Безбашенный - Арбалетчики князя Всеслава
Но они не спешили. Следом за ними выдвинулся и средний, чернобородый, заметно прихрамывающий.
— Куда же это ты бежишь от нас, аркобаллистарий Максим? Ты же так рвался встретиться со стариной Дагоном! Отчего же ты теперь не рад нашей встрече? И где твоя смертоносная аркобаллиста? — хриплый голос финикийца звучал издевательски, но напрягало меня не это, а то, что я не слышу плеска вёсел. Какого, спрашивается, хрена! Ведь сверяли же с Володей часы! Конечно, мы предусматривали и неизбежные на море случайности, потому-то я и заманивал их на камни, по которым в темноте не очень-то попрыгаешь…
А Дагон продолжал издеваться, говоря своим сообщникам-финикийцам по-иберийски, чтоб и я понимал:
— Ах, да, я и забыл! Он же без щита! Положите щиты, ребята — будем играть честно!
Финикийцу явно захотелось поиграть со мной, как кошке с мышью, мстя таким образом за перенесённые ранее обломы, наверняка для этого матёрого волчары весьма унизительные. Что ж, за это — отдельное спасибо! Это здорово облегчало мне задачу поменяться с ними ролями.
Я неторопливо — на этих камнях не разгонишься — двинулся навстречу тому, который преграждал мне путь к пристани. Тот, осклабившись, потянулся за мечом и кинжалом, а я, так же нехорошо ухмыляясь — за пистолью. За спиной, судя по звуку осторожных шагов, приближался и второй, но это уже не имело особого значения — он один хрен не успевал…
Противник опешил от изумления, увидев в моей руке вместо меча какой-то непонятный предмет. Так он и отправился к праотцам — изумлённым. Его напарник — пацан пацаном, даже без бороды — так ничего и не понял, когда я, оборачиваясь к нему, сунул разряженную пистоль в кобуру и достал вместо неё вторую. Зато выругался по-финикийски куда более понятливый Дагон, как раз из этой штуки и подстреленный в последний раз. Но что толку? На этот раз не успевал он. Пацан, вроде, чего-то начал понимать и забеспокоился, ковыляющий по крутому склону Дагон что-то крикнул ему, я навёл пистоль ему в лобешню и рявкнул:
— Бабах! — спуска, естественно, не нажимая.
Тот дёрнулся, пытаясь пригнуться, и не удержал равновесия. Завалился набок, ушиб плечо, лихорадочно приподнялся на локте, ловя ногами надёжные упоры, чтобы резко вскочить. Ага, так я ему это и позволил, гы-гы! Его отчаянная попытка увернуться от болта и одновременно отмахнуться от него фалькатой — всё ещё в полугоризонтальном положении — оказалась, как ни странно, удачной. Ну, относительно — вместо брюшины он словил мой болт бедром, вдобавок — снова упал, ушибив локоть и башку. Порядок, этот на какое-то время выведен из строя! Я обернулся к Дагону…
Тот как раз, морщась от боли в раненой руке, неловко доставал нож, явно собираясь метнуть. Я быстренько осмотрелся, намечая места, куда поставить ногу при уворачивании, но финикиец, не особо рассчитывая на снайперский бросок при незажившей ране, метнул своё оружие мне в брюхо и выругался, когда нож звякнул об мою кольчугу.
— Вот теперь, старина Дагон, мы будем играть честно, — сообщил я ему, — И ты даже представить себе не в состоянии, как я рад нашей встрече!
— Не рано ли ты радуешься, аркобаллистарий? — прохрипел финикиец, осторожно пятясь назад, к ровной дороге. Я взял правее, с той же целью — не стоило давать этому опытнейшему головорезу шанса атаковать, когда он будет уже на ровной площадке, а я — ещё на камнях. Можно было, конечно, перезарядиться и тупо расстрелять его, но я заметил, что Дагон на сей раз явно не в форме, и рубака из него сейчас — так, на троечку с минусом. Мне же хотелось отработать на настоящем противнике полученные от тренера-гладиатора уроки.
— Что ж ты сопливых мальчишек на убой привёл? — спросил я его, — И не стыдно?
— В честном бою на тебя хватило бы и их! — мрачно процедил наёмник, — Если бы не твои хитрые уловки вроде этой маленькой аркобаллисты… Но если ты думаешь, что это спасёт тебя и сегодня, то напрасно, клянусь богами! Я тебе не сопливый мальчишка!
Он достал фалькату — один в один такую же, как та, что досталась мне в качестве трофея в прошлый раз — и примерился. Снова поморщившись от боли, переложил её в левую руку:
— Думаешь, если я ранен, победа у тебя в руках? А если вот так, с левшой? Потруднее, верно? — Дагон всё ещё пытался издеваться.
— С левшой? Да, с левшой — труднее. С настоящим левшой. А с таким, как ты — одна рука левая, другая ещё левее — поиграем! — настала моя очередь издеваться, — Может, мне отпустить тебя, дать залечить твои раны, а?
