Bill Browder - Red Notice (Russian Edition).
Был ли он убит? А вдруг убийцы Перепеличного до сих пор в Англии? Я очень хотел позвонить тем, кому доверял, кто помог бы мне разобраться в ситуации, но не мог, поскольку через сорок пять минут должен был открывать в театре «Новая диорама» премьеру спектакля памяти Сергея.
Я отправился в театр пешком и попытался хотя бы на время выбросить из головы мрачные мысли. В фойе я встретил выдающихся людей, посвятивших свою жизнь правозащитной деятельности, членов парламента, правительственных служащих, деятелей культуры и близких друзей. Постановка получилась яркой и волнующей. По окончании я с тремя почетными гостями занял своего рода «президиум» — мы расположились на складных стульях прямо на сцене и начали открытый разговор с аудиторией. Рядом со мной сидели известный драматург Том Стоппард, бывший советский политзаключенный Владимир Буковский и Бьянка Джаггер — бывшая жена Мика Джаггера и авторитетная правозащитница.
Стоппард с Буковским поведали о том, как в семидесятые годы Стоппард поставил спектакль, который в конечном итоге помог освободить Буковского из советской психиатрической больницы. Обсуждая историю, которая произошла с Сергеем, они отмечали, что в России, к сожалению, с тех пор мало что изменилось.
Я обратился к аудитории последним:
— Ситуация в России действительно очень тяжелая, но сегодня появился небольшой лучик надежды: всего несколько часов назад палата представителей Конгресса США одобрила законопроект «Сергей Магнитский — Верховенство закона и ответственность», предусматривающий санкции в отношении тех, кто пытал и убил Сергея. С гордостью сообщаю, что законопроект набрал восемьдесят девять процентов голосов.
Я планировал продолжать речь, но мои слова утонули в бурных аплодисментах. Один за другим люди вставали с мест, и вскоре стоял весь зал. Они аплодировали не столько успеху кампании, сколько крошечной частице правосудия в мире. Я был глубоко этим тронут и, стоя вместе со всеми, тоже аплодировал.
На выходе из театра я пожимал руки и принимал поздравления, но мысли вернулись к Перепеличному. Еще по дороге в театр я рассказал о случившемся Елене, и теперь мне очень нужно было все с ней обсудить.
Дома я застал Елену сидящей на диване — отвлеченный взгляд блуждал по комнате. Видеть ужас в глазах любимых людей невыносимо, но в ту ночь именно это мне пришлось испытать. Дети спали в кроватках, мы были дома и теоретически в безопасности, но и Перепеличный в своем жилище в Суррее наверное думал то же самое.
На следующее утро я связался со своим лондонским адвокатом Мэри, и мы решили, что следует как можно скорее уведомить полицию Суррея, кем был этот человек. Полиции следовало знать, что в этом деле могла быть замешана российская организованная преступность и коррупционеры из высших эшелонов власти. Происшествие с Перепеличным — вряд ли просто несчастный случай.
Мэри подготовила письмо, подчеркнув, что Перепеличный выступал свидетелем, помогал западным правоохранительным органам в расследовании крупного дела по отмыванию денег российским преступным сообществом и мог быть отравлен, как Александр Литвиненко в 2006 году. Она настоятельно рекомендовала полиции срочно провести токсикологический анализ.
Письмо ушло в субботу по факсу. Выждав воскресенье, Мэри в понедельник позвонила в полицейский участок в Вэйбридже. Дежурный подтвердил, что письмо они получили, но, к нашему удивлению, ответил, что в полицию не поступала информация о смерти человека по фамилии Перепеличный.
Это было полной нелепицей, и я попросил Мэри позвонить старшему по званию, кто может знать, что же в действительности произошло. На этот раз в полиции подтвердили, что Перепеличный действительно умер одиннадцатого ноября на дороге, ведущей к его дому, но подробности обсуждать отказались. Мэри напомнила им, что у нас есть важная информация, которая может помочь следствию, но полицейский только записал ее телефонный номер и сказал, что в случае необходимости с ней свяжутся. Однако время шло, а до среды с ней так никто и не связался. В тот день Марсел сообщил нам, что первоначальные результаты вскрытия неопределенные: судмедэксперт не смог установить причину смерти Перепеличного — это был не сердечный приступ, не инсульт и не аневризм. Он просто умер. И всё.
