Момо - Михаэль Андреас Гельмут Энде
Против этого трудно было возразить. Да, с бойким на язычок Джиги справиться было нелегко.
К сожалению, туристы, желавшие осмотреть амфитеатр, приходили сюда очень редко, и тогда Джиги брался за что-нибудь другое. Смотря по обстоятельствам он бывал сторожем в парке, свидетелем при бракосочетаниях, разносчиком любовных писем, плакальщиком на похоронах, продавцом сувениров или корма для кошек, выгуливал собак — и занимался еще многим другим.
Но он мечтал стать когда-нибудь богатым и прославиться. Тогда он будет жить в сказочно-прекрасном доме, окруженном большим парком; есть он будет с золотых тарелок и спать на шелковых подушках. И самого себя видел он в сиянии грядущей славы — как некое солнце, лучи которого уже сейчас, издалека, согревали его в бедности.
— И я этого добьюсь! — кричал он, когда другие смеялись над его снами. — Все вы еще вспомните мои слова!
Каким образом он всего этого добьется, Джиги, разумеется, сказать не мог. К тому же особым прилежанием и любовью к труду он никогда не отличался.
— Работать — не велика премудрость, — говорил он Момо. — Таким путем пусть богатеют другие. Посмотри, какие они из себя — те, что продают жизнь и душу за каплю благосостояния! Нет, это не для меня. Пусть иногда у меня нет денег, чтобы заплатить за чашку кофе, — Джиги всегда остается Джиги!..
Казалось, что столь разные люди, со столь различными взглядами на жизнь и на мир, как Джиги-Гид и Беппо-Подметальщик, никогда не могут подружиться. И все же они дружили. Как ни странно, но именно Беппо был единственным, кто никогда не осуждал Джиги за его легкомыслие. И так же странно, что острый на язычок Джиги никогда не насмехался над чудаковатым старым Беппо.
Зависело это, конечно, и от того, что маленькая Момо так хорошо умела их слушать.
Никто из троих не знал, что на их дружбу скоро набежит тень. И не только на их дружбу — на все вокруг. И тень эта росла и уже сейчас — темная и холодная — наползала на весь город.
Это похоже было на какое-то бесшумное и вроде бы и незаметное нашествие, продвигавшееся вперед, и ему было невозможно противостоять, ибо никто его толком не замечал. А завоеватели — кто были они?
Даже старый Беппо, видевший многое, чего не видели другие, даже он не заметил Серых господ, которых становилось все больше и больше.
Они все чаще мелькали в большом городе и казались неутомимо-деятельными. Вместе с тем они вовсе не были невидимками. Все их видели — и все же их не видел никто. Зловещим образом умели они оставаться незамеченными, так что вы просто смотрели мимо них, а если встречали их, то тут же забывали. Они совершали свое тайное дело, даже не прячась. И так как они никому не бросались в глаза, никто и не спрашивал, откуда они взялись и откуда приходили, только с каждым днем их становилось все больше.
Они ездили по улицам в элегантных серых автомобилях, они входили во все дома, сидели во всех ресторанах. И частенько они заносили что-то в свои маленькие записные книжечки.
Одеты они были во все пепельно-серое. Даже лица у них были пепельно-серыми. Они носили круглые жесткие шляпы и курили маленькие темно-серые сигары. Каждый имел при себе портфель свинцового цвета.
Даже Джиги-Гид не замечал, что эти Серые господа то и дело кружат возле амфитеатра, записывая что-то в свои книжечки.
Только Момо однажды вечером заметила в последнем ряду амфитеатра их темные силуэты. Они делали друг другу какие-то знаки, потом их головы сблизились, будто они о чем-то совещаются. Ничего не было слышно, но Момо вдруг стало странно холодно, как никогда раньше. Она поплотнее закуталась в свой огромный пиджак, но и это не помогло — холод был какой-то необычный.
Потом Серые господа исчезли и больше не показывались.
В тот вечер Момо не услышала тихой и мощной музыки, как это бывало раньше. Но на следующий день жизнь вошла в свою обычную колею, и Момо уже не думала о странных посетителях. Она тоже их забыла.
Глава пятая
ИСТОРИЯ ДЛЯ ВСЕХ И ИСТОРИЯ ДЛЯ ОДНОЙ
Момо стала для Джиги-Гида совершенно незаменимой. Легкомысленный, непостоянный Джиги вдруг почувствовал, что горячо любит эту маленькую лохматую девочку. Он был бы рад никогда с ней не расставаться.
Его страстью, как мы уже знаем, было рассказывать разные истории. С некоторых пор он стал рассказывать намного лучше — он и сам это чувствовал. Раньше его истории получались какими-то суховатыми — видно, ничего хорошего не приходило на ум, — он часто повторялся или рассказывал про какой-нибудь виденный им фильм или о том, что прочитал в газете. Его рассказы, если так можно выразиться, шли пешком, но с тех пор как он узнал Момо — они обрели крылья.
Особенно когда Момо была рядом и слушала — тогда его фантазия расцветала, подобно весеннему лугу. Теперь вокруг него всегда толпились дети и взрослые. Он научился рассказывать истории с продолжением, которые тянулись днями и неделями. Выдумкам его не было конца, да он и сам стал прислушиваться к себе, никогда не зная, куда заведет его фантазия.
Как-то раз, когда опять пришли туристы, чтобы осмотреть амфитеатр (Момо сидела немного в стороне на каменных ступенях), Джиги повел такую речь:
— Высокочтимые дамы и господа! Императрица Страпация Августина, как вам должно быть известно, вела бесчисленные войны, защищая свою страну от нападений Трясунов и Трусоватых.
Когда она однажды снова покорила эти народы, она так разгневалась на них, что пригрозила истребить всех до последнего человека, даже до последней мышки, если их король Ксаксотраксолус не отдаст ей свою Золотую рыбку.
Должен сообщить вам, мои дамы и господа, что в те времена золотые рыбки еще не были у нас известны. Но императрица Страпация слышала от одного путешественника, что у короля Ксаксотраксолуса есть такая рыбка и она, когда вырастет, превратится в чистое золото. И этой диковиной ей непременно хотелось завладеть.
Но король Ксаксотраксолус в ответ только улыбнулся. Свою Золотую рыбку он спрятал под кровать, а императрице вместо нее переслал молодого кита в украшенной драгоценностями суповой миске.
Императрица была немного удивлена величиной рыбы, потому как представляла себе Золотую рыбку маленькой. Что же, сказала она себе, чем больше, тем
