалуйста, прошу, не поступай так с нами, Клэр! — молил Родерик, сбегая по каменным ступеням огромного дома.
С нами, — поморщилась Клэр. — Ему тридцать, а он все еще живет со своей мамочкой. Боже!
Родерик сопел у нее за спиной, едва сдерживая слезы.
— Я бы все отдал ради тебя!
Сколько раз она слышал эту фразу за последние девять месяцев? Постоянно! Ну, почему до тебя никак не дойдет? Мне ничего от тебя не надо! — хотела закричать Клэр. Вместо этого она развернулась и сказала:
— Пойми. Все кончено.
Он с недоумением уставился на нее.
— Но, почему? Все было так чудесно! И ты сама сказала, что всегда будешь со мной!
— О, Родерик, не выдумывай.
Родерик не выдумывал. Девять долгих месяцев назад, когда они только начали встречаться, именно так Клэр и сказала. Ей стукнул тридцать один год и моложе она уже не станет. А у Родерика были миллионы. Точнее у его мамаши.
— Извини. Я просто не могу тебя больше видеть.
Он снова поплелся за ней, шаркая ногами.
— У тебя… другой парень?
— Конечно, нет! — снова солгала Клэр.
Как смел он, обвинять ее в измене!
Во всяком случае, Уорделл был не просто «другой парень». Он был всем тем, чем Родерик не был. Красивым, мускулистым, властным. И с членом, как у долбаного Диллинджера[73].
Она открыла дверь своего «Ниссана 300ZX» — подарок Родерика на ее день рождения — и скользнула за руль.
— Но, как же Париж?
Клэр на секунду задумалась. В Париже могло бы быть весело. Но рядом как всегда будет маячить его мать. И этот Фадд — личный халдей старухи, больше похожий на гопника-отморозка.
К черту Париж. Уорделл обещал свозить ее в Канкун[74] как только закончит с делами.
— Родерик, забудь про Париж. Я от тебя ухожу. Понимаешь?
Похоже, он не понимал. Зато понял Фадд. Парень в длиннополой кожаной куртке на дальней стороне двора колол поленья электро-дровоколом. Взгляд, которым он наградил Клэр, был предельно ясен: Я бы с радостью засунул тебя в эту штуку и нарубил на мелкие кусочки. Фадд был очень предан семье.
Мамаша Родерика, похоже, тоже была в курсе событий. Клэр чувствовала, как ее презрительный взгляд сверлит ей спину из окна гостиной.
Старая шизанутая сука.
Черт, да они тут все полные психи.
— Любимая, давай вернемся в дом. Мы сядем