Нагибатор Сухоруков - Василий Кленин
Ранним вечером на том самом помосте у священной горы местные жрецы поженили нас. Я завалил девчонку подарками, пытаясь разглядеть признаки удовольствия. Кажется, принцесса слегка оттаяла. Зал в стиле кич поразил ее до глубины души, и я уже подумал, что свадьба не такая уж и плохая.
— После мы поедем в Излучное, и нас еще раз повенчают в храме Золотого Змея, — шептал я ей, как будто обещая путевку на Мальдивы. — Ты увидишь мою страну, мой дворец…
Я осекся. А ведь мой-то дворец был весьма практичным обиталищем, который вряд ли вызовет восторг у принцессы. Еще всюду эти странные стулья, высокие столы.
«Ладно, потом разберемся».
Пир длился до глубокой ночи. Я почти не пил и посматривал, чтобы отцы-командиры тоже не увлекались. Все-таки с утра в поход.
А потом нас увели в опочивальню. Для консумации венценосного брака. В комнате горели две лучины, слабо освещая довольно просторную комнату. Я снял с девушки покрывало, почувствовав, как она вся дрожит. Взглянул на худенькое тело, послушно опущенные руки, которые старательно ничего не прикрывали — и мной овладел такой стыд, что возникла угроза полного неосуществления консумации. Усадил ее на низкую грубую неудобную постель, начал бестолково шептать какие-то невнятные теплые слова. Словно, не прелюдией занимался, а утешал ее перед неизбежной операцией. Брачная ночь шла в каком-то категорически не том направлении. Наконец, мы полностью разделись, я затушил лучины и приобнял невесту. Долго гладил, легко целовал ее волосы, щеки, плечи.
Распалял.
Ну, себя все-таки немного распалил. Моя левая рука всё настойчивее и требовательнее ласкала маленькую крепкую грудь, щекотала мягкий животик, дерзко бродила по внутренней стороне бедер. А потом решительно их раздвинула…
Секс с девственницей — это вещь, которую только с ооочень большой натяжкой можно назвать эротикой. Обилие неловких движений (усугубленных моей правой рукой), страх причинить боль, неизбежное причинение боли. А потом, я как мог, утешал девочку, гладил ее лицо, чувствуя влагу на щеках и с нетерпением ждал, когда же нас заберет к себе бог сна. А утром, едва продрал глаза, тут же кинулся прочь из спальни — собирать войска.
На войну! Скорее на войну!
Разговоры в тени — 9
— Как нога? Не сильно болит? — Сухая Рука подсел к костру, стрельнул взглядом, и стража из черных понимающе отошла в тень.
— Терпимо, — буркнул Мясо, но невольно попытался отодвинуться назад, к камням.
Сломанную ногу прорезала острая боль, и бывший казначей зашипел. Он настороженно смотрел на владыку, который словно окаменел. С ним такое бывало изредка, Сухая Рука, словно, щит незримый перед собой выставлял. Он становился молчалив, малоподвижен. И только его мерзкая скрюченная правая ручонка начинала сама собой подергиваться. Кажется, Хуакумитла сам этого не замечал. А вот он, Ннака, замечал прекрасно. И в такие моменты терпеть не мог своего венценосного друга… Бывшего друга.
— Да что ты на нее уставился? — скривил рот в недоброй усмешке владыка, проследив взгляд пленника. — Тоже веришь в байки про мою убивающую руку? Прекрати! Только не ты. Ты сам помнишь, из-за чего они возникли.
Ннака отрицательно мотнул головой. На всё сразу.
— Значит, так, горец мой разлюбезный, — начал зло цедить слова Сухая Рука. — Я за тобой по этим треклятым горам две пятерки дней бегал… Может быть, еще столько же пришлось, если бы ты ногу не сломал, и твои же земляки тебя тут не бросили… Короче, я заслужил правду! Расскажи мне, что ты вообще тут устроил.
Ннака посмотрел на Хуакумитлу. Без страха. Без раскаяния. Ногу снова прострелила боль, напоминая о воле богов. Чего уже отмалчиваться?
— Что желает знать володыко? — нарочито угодливо спросил он (что ему еще осталось, кроме как поязвить напоследок?).
Сухая Рука пропустил тон мимо ушей. О, он умел не поддаваться на подначки!
— Давно ты начал готовить заговор?
— Трудно сказать. С одной стороны — с самого начала. Я помогал людям. Кому советом, кому подарком. В какой-то момент оказалось, что многие люди мне должны. Не только простые, но и благородные. Они готовы выполнять мои просьбы. Но я ничего не просил. Я решил, что копить это полезнее, чем копить нефрит или воск.
— Понятно, — что-то сам себе отметил владыка.
— Что понятно? — нахмурился Ннака и тут же просиял. — А! Ты про все мои прегрешения, о которых со списком в зубах тебе сообщил этот мальчишка? Представляю, как вы ломали головы, гадая, куда же я всё это спрятал.
Хотелось рассмеяться в лицо правителю, но тело не хотело смеяться. Тело ничего не хотело. Разве что унять боль в ноге.
— Но я тогда не хотел устраивать заговоры. Я хотел всего лишь стать твоей Правой Рукой. Получитьто, что заслужил по праву. И по божескому и по людскому! — Мясо разволновался и понял, что это его до сих пор не отпустило… плохо. — Сколько людей я купил, чтобы они помогли уговорить тебя… Сколько долгов стребовал… Страшно представить. Вот после этого я и начал скупать всех, кого можно: и безродов, и вождей. А оцколи я давно подкармливал. Тех, на которых ты походом ходил, и где меня в плен взял. Они далеко живут, ребята Муравья до них и не добрались даже. А мои люди добирались. Подарки дарили, чтобы меня в горах добрым словом поминали.
Замолчал. Владыка тоже молчал. Нехорошо так. Недобро.
— Ну, и на что ты рассчитывал? Глупо же.
— Ну, почему же глупо? Последние сведения о тебе, что до нас дошли: как ты за Кровавую реку ушел. И что там огромное войско неведомое. Это даже Змей не разберет, как далеко! Оттуда тебе месяц только добираться… А ведь ты мог вообще не вернуться. Времени было — что воды в Великой. И люди готовы. Правда, в Крыле мне купить удалось немногих: родственников Носача-покойника и обиженного на тебя сына Кочи. На последнего даже одних обещаний хватило.
— Тогда почему ты с Крыла начал, если там был не силён?
Какой же он странный, этот Сухая Рука. Обсуждает, словно Мясо не против него мятеж поднял, а будто перед ним очередная задачка, которую интересно решить.
— Странно,
