Каждый вдох и выдох равен Моне Лизе - Светлана Дорошева
Все подошли поближе к потекам, а мистер Ын, наоборот, отвел меня к шкафам с материалами для уединенной беседы.
* * *
– Послушай меня: я вижу только прогресс! – сказал мистер Ын тем же добродушным тоном. – Когда мы встретились здесь впервые, я видел лишь грамотную иллюстрацию. Профессиональная графика, хорошая культура штриха, тональные нюансы, зарисовки с настроением… но не более. Сейчас я вижу работы на грани, и мне это очень импонирует! Вижу поиск, вижу игру с материалами, уход от банальности…
– Спасибо, – поблагодарила я.
Не объяснять же, что поиск и уход от банальности за меня проделала жена Стива. Мистер Ын интерпретировал мою скупую реакцию по-своему:
– Успешно решить стилистическую проблематику – это полдела! – продолжил он ободрять меня. – А вот постановка интеллектуальной задачи в искусстве требует большей отдачи. Это сложнее. Но и важнее, тут он прав, – мистер Ын кивнул на юного коллегу. – Однако, я уверен, что это дело времени. И я надеюсь, что резиденция дала тебе мощный заряд…
– О, конечно!
Это была чистая правда. Заряд мощный, хоть и неясного действия.
– Я рад, рад! Для искусства нужно не столько мастерство, сколько риск. Жизнь одна. Жаль тратить ее на скучные задачи. Нужно ставить перед собой сложные интеллектуальные задачи, чтобы творить интересней и неожиданней. Чтобы было искусство! Для него нужен не креатив, а вызов! Не красиво, а интригующе. Не фокус-покус, а идея. Заставить зрителя задуматься важнее, чем «сделать ему похоже».
Я кивнула.
– А как ставить себе более парадоксальные задачи в монотонности жизни? Нужно приключение! И я надеюсь, их у тебя здесь было много…
Я улыбнулась в знак неопределенного согласия.
– Хорошо, хорошо! Вы, художники, инженеры человеческих переживаний, должны в первую очередь удивлять сами себя. Я говорю это всем: ставьте сложные задачи! Вы не узнаете своего мышления, уникальности и мощи творческого потенциала, пока не замахнетесь на искусство! Пока вы просто решаете какие-то профессиональные задачи – как «сделать похоже», какую композицию выбрать, тональные нюансы, приемы-фактура-пластика – это все прекрасно! Но пока вы делаете только это, искусства не будет. Будет просто профессиональный культурный шум, креатив, салонная живопись…
Я кивала. Все верно, с этим не поспоришь.
– Есть такое правило бизнеса: «Будь уникальным или умри!» И это в полной мере применимо к искусству. Вас ведь никто не ограничивает, кроме вас самих… Не надо бояться раздвигать границы! Как говорил однажды мой американский друг-художник своему ученику: «Делай, что хочешь: иди на оргию, накачайся наркотиками, преступи закон! …но найди свою внутреннюю свободу и страсть! Ничто не должно стоять на пути самовыражения, даже ты сам!» Я не знаю… – мистер Ын пожал плечами и поднял ладони в жесте мнимого отречения от таких некошерных методов, – не знаю. У каждого свои пути. Но чтобы докопаться до глубинных смыслов, надо открыть в себе бездны, а для этого любые средства хороши. И я надеюсь, что опыт, который ты получила здесь, даст тебе нужный толчок!
– Спасибо, я тоже.
– Ты ведь скоро уезжаешь?
– Скоро. Сразу после дня открытых студий.
– Тогда мы больше не увидимся, – огорчился мистер Ын, – я в это время буду в Пекине, но кто знает? Возможно, в последний день ты договоришься с кем-то о выставке прямо во время открытой студии, и в скором времени вернешься в Шанхай? А может быть, даже сегодня… – мистер Ын обвел взглядом молодых кураторов, но никто из них не выглядел особо заинтересованным. – Но пожалуйста, не нужно воспринимать тот факт, что резиденция не увенчалась выставкой, как неудачу. Просто не хватило времени.
– Конечно…
– Поздравляю, это отличный результат за пару месяцев! – мистер Ын показал на стену. – Я всегда продолжаю следить за творчеством «наших» художников и уверен, я еще увижу новые, дерзкие плоды твоего короткого, но, надеюсь, яркого пребывания здесь…
Я рассыпалась в благодарностях и светских реверансах, и мы сердечно попрощались в дверях. Юные кураторы тоже закончили хвалить пятна и отправились в следующую студию, к Стиву.
* * *
Я прислушалась к «звукам морга» из студии Стива. Было любопытно, что там у него – вышла ли «атональная симфония камней-оборотней», и вообще, что ему наговорят юные пытливые умы? Но, во-первых, кураторская критика была делом интимным и предназначалась только для ушей автора, а во-вторых, я все еще опасалась его печальной жены и старалась не попадаться ей на глаза.
Поначалу я действительно не испытывала ничего, кроме светлой, искренней благодарности куратору за свое шаманское путешествие… Но где-то под до-фаминовым облаком теплоты и облегчения от того, что по части официоза я отстрелялась, ютились более сложные чувства. Всю встречу меня не покидало ощущение, что я – тот псих из анекдота моего детства, что выписывается из дурдома с зубной щеткой на поводке, а врач его спрашивает:
– Это у тебя что?
– Моя собака Жучка.
– Ясно, – говорит врач и отказывает тому в выписке.
Через какое-то время, пройдя курс лечения, человек с зубной щеткой на поводке снова пытается выписаться.
– Это у тебя что? – снова спрашивает врач.
– Моя зубная щетка!
– Прекрасно, – говорит врач и выписывает пациента.
А псих выходит за ворота лечебницы, ласково гладит зубную щетку и говорит, подмигивая ей: «Ну что, Жучка, здорово мы их всех надурили?!»
Вот такое примерно чувство не оставляло меня всю встречу с кураторами. Вроде как все прошло отлично, но присвоить себе заслугу невозможно: во-первых, потому что развешанный по стенам «франкенштейн из ведра» тупо не ощущался как заслуга, а во-вторых – если и заслуга, то точно не моя. Я бы никогда так не поступила! Если бы не пропитанная призраками, галлюциногенная обстановка дурдома, я бы никогда не превратила свою собаку в зубную щетку. «Так совпало», если уж говорить фразами из детских анекдотов («Алло! Полиция? Меня похитили инопланетяне!» – «Вы пьяны?» – «Да, но просто так совпало»).
Объяснять теперь, что похвальное «на грани» вышло случайно, а, будь моя воля, я бы осталась в рамках «культурного шума» – это палиться против всех догм совриска и выставлять себя в самом косном свете. Все будто сговорились, что произошло хорошее, годное превращение постыдного «репрезентативного искусства» в «уход от банальности»: мистер Ын видит «достижение», а Поэтесса вообще посчитала меня способной на «таинственный драматический жест» саморазрушения… Но внутри-то своего шара я знала правду – не про «критическое высказывание» жены Стива, увенчавшееся моим «прогрессом», а про то как раз, что никакого прогресса не случилось.
К чувству психа-который-сам-себя-оболванил примешивалось еще какое-то гнетущее ощущение встречи-с-духом-наставником-в-пустыне-смерти. В роли духа на сей раз выступал сам мистер Ын. Он озвучил
