Адонай и Альтея - Екатерина Витальевна Белецкая
— Она плакала, когда вас хоронила, — напомнил Пятый. Сам он, конечно, не присутствовал, но считку у Фэба попросил. Ещё давно.
— Некоторые плачут, когда хоронят хомяка, — поморщился Тринадцатый. — Или когда выбрасывают износившиеся туфли. По туфлям она, помнится, тоже пару раз плакала, было дело. Когда на Терре-ноль жили, в Питере.
— А что бы ты хотел на самом деле? — спросил Пятый, хотя и так уже понял ответ. — Быть… как все?
— Представь себе, да. Я бы этого хотел. И нормальное тело, и найти Сирин, и жениться, и завести ребенка, а то и двух. А что? Что в этом плохого? — Тринадцатый встал на платформе. — Или необычного? Мы ведь живые. И хотим ровно того же самого, что и другие живые. Нет, я понимаю, что этого всего не будет, но… желания это не отменяет. Разумеется, можно скопировать сознание в искусственно выращенное под задачу тело, вон, у Ромки спроси, как это делается. Но ведь это будет не перенос, а именно что копия. Просто меня станет… двое. Я — останусь собой. В этом самом теле. И не говори мне про самоубийство, потому что это глупо вдвойне. Он, другой, продолжит жить, а я уйду на Берег. В лучшем случае, как ты понимаешь.
Пятый кивнул.
— Да, понимаю, — сказал он. — Но, может быть, что-то всё-таки возможно придумать.
— Не знаю, — пожал плечами Тринадцатый. — Я пока что с придумками такого рода не сталкивался. Разве что воссоздание, но ты же сам в курсе, что это такое, и в каких случаях это работает. Мы ведь не вы, у нас миллиарда реинкарнаций нет. В проекте не заложено.
Пятый снова покивал, задумчиво посмотрел, а большое панорамное окно — всё то же небо, та же красно-бардовая звезда. Карлик. И хорошо, что рядом с ней оказалась подходящая планета. Хотя бы люди в безопасности, это уже немало.
— Слушай, а попасть на Берег не так, как это вы сейчас делаете, а так, как делает это он, возможно? — спросил Пятый. Он давно хотел задать этот вопрос, но разговор ушел не в то русло, поэтому получилось спросить только сейчас.
— Возможно, надо только доработать сам метод, — пожал плечами Тринадцатый. — Хочешь прогуляться?
— Вообще, хотелось бы, — признался Пятый. — Как считаешь, у меня получится?
— Почему нет? — удивился Тринадцатый. — В теории, как мы сейчас думаем, получиться может практически у любого, при соблюдении некоторых правил, и осознания, для чего тебе это нужно. Ты сейчас это хочешь сделать?
Пятый задумался. Сейчас? Хороший вопрос. Вполне вероятно, что и сейчас, но не позволят.
— И не надо, — твердо сказал Тринадцатый. — Вот поверь, тебе там сейчас нечего делать. Во-первых, вы там, прости, спали. А там нужно уметь ориентироваться, знать законы, иметь друзей. Во-вторых, я не понимаю, для чего тебе это в принципе нужно. Ну, сходишь ты туда, ну, посмотришь на эту хреновину своими глазами — и что это даст?
— Скорее всего, ничего, — согласился Пятый. — Слушай, а покажи мне её еще раз. С выходом на Берег я действительно погорячился, но вот посмотреть — я бы глянул.
— Да смотри на здоровье, — пожал плечами Тринадцатый. — Может, и вправду что-то новое поймешь или заметишь то, что мы не заметили.
* * *
Темная масса, висящая над горами, находилась в непрерывном движении, она то сжималась, скручивалась, то раздувалась, скрывая под собой заснеженные вершины. Какого же она размера? Пятый задумался. Если учесть, что горы на Берегу, точнее, на известном им участке Берега высотой где-то километров шесть-семь, то эта туча… от километра, до, наверное, десяти — конечно, на тех участках, где она раздувается. Да, пытаться подняться над этим всем не самая лучшая идея, девушка, ведущая самолет, и так рисковала, когда подходила близко. Кстати, сейчас машина как раз и подойдет максимально близко, сделает разворот на девяносто градусов, и пройдет вдоль объекта… идиотское слово, но как это ещё можно назвать?
Пятый замедлил считку, а потом и вовсе остановил её. Да, в этот раз Тринадцатый сам предложил именно считку, а не передачу мыслеобразов. Так оказалось проще, и, кажется, этот вариант для данного случая был надежнее. Эмоций, ясное дело, будет меньше, но в данном случае эмоции только мешают. Он запустил считку снова, но скорость не увеличивал, наоборот, стал замедлять её всё сильнее.
Самолет шел вдоль темной стены, которая на первый взгляд казалась черной, однако в замедленном режиме черной она быть переставала, она дробилась на мириады фрагментов, которые вращались внутри неё в бешенном водовороте. Пятый остановил считку полностью, и приблизил изображение настолько, насколько это было возможно. От увиденного его передернуло. Да, там были не только неживые объекты, там были разумные, огромное количество разумных. И среди тел, которые являли собой части черной стены (с самолета это всё и выглядело, как черная стена), целых не было. Все без исключения тела были смяты, переломаны, искорежены, передавлены. Мёртвые. Они все мёртвые, подумалось Пятому, и не может ли так быть, что это никакая не пуповина, а, например, кишечник, в котором эта тварь их переваривает? Версия не лучше, но и не хуже всех других. Впрочем, в мире абсурда иных и не бывает.
Он снова запустил считку. Самолет уходил, отдалялся от тьмы, машина разворачивалась, и вскоре темная стена осталась позади, а перед самолетом расстилалось, куда ни глянь, чистое светлое небо.
* * *
— Ты ведь лучше всех, тут находящихся, его знаешь. Как ты думаешь, почему ему все верят?
— Ты идеалист, Пятый. Люди… понимаешь, люди в большинстве своем не способны выстраивать простейшие причинно-следственные связи. И думать больше чем на шаг вперед они либо тоже не умеют, либо не хотят, — Тринадцатый вздохнул.
— Может, я действительно идеалист, но не до такой же степени, — покачал головой Пятый. — И какими бывают люди, мне известно в достаточной степени. Те же надсмотрщики… ты видел наши с рыжим считки, а значит, ты видел и их тоже. Они ругали почем зря условия жизни, дефицит, нищету — и при этом шли на войну за тех, кто мало что им создал эти самые условия жизни, нет, еще и подарил им некую идею, смысла которой они даже до конца не понимали!
