Капитан Тин Тиныч - Софья Леонидовна Прокофьева
Видно, маленький Жан боялся, что бури и непогоды постепенно смоют его рисунки, и поэтому погрузил в трюм «Альбатроса» краски и коробку цветных карандашей. Не забыл он и большую резинку, на случай, если придётся что-нибудь стереть или подправить.
Капитан Жан оказался отличным художником и после каждого плавания обновлял и освежал рисунки, пока его матросы до блеска драили палубу.
Вскоре в таверну заявился капитан Какследует. Он с такой силой захлопнул за собой дверь, что та бухнула, как старинная пушка. Ухватив за спинку тяжёлый дубовый стул, он с грохотом подтащил его к столу и уселся рядом с капитаном Жаном, широко расставив колени.
Последним в таверну приковылял, опираясь на источенную временем трость, адмирал Христофор Колумб.
Снова прошу вас, друзья мои, не удивляйтесь! Да и, собственно, что тут такого особенного? Да, Христофор Колумб тоже был когда-то мальчишкой. Да, Христофор Колумб тоже мастерил кораблики.
К тому же, скажем по чести, найдётся ли на свете моряк, который с замиранием сердца не вспомнил бы адмирала Колумба, если вдруг синеющим чудом возникнет на горизонте неведомая земля, ещё никем не занесённая на карту? Что ни говорите, а в душе каждого моряка живёт открыватель новых земель Христофор Колумб, это уж точно!
И если как следует вдуматься во всё это, то, наверно, уже никому из вас, друзья мои, не покажется странным, что вслед за другими капитанами и старый адмирал Христофор Колумб переступил порог таверны.
— Что за холод и ветер! Видно, в преисподней нынче пусто. Все дьяволы собрались здесь и, раздув щёки, дуют так, что доброму человеку не ступить и шагу, — проворчал адмирал Колумб. Он всегда выражался несколько возвышенно и старомодно.
Впрочем, погода стояла тихая и тёплая. Просто старый адмирал не слишком крепко держался на ногах, и в любую погоду у него ломило кости.
Адмирал Колумб, со скрипом согнув колени, уселся на стул, подвинул его поближе к пылающему камельку. Снял шляпу с облезлым страусовым пером, оправил пожелтевшие кружевные манжеты цвета стеариновой свечки.
Капитан Тин Тиныч, громко хлопнув ладонями, убил серую моль, кружившуюся вокруг знаменитого адмирала и уж слишком заинтересовавшуюся его ветхим камзолом и потёртой шляпой.
— Благодарю, — медленно и величественно кивнул Христофор Колумб капитану Тин Тинычу. — Если бы со мной плавали люди, подобные вам, капитан, не исключено, что я открыл бы ещё парочку каких-нибудь там Америк.
— Гм… — с сомнением отозвался капитан Тин Тиныч, который несколько лучше знал географию.
В трактир заглянул ненадолго Добрый Прохожий. Он всегда заходил в трактир минут на десять, не больше.
Капитан Тин Тиныч усадил Доброго Прохожего возле себя, налил ему кубок тёмного старинного вина. Добрый Прохожий улыбнулся своей обычной рассеянной и печальной улыбкой.
История его была довольно-таки необычной.
Он приплыл на остров Капитанов на маленьком бумажном корабле, даже не склеенном, а просто сложенном из листа бумаги в клеточку, видимо вырванном из тетради по математике. По секрету скажем, только чтобы он этого не слышал: корабль его походил больше на бумажную треугольную шляпу, чем на корабль.
Едва корабль бросил в гавани якорь, а капитан и немногочисленная команда благополучно сошли на берег, размокший корабль осел, сплющился и расползся на куски. Первая же набежавшая волна унесла обрывки бумаги в открытый океан.
— Что ж, раз я остался без корабля, — сказал огорчённый капитан, — то я стану Добрым Прохожим. Представьте, какой-нибудь бедняга заблудился и ночью, в кромешной тьме бредёт по незнакомой дороге. Ведь кто-то должен повстречаться ему на пути? Так это буду — я!
С тех пор Добрый Прохожий все ночи напролёт бродил по дорогам острова Капитанов.
Пожалуй, нельзя назвать остров Капитанов особенно большим островом. Но всё же там было несколько дорог.
Широкая прямая дорога соединяла гавань и город, где жили капитаны.
— Это дорога в город, — любил говорить Добрый Прохожий, — но если идти по ней в обратном направлении, то это уже будет дорога в гавань. Как ни считайте, а это уже две дороги.
Была ещё узкая петляющая «дорожка, идущая от таверны «Золотая рыбка» к высокой неприступной скале, одиноко торчащей на северной оконечности острова.
— Это дорога к одинокой скале. Но ведь если идти по ней назад, то это будет уже совсем другая дорога. Дорога, ведущая к таверне «Золотая рыбка», — подсчитывал, загибая пальцы, Добрый Прохожий.
Так что, сами видите, работы у него было предостаточно.
— Оставайтесь с нами, отужинаем вместе, наш славный Добрый Прохожий, — предложил капитан Тин Тиныч. — Ночь обещает быть холодной.
— К сожалению… — Добрый Прохожий развёл руками, озабоченно глянул в окно. — А вдруг — вы только представьте себе — именно сейчас, в эту минуту кто-нибудь заблудился в темноте. Неужели он так никого и не встретит, кто поможет ему, подбодрит, подскажет верный путь?
И Добрый Прохожий торопливо вышел из таверны.
— Бездельник, бродяга, — пожала плечами хозяйка таверны.
— Замолчи, о женщина, — сурово посмотрел на неё адмирал Колумб. — Что ты смыслишь в этом? Твоё дело цедить вино из бочки да уметь подать его с любезным поклоном.
— Бросьте, адмирал, — усмехнулся капитан Какследует. — Наша хозяйка, наша красотка Джина может болтать всё, что ей вздумается. Уж своё-то дело она делает как следует! А это самое главное, как любил говорить мой покойный дедушка.
— Вы очень любезны, капитан, — с улыбкой посмотрела на него хозяйка таверны. — И ваш покойный дедушка тоже.
Да, пожалуй, хозяйку таверны «Золотая рыбка» и впрямь можно было назвать красавицей!
Чёрные как смоль волосы были уложены в высокую затейливую причёску, и пламя свечей приплясывало среди блестящих чёрных локонов. Взгляд её быстрых тёмных глаз порой становился таким пронзительным, таким отточенно-острым, что казалось, её глаза могут уколоть, ужалить… Но… красотка Джина улыбалась. Улыбалась всегда и всем. Ласковая, но какая-то неподвижная, словно застывшая улыбка никогда не сходила с её лица.
Хромой слуга с деревянной ногой, похожей на перевёрнутую бутылку, однажды ночью, взбираясь к себе на чердак, остановился передохнуть возле двери своей хозяйки. Просто так, из любопытства глянул в полуоткрытую дверь.
Ярко светила плоская серебряная луна.
Хозяйка спала, и в лунном свете ещё бледнее казалось её белое лицо, ещё темнее чёрные волосы. И даже во сне она улыбалась всё той же ласковой застывшей улыбкой.
Старому слуге почему-то стало жутко. Ледяные колючки впились между лопаток. Он поскорее заковылял к себе на чердак.