Оксана Демченко - Мир в подарок. (Тетралогия)
Итак, Атирас–го был вежливым юношей, к тому же он торопился обрадовать брата, потому и решил сам поехать за снавью, а не посылать гонца – слишком вышло бы по–княжески формально и долго. Он вступил на земли арагов, даже не уточнив, какая беда так обеспокоила кочевников.
Две сотни лет назад черным мором звали болезнь скота и людей. Снави обычно отделяли зараженный скот и требовали его сжигать. А людей лечили. Правда, спасти удавалось не всех. Когда больной впадал в сонное лихорадочное забытье, шансов почти не оставалось. В общем, дело давнее и темное. Почему Атирас–го сунулся туда, где сожгли скот? Похоже, хотел сократить дорогу и не встретил дозоров, или он просто заплутал в незнакомой степи, где одно место неотличимо похоже на другое для неопытного путника. К тому же, возможно, ехал ночью и не обратил внимания на колья с черными полотнами…
Когда его привезли к снави, было уже почти поздно.
Сиртэ я хорошо знал, она всегда боролась до последнего. Отчаянная девочка, совсем молоденькая, очень талантливая, очень упрямая, совершенно не признающая поражений. Если кто и мог помочь, то как раз она… Беда, что снавь, увы, была бесконечно вымотана. Черный мор – не шутка.
Шанс оставался всего один. Перелить княжичу жалкий остаток силы, чтоб продержался сколько можно, и везти его к Радужному. Здесь место уникальное, могучее, словно созданное для слияния снави с миром. Только здесь можно пройти второе посвящение. У подножья Змея был тогда древний алтарь. Теперь он затоплен.
А тогда…
Здесь их встретил Атирас–жи, он почуял, что с братом беда. Правда, во всем обвинял не себя, подбившего старшего на бессмысленную поездку, а всех вокруг. Более иных Сиртэ, потом уж и глобально, соседей Карна, – арагов и илла. Еще он потребовал своего участия в обряде. Говорил, что у него яркий дар, он нужен брату, и если тот все–таки уйдет, то без старшего ему не жить.
Почему Сиртэ уступила уговорам, не ведаю.
Может, приняла на себя бессмысленные обвинения. Или рассчитывала всерьез на то, что Го вернется ради брата. Наконец, не смогла отказать им в последней встрече, потому что шансов уже не осталось никаких…
Причину нам не узнать.
Зато известно достаточно точно, к чему привели уговоры младшего княжича. Она не только позволила Жи присутствовать, но и дала светоч. Фактически поделилась своими душой и даром, заключенными в тонкую защитную оболочку, – чтобы не сожгли юношу. Так, поверь, делать нельзя, и она–то знала о запрете, но все сошлось роковым образом. Рядом никого старших не оказалось, я тоже был в отъезде.
То, что случилось дальше, вообще, кажется, не могло произойти.
Жи и Сиртэ спустились по ступеням. Ты вчера была там. На грани света и тени они звали Го, но безответно. Одним богам известно, что стало потом. Точно скажу одно: Жи вернулся назад безумным, Сиртэ не вернулась вовсе. Он выпил ее душу досуха. Тело маленькой илла рассыпалось пеплом. Останки брата Жи доставил в столицу и там устроил мрачные и торжественные похороны, а на свежей могиле дал страшную и невозвратную клятву не просто уничтожить всех повинных в гибели Атираса–го, наследного князя рода Карн, но сделать жизнь немногих выживших земным адом, лишить их всего, что было дорого. Мол, у него после смерти брата ничего не осталось, почему тогда и другим не страдать? Все виновные – это араги, илла и прошедшие посвящение одаренные, то есть снави…
Слова падали монотонно. Было видно, какой болью даются они Риану. Иногда он надолго замолкал и безнадежно смотрел на Змея, струящегося с гор. Словно искал поддержки. Таким был Радужный и две сотни лет назад – радостным, прекрасным, живым. Только он и остался от прежнего мира. Он и Риан… Сколько же лет, вернее, веков, загадочному хранителю? Друзья уходят по ступеням, а он по–прежнему здесь, на пороге, один. Живая память. И боль.
Я не сомневалась – он помнит их всех не только по именам, помнит до последнего слова, жеста, душевного порыва. Помнит детьми, беззаботными подростками, одолевающими беды юными героями, счастливыми родителями, усталыми путниками, умудренными жизнью стариками…
– Пока одни уходили, а другие приходили, было легче? – спросила я почти нечаянно.
– Когда ушла последняя снавь, я умер, – тихо ответил он. – За гранью жизни им память не нужна. Она всегда для тех, кто здесь, в мире. Я учил, выслушивал, утешал, лечил, мирил, ругал, кормил, рассказывал сказки, спорил… Поколения сменялись, но продолжалась жизнь. А последние сто девяносто семь лет я молчал.
– Ты был всегда?