— Да что ты возомнил о себе, щенок! Я таких, как ты, не один десяток на встречу с богами отправил! — пережитые неудачи и полученные раны не улучшили характера моего противника, и он явно начал свирепеть.
— Ну, ковыляй отсюда, что ли, пока я добрый, — добавил я глумливым тоном, чем взбесил его окончательно…
Конечно, будь финикиец в добром здравии, а я — с теми же навыками, которые имел при первой встрече с ним — спорить можно было бы лишь о том, сколько секунд я против него продержусь — пять или целых десять. Но с тех пор уже немало воды утекло, и измениться успели мы оба. Он — не в лучшую сторону. С почти не работающей правой рукой — а ведь не левша, совсем не левша, да ещё и хромой, он был, конечно, всё равно опасен, но уже не так, как в свои лучшие времена. И вдобавок, мы фехтовали без щитов, одними клинками. Для античного мира такой способ боя — экзотика, я же имел и подходящие навыки, и подходящее оружие. Неудобно, правда, оттого, что противник сражается левой рукой, но это неудобство обоюдное — он ведь не левша, и неизвестно ещё, кому из нас неудобнее. Настоящего левшу я бы, пожалуй, тупо расстрелял с безопасной дистанции.
— Я смотрю, твоя новая фальката такая же, как и старая. Заранее подготовил? Не первый раз уже удираешь, потеряв оружие? — продолжил я издевательства, когда мы, обменявшись пробными ударами, прощупали друг друга.
— Оставил её тебе, чтоб одинаковым оружием сразиться, — Дагон уже оценил меня по достоинству и больше не собирался покупаться на примитивные уловки, — Но ты слишком любишь свой меч. Он так хорош? Бронзовый, прямо как у древних героев! Когда я убью тебя — я возьму его себе. Ты не против?
— Попробуй. Это хорошо, что твоя новая фальката такая же, как та. Красиво будут выглядеть у меня на стене, когда я повешу их туда обе крест-накрест. Думаю, тебе бы тоже понравилось.
И снова мы скрестили клинки — на этот раз уже всерьёз. Он тоже оказался в кольчуге под туникой, которая звякнула, когда я достал его выпадом. И наверное, остался бы без руки, если бы не большая «средневековая» крестовина моего меча, сдержавшая скользящий удар его фалькаты.
— Видишь, как хорош мой меч? Зря ты не обзавёлся таким же!
— Вот твоим и обзаведусь! — натужно прокряхтел финикиец, потирая солнечное сплетение. Спасти-то кольчуга его спасла — от проникающего ранения, но не от ушиба. И теперь он больше не досылал клинок кистью, боясь открыть её для моего аналогичного удара — у него-то такой гарды на эфесе не было…
Помня о временно выведенном из строя и раненом, но всё ещё живом финикийском пацане, я описал полукруг, дабы тот, если очухается и решит вмешаться, был в поле моего зрения — сюрпризов нам не надо. Это мы сюрпризы своим вражинам преподносим, а нам — хренушки, я так не играю! И куда ж в самом деле наши-то запропастились?
— А что у вас за оружие такое странное, из которого вы меня в Кордубе ранили? — спросил вдруг Дагон, отойдя на пару шагов, — Я думал — молния, но потом лекарь вытащил у меня из раны кусочек бронзы. Это ведь не аркобаллиста была? Дым, грохот, вспышка — какая-то смесь египетской соли с чем-то?
— Египетской, говоришь? — наёмник явно тянул время, ожидая чего-то, а скорее — кого-то, но кое-кого ожидал ведь и я, а тема была интересной, — Нам её привозят из Скифии, а откуда скифы берут, никто не знает. Может и из Египта. Как выглядит египетская? — я тоже отошёл и, не теряя его из вида, достал левой рукой пистоль, затем болт из нарукавного кармана, вставил в гнездо толкателя, упёр в камень и резко вдавил до щелчка спускового механизма. Потом убрал заряженную пистоль обратно и тем же макаром перезарядил вторую.
— Белая или серая, как и обычная, на вкус тоже солоноватая, но слабее, — проговорил финикиец, оценив дистанцию и поняв, что внезапным прыжком ему её не преодолеть, — Если смешать с чем-то горючим, то смесь вспыхивает от малейшей искры. Она?
— Она, — подтвердил я, получив от него куда больше полезной информации, чем он от меня. Ясно, что речь идёт о селитре, скорее всего — индийской, но раз её называют египетской — значит, в Египет её из Индии точно привозят, — А вы её откуда знаете?
— Наши жрецы используют её в храмах для огненных «божественных чудес» — очень красивые вспышки получаются. Но дорого стоит — во много раз дороже обычной соли. А как вы поджигаете огненную смесь в своём оружии? Я не видел в руках у твоего друга ни факела, ни масляной лампы.