Это всерьез обеспокоило меня еще и потому, что перед смертью Перепеличный говорил, будто значится в некоем «расстрельном» списке и что ему грозили расправой. Это наводило на мысль, что где-то в Великобритании бродит российский наемный убийца, и если он смог добраться до Перепеличного, то ничто не мешает ему добраться и до нас.
Мэри до конца недели осаждала полицию телефонными звонками, но всякий раз с ней отказывались говорить. Все это удручало, и в понедельник я спросил ее совета: что предпринять, чтобы они начали работать. Ответ был прост: надо обратиться к прессе. Обычно адвокаты советуют в подобных ситуациях держаться подальше от журналистов, но дело затрагивало общественные интересы, а полиция, похоже, не собиралась реагировать, так что, по ее мнению, у нас не было иного выхода.
Два дня спустя в газете «Индепендент» была опубликована подробная статья на пяти страницах под заголовком «В Суррее найден мертвым ключевой свидетель по делу о крупном российском мошенничестве» с портретом Перепеличного на передовице. Новость облетела телеканалы, радиопередачи и газеты Великобритании. Люди пришли в ужас от мысли, что российские преступники могут вести расправу уже на улицах Англии.
Сразу же после публикации полиция Суррея направила к нам в офис двух детективов-криминалистов. В итоге через двадцать один день после смерти Перепеличного полиция объявила, что будет назначено токсикологическое исследование. Я полагал, что с этим они уже опоздали: если его отравили, то обнаружить следы яда по прошествии трех недель вряд ли возможно.
Кто бы ни был в ответе за смерть Перепеличного, теперь они наверняка знали, что полным ходом идет расследование убийства, а в прессе бурно обсуждаются подробности дела, и залегли на дно. Уровень угрозы оставался высоким, но паника уступила место относительному спокойствию, что дало возможность сосредоточиться на других делах и проблемах.
До голосования в сенате оставались считанные дни. Я планировал быть в это время в Соединенных Штатах, но не мог присутствовать в Вашингтоне и видеть все своими глазами: мне предстояло выступить в Гарвардском университете и провести несколько деловых встреч в Нью-Йорке.
В воскресенье, второго декабря, я вылетел в Бостон. На выходе из самолета я получил срочное сообщение от Кайла Паркера и по пути к паспортному контролю перезвонил ему.
— Билл, привет, как дела? — привычно откликнулся он.
— Я получил твое сообщение. Что-то случилось?
— Возможно. Некоторые сенаторы настаивают, чтобы закон Магнитского все-таки распространялся на все страны, а не только на Россию.
— И что это означает для нас?
— Ну, дело уже не только в том, что думает Карден. Все больше сенаторов присоединяется к группе, возглавляемой Килом и Левином, которые настаивают на глобальной версии закона.
— Я думал, что весь сенат поддерживает закон.
— Голоса у нас, без сомнения, есть, Билл. Но если нет консенсуса по поводу того, какую версию принять, Гарри Рид не назначит голосование, — пояснил Кайл, имея в виду руководителя сенатского большинства. — А время идет.
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Попробуй выйти на людей Кила и Левина и приведи свои доводы в пользу российской версии закона, а я поговорю с Карденом.
— Хорошо. Я, к сожалению, на ближайшие несколько дней зависаю в Бостоне и Нью-Йорке, но все сделаю.
Я остановился на полпути к паспортному контролю и поговорил с Джулианной. В отличие от Кайла, она восприняла происходящее более спокойно и пообещала в понедельник с самого утра связаться с советниками сенаторов по вопросам внешней политики.
Закончив формальности в аэропорту, я отправился в гостиницу. На следующее утро я делился в Гарвардской школе бизнеса опытом работы в России. В первой части семинара студенты по очереди рассказывали преподавателю, что бы они сделали на моем месте, а я тихо сидел в заднем ряду, наблюдая, как рождаются интересные идеи, и немного жалел, что они не пришли мне в голову раньше. Анализ затрагивал только события, происходившие до обысков в офисах в 2007 году, поэтому они думали исключительно об управлении портфельными инвестициями и установлении стандартов корпоративного управления, а не об уголовном преследовании. Студенты не знали продолжения истории.
Во второй части семинара слово предоставили мне, и я рассказал историю до конца — об обнаруженном хищении, о Сергее, его аресте, пытках и гибели. Настроение в аудитории заметно менялось, пока я говорил. Под конец выступления я видел слезы в глазах некоторых студентов.