– Нет, вот ужас–то, как можно такое подумать! – он чуть усмехнулся. – Просто давно. Мы, долгожители айри, в мир людей почти не ходим. Только хранитель живет здесь, да еще его ученик, когда приходит пора сменяться и находится новый хранитель. Мы живем рядом, высоко в горах Змеиного кряжа. Правда, люди туда не могут попасть. Даже снави. Так устроен мир, мы очень разные.
Я набрала воздуха в грудь и рассказала ему про эльфов. Риан тут же гордо продемонстрировал свои уши – совершенно нормальные, человечьи. Потом запретил мне называть его Альвом и наотрез отказался петь. Голос, мол, это не самое сильное из его качеств. А еще открестился от магии. Нет, Релат – мир обыкновенный, страшных ведьм (кто такие?) и могучих магов–волхвов (ну что за детские сказки, Ника!) тут не водится. Колдовских источников, волшебных палочек, единорогов – тоже нет. И без того интересно живут.
Странный… И все же… что–то такое в нем чувствуется определенно эльфийское. Хотя бы этот живой внутренний свет и бесконечная доброта.
Радуясь возможности ненадолго уйти от страшной истории, которую мне еще предстояло дослушать, а ему – дорассказать, мы деловито перебрали прочие признаки толкового эльфа. С долей раздражения Риан признал, что из лука люди стрелять не умеют по определению, видят плохо, гибкостью не обладают. Потом мы неосторожно затронули тему врачевания ран и живучести. С чем и вернулись к истории рода Карн.
– Как один безумец мог разрушить жизнь целых народов? – я недоверчиво пожала плечами. – Он же утратил дар. Не мог не утратить!
– Именно. Увы, произошедшее в значительной мере вина, а точнее, ошибка Сиртэ. Снавь отдала ему светоч души, из которого безумец сотворил то, чем владеют все его последователи, видьи огня, названные по избранной Жи для покорения стихии. Это сейчас их так кличут… Раньше именовали Обугленными и еще Окаянными. Он научился выпивать силу снави против ее воли, а потом научил других. Дальше – хуже. Обнаружилось, что, не получая долго поддержки от чужого дара, Окаянный стремительно слабеет. К тому же взятую без спроса силу крайне трудно контролировать в присутствии яростной и неукротимой первозданной огненной стихии – солнца.Обугленными их прозвали, когда несколько учеников под полуденным солнцем буквально сгорели после казни снавей, не совладав с украденным даром. С тех пор они надежно прячутся от прямых лучей и стараются ясным днем не бывать на улице. Но, вернемся к истории, как это ни тяжело.
Гибель Сиртэ для мира не прошла бесследно.
В горах разразились чудовищные ураганные ливни. Сползли селевые потоки, накрывая деревни на склонах. За Золотым морем, у границы песков, наступила затяжная сушь. Всем было чем заняться. Близ Радужного, как назло, не прошла дорога ни одной снави, я сам уехал к айри, были срочные дела. Почти год никто не знал о страшной смерти на алтаре. Мир вокруг Окаянного словно оглох и ослеп.
За это время Атирас–жи принял княжество под свою руку после внезапной и очень своевременной, если вдуматься, кончины дяди. Пригласил в столицу одаренных детей, повелев искать их по всей стране. Одни стали его учениками, все добровольно. Обиженные. Он соблазнял их властью, славой, силой, лестью… и запугивал…и чего только не обещал. Другие погибли, напоив силой окаянных. Им никто ничего не обещал.
Когда все выяснилось, князя попытались вразумить, даже вылечить. Никто не мог представить, сколь холодным и логичным окажется безумие, а точнее бессердечие. Душа сгорела, а мозг работал. С каждой жертвой сила его росла. Сила, не способная вызвать дождь, остановить наводнение, вылечить лес, очистить реку, спасти умирающего человека.
Зато отменно приспособленная для боя и разрушения.
Бесполезно был потерян год в неведении, следующий прошел так же бессмысленно. Лишь к исходу третьей зимы удалось осознать всю тяжесть происходящего. Но было уже поздно.
С двух сторон, с востока и юго–востока, огненные рвы отгородили земли рода Карн от мира степи. Остался лишь узкий проход близ Радужного. Здесь последних снавей ждал Атирас–жи, успевший подготовить немало окаянных и собрать армию Карна. Все было кончено за несколько дней.
От древних лесов шумевшего здесь некогда Утреннего бора остались только обгоревшие стволы. Последних пленных снавей собрали на том самом алтаре, с которого все началось, некогда воздвигнутом для спасения жизни тяжело больных. Выкачивая их дар, князь совершил страшное: обрушил горы на юго–восточном выходе из ущелья, перегородив русло Рельвы и расплавил камень западного склона, открывая новую дорогу воде. Подножье гор стало гнилым болотом, где поселился черный мор – вызванный силой окаянных дух болезни, вечно жаждущий новых жертв. Ни одна снавь, даже если бы и уцелела хоть единая, не смогла бы пройти высшее посвящение, слившись с Радужным. Первая же ночь внизу стала бы для нее последней. Ты знаешь сама, как это выглядит…
