Ганнибал - Лиловый (Ii)

   -- Да будет тебе, -- рассмеялся Теодато. -- Я не имею на нее никаких видов.

   Виченте только что-то неразборчиво буркнул себе под нос. Какое-то время они шли в молчании. Мир вокруг них окончательно потемнел, и в воздухе запорхали редкие белые снежинки.

   -- В самом деле, Фальер прав, -- потом негромко и совершенно серьезно произнес Дандоло, сунув руки в карманы, глядя перед собой. -- Этим людям не нужно, чтобы какие-то идиоты из Централа боролись за их права. Жизнь для них такая, какая она есть... они не знают иной и потому спокойны. Но, как я уже говорил тебе, мне плевать на закованных, меня интересуют другие вещи. И я думаю, что Кандиано и его сумасшествие могут здесь быть полезными.

   -- О чем ты, -- без вопроса сказал Моро.

   -- Наше общество испокон веков делится на две категории людей, -- хмуро пояснил тот. -- И столь же давно считается, что железо оскверняет. Аристократы трясутся за чистоту своей души, как будто какие-то куски металла в состоянии повредить им... я никогда раньше не говорил тебе, чем обычно занимаюсь по работе. Я участвую в проектировании космических кораблей, Винни. Я постоянно имею дело с техникой, и я тебе скажу, -- я совершенно не понимаю, чем она может осквернить. Ведь человеческий разум создал это все, и высшую математику, задачи по которой мне постоянно приходится решать, и физику, и великое множество других удивительных вещей. Иногда мне думается, может быть, именно высшая математика отличает нас от животных и любых других неразумных существ, а вовсе не какая-то абстрактная душа.

   Виченте продолжал шагать рядом, в молчании глядя в сторону. Теодато покосился на него; лицо брата будто бы ничего не выражало.

   -- Ты бы лучше держал это при себе, -- потом все же заметил Моро. -- Это опасные идеи. Многажды опасней мысли о равенстве бездушных и аристократии.

   Теодато нахмурился.

   -- И я рассказал тебе об этом только потому, что в последнее время стал доверять тебе.

   -- От меня никто больше не узнает, -- произнес Виченте. -- Но все же будь осторожнее.

   Дальше они шли в молчании, оба растревоженные разговором, миновали промышленную зону Тонгвы, выбрались в кварталы прислуги, наконец впереди них показались ворота Централа. Снег усиливался.

   -- А что ты сам думаешь по этому поводу? -- тихо спросил Теодато. -- Порицаешь меня?

   -- Нет, -- не сразу ответил ему брат. -- Может, эти идеи и бессмысленны... в одночасье не изменить этих людей, веками живших по заветам предков. Но мне импонирует твоя смелость, Тео.

   Тот втихомолку рассмеялся.

   -- Когда я впервые услышал про этих инопланетян, -- признался он, -- я страшно радовался, я думал: сейчас они найдут нас, окажется, что у них все совсем по-другому, и тогда-то наши заплесневелые чурбаны попросту не смогут все оставить неизменным. Теперь все больше подозреваю, что инопланетный корабль был выдумкой трусливых космонавтов, которые, должно быть, приняли за него какой-нибудь астероид. Ужасно жаль.

   Виченте промолчал, только в задумчивости полез в карман пальто за портсигаром.

   ***

   -- Эти игры опасны.

   -- Я пытался отговорить его, господин Кандиано, но все без толку; горбатого могила исправит.

   -- К тому же, то, что вы предприняли, совершенно бессмысленно. Вы только рискуете привлечь к себе внимание управляющих, а с ними Тегаллиано.

   -- А я полагаю, наоборот. Винни, согласись, мы с тобой вчера вели себя, как полные идиоты. Настоящие аристократические недоноски, которые нашли себе новое развлечение, но не понимают до конца, что творят.

   Моро ничего не возразил на это, только красноречиво пожал плечами; вроде как, сами видите. Кандиано хмурился.

   Молодые люди сегодня нанесли ему неофициальный визит, будто бы просто проходили мимо, он пригласил их к себе в кабинет на чашку чая, а там уже Теодато с некоторой глупой гордостью пересказал события прошедшего дня. Кандиано это совершенно не понравилось.

   С другой стороны, в чем-то Дандоло был прав, несмотря на свое выражение лица. Потому тема была закрыта; более важные вещи интересовали их старшего товарища.

   Многое беспокоило его. Действительно, общество Камбьянико будто обрело второе дыхание, и сам он вновь загорелся своей идеей, потому что ему казалось, что у него получается. Люди начали интересоваться происходящим, присоединялись к ним, пусть многие из чистого любопытства, и тут Тегаллиано однозначно ничего не смог бы сделать, и к тому же, наверняка он полагал, что почти все эти новообращенные "защитники обездоленных" разбегутся при первом намеке на опасность, да и толку от них мало.

