Василий Гавриленко - Последний поезд
— Так делали бывшие.
— Ясно.
Вскинув на спину рюкзак, повесив на плечо автомат, я приготовился продолжать путь.
Марина стояла у могилы.
— Ну, чего ты?
Она едва заметно вздрогнула и, дотронувшись до креста, сказала:
— Спи спокойно, человек.
Джунгли снова зашумели, заколыхались.
Мы вышли из лесу, вскарабкались на насыпь. Глядя, как передо мной стелется железная дорога, я подумал: если умру, — мне хотелось бы, чтобы с моим телом кто-то поступил так же, как мы с мертвым игроком.
Насыпь понемногу истончилась, и скоро рельсы побежали по земле, лишь слегка присыпанной гравием.
— Сегодня ночью ты разговаривал во сне, — сказала Марина, тяжело дыша от ходьбы, — Звал какую-то Анюту. Кто это?
— Анюта? Никто.
Мне стало не по себе. Надо же, и не догадывался, что разговариваю во сне.
— Она — игрок?
Где-то в высоте запел ветер.
— Чего молчишь, Андрей?
— Анюта — это всполох, — признался я.
— А, понятно, — протянула девушка и замолчала. Я не ожидал, что она так легко отстанет — почему-то стало досадно.
Когда за поворотом железной дороги перед нами возник занесенный снегом город, уютно разлегшийся на дне широкой долины, дыхание у меня перехватило.
— Калуга, — сказала Марина, вытирая рукавом вспотевшее лицо.
Отсюда, с возвышенности, город казался пирогом, разрезанным на две части широкой рекой. Виднелись припорошенные снегом развалины домов, большие ямы с зеленой водой, поставленные на дыбы машины.
— Пошли, — бросила Марина, поправляя на плече лямку автомата.– Может, к ночи дойдем.
Она двинулась вперед, стуча подметками по шпалам. Я остался на месте: город внушил мне, нет, не страх, а некоторую нерешительность. Чем-то грозным веяло из долины.
— Ты идешь?
Я догнал девушку.
— Слушай, может, нам не стоит туда соваться?
— Почему? Ночлега нам не найти, а спать на дереве ну совсем неохота.
Марина улыбнулась, сверкнув мокрыми зубами.
Глядя на нее, я решился: Калуга так Калуга.
Мы вошли в город, когда сумерки вонзили в воздух морозную хрусткость. На улицах ни души. Пустые глазницы окон.
— Красивый, наверное, был город, — сказала Марина. — Посмотри, какое интересное здание.
Я взглянул на каменных ангелов, целящихся в нас из луков. Огляделся настороженно.
— Э-ге-гей!
— Что ты творишь? — накинулся я на девушку.
— Да не бойся, — беззаботно отозвалась она. — Здесь никого нет. Ого, посмотри, троллейбус!
Марина исчезла в разинутой гармошке дверей, и через секунду из чрева машины послышался ее испуганный вскрик. Сдернув с плеча автомат, я поспешил к ней.
Марина, бледная, стояла посреди салона. Прямо перед ней, оскалив золотые зубы, сидел одетый в кожаную куртку скелет.
Еще с десяток пассажиров мертво таращились на нас из глубины салона.
Я выругался, опуская автомат.
— Извини, Андрей.
— Марина, к чему эта глупость?
— Я же сказала, извини.
Она прошлась по троллейбусу, держась за поручень. Приблизилась к одному из пассажиров:
— Ваш билет?
Скелет щелкнул зубами и предпочел ехать зайцем. Марина засмеялась. Я не выдержал и улыбнулся.
— Андрей, не хочешь одолжить вон у того кожанку?
— Мне своя куртка нравится.
— Я думаю, тебе бы подошла кожа. Ты был бы похож на комиссара.
— На кого?
— Потом расскажу.
Мы вышли из троллейбусa.
Б-ррр! Холодно-то как. Лед, кругом лед. А на небе — звезды, эти странные, маленькие огоньки.
Марина больше не веселилась, задумалась и погрустнела.
Чутьем, вероятно, оставшимся во мне от бывших, я понял причину этой перемены. Там, в троллейбусе, среди прочих пассажиров, ехал в никуда скелет ребенка, и девушка, должно быть, представила ту силу, что смела и этого ребенка, и троллейбус, и людей в нем, и этот город, и еще тысячи городов. Но — что поделать, никто не виноват…
Среди развалин дул колючий ветер, какого не бывает в Джунглях.
Мы вышли на площадь. Здесь возвышался каменный человек с лысиной и бородкой. Он протянул к нам руку, словно просил чего-то.
— Ленин, — едва слышно сказала Марина.
— Что?
