Земля заката - Алексей Алексеевич Доронин
Сказать, что он расстроился – это ничего не сказать.
Да что же ему не везёт так сегодня?!
«Это потому, что я выгляжу как простак? Или неправильной национальности? Потому что я русский?!».
И то, и другое было обидно, но первое – ранило больнее. На чужбине у оскорблений особенный привкус. Спасало то, что с детства Александр никогда не внушал себе, что в далёких краях может быть лучше, чем в его родной деревне, в его Прокопе. Поэтому и разочаровываться не приходилось. Даже пронеслась мыслишка, что вот был бы здесь кто-то могучий и наш, он смог бы поставить на место этого гадёныша, который русских людей ни за что ни про что обижает.
Но Младший её прихлопнул, как постельного клопа. Кто защитит? Уполномоченный Виктор Иванов? Или бригадир Кирпич? То-то и оно.
Минут через десять дверь приоткрылась, на крыльцо вылетел Сашин рюкзак.
Чужак в чужой стране. Замёрзший, уставший. В кармане дырка – в прямом смысле. Желудок опять пустой, ноги гудят. Денег нет. Есть три единицы антиквариата. Не золото, конечно, а редкие книги, такие, что не каждый возьмёт. Нужно перекантоваться где-то до утра, а потом пытаться сбыть их. И попробовать продать что-то из вещичек. И табак. Хотя пистолет, ружьё и нож, а также инструменты он точно не станет продавать. Так же как свитеры и чай.
И в эту дыру – больше ни ногой, даже когда разживётся лавэ, как некоторые на далёкой родине называли деньги.
Что ж, опять бомжевать. А в ордынской тюрьме сейчас тюрю дают. А на ярмарках – даже блинами кормят. И репой сладкой, печёной. Эх.
Сначала Данилов сунулся в метро, но там обитали оборванные и немытые то ли хиппи, то ли яппи, которые выглядели дико даже на фоне жителей бедных кварталов и которых считали странными, потому что они против войны и за мир во всём мире. Несмотря на эту «безобидность», спать среди них не хотелось, кто их знает, вдруг зарежут спросонья за то, что он с ружьём.
Из-под чугунного люка в асфальте выбивались струйки пара. Вряд ли это канализация так парит. Видимо, там проложены трубы отопления.
На люке лежали несколько котов, сытых, но неопрятных. Им жилось тут неплохо: бродячих собак на улицах не наблюдалось. Лишь бы китайцы и швейцарцы не добрались.
И в этот момент коты бросились врассыпную. Медленно приподнялся тяжёлый люк, из колодца высунулся тощий субъект в красной вязаной шапке и замусоленной куртке неопределённого цвета, на которой ещё можно было прочитать «…Cola». В руке в перчатке с отодранными «пальцами» зажата острая спица, на которую нанизана связка крыс. Один грызун ещё слабо дергался.
– Hallo! Willst Du eine Ratte, Herr? – произнёс с диковинным шепелявым выговором человек, сам похожий на грызуна из-за выступающих передних зубов, и расхохотался. Должно быть, ему тоже не спалось. А может, он работал дератизатором. Но говорил человек тоном дворецкого, предлагающего лорду тарелку овсянки.
– Nein. Danke. Ауфидерзейн, херр, – даже бесплатно Младший не стал бы жрать крыс из коллектора обитаемого города.
Да, в колодцах тепло и, наверное, там можно переночевать. Но он туда точно не полезет. Что-то Саша слышал про крокодилов в канализации. Или ещё про каких-то тварей. Скорее всего, это враки. Но вот что там могут жить люди, и не самые дружелюбные, это точно. Поэтому он пошел спать в руины. Это было даже привычно.
И вот перед ним пропускной пункт из Внешнего города в Руины. Die Ruinen. Слоёное устройство городов ему уже знакомо, но он первый раз был в трёхступенчатом.
Шлагбаум закрыт. На посту никого не видно, в будке часовых светилось окно. Где-то гавкнула собака. Казалось, что тоже по-немецки.
Судя по табличке, откроются ворота в восемь ноль-ноль.
Но зачем ждать, если забор тянется только метров на тридцать в каждую сторону?
Огородить весь Внешний город никому не под силу, поэтому он легко пересек границу, которая была обозначена только редкими столбиками с табличками «Внимание! Зона Руин не охраняется полицией!». Вроде предупреждают, что дальше идти можно, но на свой страх и риск.
То же самое предупреждение было нанесено по трафарету на асфальт и на бетонные стены зданий. Кое-где виднелся сильно выцветший жёлтый знак, похожий на разлапистого жука. Биологическая опасность.
Чем ближе к Руинам, тем меньше исправных уличных фонарей. А за периметром расстилалась тьма. Хотя, кое-где темноту освещали редкие оранжевые огни. Наверное, костры.
Окна домов этой части города были черны, но он точно слышал голоса, пьяный смех, крики.
Трущобы.
Прошёл под эстакадой, на которой застыл поезд.
U-bahn, вспомнил он. Или S-bahn. Здесь много линий метро, находящихся выше уровня земли.
Во Внутреннем городе даже в переулках было сухо, а тут под снегом стояли лужи, в которых можно утонуть. Видимо, немного потеплело. Снег стал рыхлым. Несколько человек грели руки над костром, разожжённым в старой металлической бочке. Дырявый рекламный баннер, обещавший круиз в рай, растянутый на металлических стойках, служил им палаткой. Взгляды в Сашину сторону не были ни злыми, ни подозрительными. Можно подойти и попроситься к огню, погреться…
Но нет, он ещё пройдёт, оглядится.
Немного отойдя, заметил два силуэта, которые быстро и бесшумно двигались за ним.
Он уже давно вынужденно стал осторожным и подозрительным. И надеялся, что у него есть чутьё, что он физически ощущает каждый взгляд. Только гигантская толпа в порту и на рынке могла перегрузить его «сенсоры». Но уж в таких местах как это, его нюх должен быть начеку.
Тем не менее, двоицу он заметил поздно. Напрягся. Никакая сволочь не оставит его ещё и без вещей. Он и так потерял многое из того, что стоило каторжного труда и мозолей. Хорошо хоть рюкзак всё ещё с ним.
– Салам, – дружелюбно сказал один, поравнявшись. Оба были бородаты, в необычных шапочках, похожих на оладушки, из-под курток выглядывали подолы длинных, ниже колен, рубах. «Афганцы», почему-то промелькнуло в голове.
– И вам Саддам, – стиснув зубы, оговорился Саша и сунул руку за пазуху, нащупав кобуру.
Вспомнилось, как поучал их Борис Николаевич.
«Немцы – не слабаки и не дураки. Могут показаться рохлями… пока не услышат барабан и ласковый, как у мамы, голос фельдфебеля. Тяга к порядку у них внутри. И даже век либерализма её не убил. Все плюсы и минусы связаны с этим. Мне их иногда трудно выносить. Они не злые, но мелочные, широкую душу не понимают. Если достанут, можешь называть свиньями