   Орсо Кандиано так не думал; даже самые бесполезные люди могли помочь ему в его деле. Прежде всего, они распространяли идею. Пусть десятки, сотни таких, как Камбьянико, могут лишь рассуждать на высокие темы, сидя в своих уютных гостиных, но если на одну сотню их найдется такой, как он сам или этот Моро, которого Кандиано в последнее время отчего-то даже начал уважать...

   И потом, ладно -- Тегаллиано; если уже сам Наследник заинтересовался этими идеями и не желал их распространения... это чревато. Молодые люди вроде Дандоло или Моро не понимают всей опасности. Кандиано прекрасно помнил, чем закончился мятеж Алехандро Фальера. Это же случится и с ними, если они вздумают открыто перечить Наследнику. А тот, конечно, долго в неведении не останется, более того, его так просто не обмануть.

   -- Как и вас, меня воспитывали с убежденностью в том, что Наследник не может ошибаться, -- тяжело признался Кандиано в этот раз; молодые соратники его молчали. -- Но в таком случае я теперь никак не могу понять, отчего он не желает видеть очевидного. Даже простым людям должно быть ясно, что положение на планете взрывоопасное. Тегаллиано и подобные ему могут сколь угодно рассуждать о том, что бездушным хорошо так, как есть, но они такие же люди, как мы. Они тоже чувствуют, и они не могут не видеть того, как наша жизнь отличается от их... Неужели они вечно будут мириться с этим! Необходимо что-то делать.

   -- Может быть, у Наследника есть свое видение насчет того, что нужно изменить, -- невинно заметил Теодато. -- Ведь и вы сами повторяете, что в одночасье ничего не сделаешь.

   -- Мне недвусмысленно дали понять, что желают сохранения прежнего порядка вещей, -- несколько уязвленно возразил Кандиано.

   -- Что ж, и Наследник -- живой человек, -- тогда сказал Теодато, -- значит, и ему свойственно ошибаться.

   -- Ошибки для него непростительны! На его плечах лежит ответственность за миллионы жизней. Если так будет продолжаться и дальше... -- он осекся: юноши перед ним были симпатичны ему, однако он понимал, что настолько доверять им еще рано.

   Но чертов Моро как-то пронзительно взглянул на него и негромко произнес:

   -- То что? Придется устранить его?

   -- Что?.. -- опешил Дандоло. Кандиано встревожился, и даже Мераз, тенью стоявший возле окна, встрепенулся, готовый защищать своего покровителя, если понадобится.

   -- Ну, все это, конечно, лишь на словах, -- невозмутимо добавил Виченте. -- Я довожу ваши построения до логического конца или, может быть, до абсурда. Если Наследник и далее продолжит свою политику и будет цепляться за традиции, рано или поздно придется его отстранить от правления. Гипотетически, повторяю. Только знаете, господин Кандиано, эта идея мне не нравится.

   -- Еще бы она тебе нравилась, -- с облегчением пробормотал Теодато.

   -- Нельзя допускать кровопролитие, ни в коем случае. Надеюсь, это вы понимаете.

   -- ...Да, -- помедлив, согласился Кандиано.

   Он проводил их и остался наедине с привычным уже Меразом; на душе у него было скверно. Этот чертов Виченте Моро! Хоть он и смелый, умный человек, временами он слишком, пугающе прозорлив. Порою складывается даже ощущение, что ему вовсе не двадцать четыре года, как он это заявляет, а все пятьдесят, -- он чересчур осторожен и чрезвычайно многое понимает.

   Что, если в один прекрасный день он предаст общество?

   К вечеру у Кандиано разболелась голова; попросив Мераза оставить его в одиночестве, он закрылся в собственной спальне и лег в темноте, а мысли его по-прежнему крутились, словно белка в колесе. Моро раскусил его: последней идеей его было устранить Фальера, но это в крайнем случае, в самом крайнем, если...

   Теперь же Кандиано лежал навзничь в постели и думал.

   Наследник -- это центральный столп всего старого мироздания. Это сердцевина аристократии Анвина, эссенция всех древних обычаев... Традиционной аристократии невыгодны новые взгляды насчет бездушных, эти люди веками жили только благодаря самоотверженной работе закованных, потому сложно надеяться на сколь-нибудь быстрые мирные перемены. Даже, скорее всего, мирным путем ничего не достичь. Сперва Кандиано решил, что убеждением сумеет добиться своего: аристократы, от природы чувствительные к вопросам морали, примут его точку зрения и...