— Это памятник Ленину. Был такой человек.
— Но зачем памятник?
— Я тебе расскажу… потом, — Марина поежилась.– Давай найдем ночлег, мне холодно.
Ленин смотрел на полуразрушенный дом из красного кирпича с множеством окон. Над широким проемом входа — позеленевшая табличка.
— «Администрация города Калуги», — прочла Марина.
Мы вошли.
Мне не приходилось бывать в таких местах, и я замер в изумлении.
Просторный зал распадался на несколько коридоров. С высоченного, украшенного лепниной, потолка, свешивались спутанные провода. Наверх вела широкая каменная лестница, укрытая полуистлевшим ковром.
По ковру пробежала крыса.
Мы поднялись по лестнице до самого верха. Здесь тоже бесконечная паутина коридоров.
— Андрей, давай сюда.
И правда, отличная комната для ночлега! Письменный стол, черный и трухлявый, — это дрова. Из стен торчат разноцветные провода, под потолком — разбитая люстра.
За столом на вертящемся кресле сидел хозяин кабинета, брат-близнец пассажиров троллейбуса.
— Вы по какому вопросу?
Это сказала Марина. Засмеялась.
— Наверное, среди бывших он был большим начальником, — она кивнула в сторону скелета, положив на пол рюкзак.
Я подошел к окну. Над площадью кружился снег, несколько острых снежинок впилось в щеки. Каменный человек насмешливо смотрел на меня.
Марина распаковала концентрат и, поморщившись, съела щепотку.
— Погоди, я сейчас поймаю крысу.
— Не надо, — испугалась она.
Ясно — пока не готова. Но рано или поздно придется заставить себя есть все, что посылают Джунгли.
Я не настаивал, тем более, что сильно устал и гоняться за крысами мне не хотелось. Но без костра нам будет тяжело — подмораживает. Подойдя к скелету, я отодвинул его в сторону вместе со стулом. Скелет застучал костями и уронил голову, сердито клацнув челюстями.
Разломать трухлявый стол не составило труда, а вот соорудить костер из его обломков оказалось сложнее.
Клубы сизого дыма устремлялись к потолку, зависали, словно в раздумье, нехотя подтягивались к окну и исчезали где-то за крышей.
Наконец, вспыхнул огонь.
Я сел у костра, и, как и прошлой ночью, стал смотреть на склоненное красивое лицо Марины. Красивое? Никогда не употреблял это слово. Какая, к черту, в Джунглях красота? А вот Марина восхищалась заснеженным лесом… Выходит, красота была и есть, но я не видел ее — не умел видеть?
— Марина?
Девушка подняла голову — она заматывала тряпицей ногу.
— Расскажи о Ленине.
— Интересно? — засмеялась.– Погоди, закончу…
— Как мозоль?
— Намного лучше.
Она обулась, протянула ноги к огню.
— В книгах бывших не только про Ленина написано. Оказывается, у них было много разных героев, плохих или хороших… Ленин, кстати, скорее плохой, — я так поняла.
— Почему же его вырезали из камня?
— Не знаю, — Марина кашлянула.– Книг бывших осталось мало, да и то они все повреждены огнем и водой. Ты будешь слушать, не перебивая?
— Буду. Рассказывай.
И она рассказала. Но не о Ленине. Замерев, я слушал, что когда-то на месте Джунглей была страна под названием Россия, в которой жили и трудились люди. Им было горько и радостно, холодно и тепло, они голодали и были сыты, воевали и мирились, занимались науками, литературой, искусством, сеяли хлеб и летали к звездам. Не знаю, так ли хорошо рассказывала Марина, или что-то от бывших осталось во мне, но я вдруг увидел Россию — увидел ее всю — величественную, холодную. Ее города, села, ее леса, озера и реки, ее фабрики и заводы. Ее народ.
Не дослушав до конца, я вскочил и подошел к окну. Марина умолкла. Снежные вихри носились над площадью, внизу хлопала сорванная с петель дверь.
— Андрей?
Я скрипнул зубами.
— Когда я узнала, мне тоже было тяжело…
Украдкой стерши рукавом влажную полоску, появившуюся на щеке, я прилег у костра лицом к стене.
6. Полет над джунглями
Я проснулся в полутьме.
Замер, прислушиваясь. Ровное дыхание Марины, как шелест травы…
Ага, вот опять! Похоже на стон.
Что это?
Нащупав автомат, я поднялся. Осколок штукатурки пискнул под ногой. Марина пошевелилась, задышала чаще.
Ночь и погасший костер, а в комнате почти светло: луна. У окна намело сугроб.
Осторожно ступая, я обогнул Марину и вышел в коридор.
