Санин Евгений - Белый гонец
- Да… - с горькой усмешкой подытожил Юрий Цезаревич. – Вот и состоялась встреча старых друзей! Так сказать - «Сорок лет спустя!» Сам Дюма до такого бы не додумался…
Стас посмотрел на него, на Григория Ивановича, на дядю Андрея, и до него стал доходить весь ужас происходящего. Ну, они-то, ладно, хоть пожить-то успели. Не зря говорят – сорок лет спустя, да еще плюс столько, сколько ему… А он? И… что будет с его родителями?
К счастью, Григорий Иванович нашел единственные слова, которые в этот момент могли его утешить:
- Слава Богу! Мы хоть все причастились сегодня. Так что если что, пойдем, как мученики – прямо в рай!
- Вы – да! А я?! – гневно оборвал его Юрий Цезаревич. – Почему я должен погибать, даже не зная, за что, вернее за то, с чем не согласен и вообще слушать все эти дурацкие бредни? Эй, вы!!!
Он подбежал к двери и принялся стучать в нее кулаками:
- Выпустите меня отсюда! Я - директор школы! Я - друг вашего начальника – это же я помог ему!
- А вот мы тебе ничем не можем помочь! – послышалось в ответ притворно-сочувственное. – Вернее, можем, и даже поможем сразу, если ты уговоришь своего друга отдать нам то, что нам от него нужно!
Юрий Цезаревич, как затравленный, оглянулся:
- Гришка, Христом Богом твоим молю – отдай им то, что они просят!
- Твоим? – удивленно переспросил Григорий Иванович. – Насколько я помню, когда ты был таким же, как сейчас Стас, он был и твоим Богом!
- Да! – согласился Юрий Цезаревич и тут же протестующе выставил перед собой руку: - Но вспомни, кто виноват в том, что я отрекся тогда от него? Ты, Андрюха, увидев на мне крестик, когда я купался с тобой на реке, за горсть конфет сказал это Гришке. Ты, Гришка – своему отцу. Тот - директору школы. И когда меня прижали к стенке – крест или галстук, я был вынужден выбрать последний. Ведь без него я не смог бы поступить в институт, не стал бы директором школы… Впрочем, я уже и так перестал быть им… Это что же – выходит – я зря прожил всю жизнь? То есть, как это прожил?! Нет!!! Я не хочу умирать! Я не хочу этой кошмарной вечной пустоты!!!
- Да какая же там пустота, Юрка? – как можно мягче сказал Григорий Иванович. - Там ведь тоже жизнь! Причем, вечная, и здесь только ее начало! Что, наши предки и самые умные люди всех времен и народов были глупее тебя, безоговорочно веря в это?
Юрий Цезаревич медленно поднял голову, и в глазах его вдруг появилось что-то осмысленное
- Ты… думаешь… там… и, правда, что-то есть? – веря и не веря, осторожно спросил он.
- Конечно!
В парилке становилось все жарче и жарче. Уже почти нечем было дышать. Полжизни можно было отдать за один глоток свежего воздуха…
Дядя Андрей давно уже снял с себя свитер, который носил даже летом, боясь простудиться. Теперь потянул с себя и футболку. Стас последовал его примеру. Начал раздеваться и Юрий Цезаревич… Только Григорий Иванович, как был, так и оставался в пиджаке. И по его лицу было видно, что никакая сила не заставит его с ним расстаться.
- Конечно, есть! – видя, что Юрий Цезаревич замолчал, не зная, что ответить, повторил он. – Но весь вопрос: каким ты войдешь в эту вечность? Ведь жизнь-то дана зачем? Чтобы за время, что нам дано здесь на земле, соединиться с Богом! А на тебе даже креста нет…
- Да я бы теперь… и надел… пожалуй… - пробормотал Юрий Цезаревич. – Только разве они выпустят меня сбегать в храм, чтобы купить его?
- Вот уж поистине сказано: пока гром не грянет, мужик не перекрестится! – покачал головой Григорий Иванович и снял с себя свой нательный крест: - На, держи мой!
- А ты? – хватаясь за крест, как моряк за спасительный круг во время шторма, испуганно взглянул на него Юрий Цезаревич.
- Что я, не в своей бане, что ли?
Григорий Иванович поднял с пола несколько щепок, отобрал две лучшие, затем с помощью догадавшегося, что он собирается сделать, Стаса надергал из пазов пакли, свил из них две веревки. Одной, поменьше он связал щепочки в крестик, а к большей привязал его и повесил себе на шею.
Юрий Цезаревич с серебряным крестиком в руках стоял, глядя за каждым его движением, словно оцепенелый.
- Ну, а ты что стоишь? Надевай! – заметив это, накинулся на него Григорий Иванович. - Да перекрестись хоть сначала! Да не так! – поморщился он, видя, как Юрий Цезаревич крестится так, словно шарит рукой по телу в поисках чего-то забытого. И своей рукой помог ему правильно сложить пальцы и перекреститься: - Вот: так-так-так и так! А теперь, давай - сам!
Юрий Цезаревич послушно перекрестился и надел на себя крест.
- Ну, вот и слава Богу. И, правда, уже не так стало страшно… - прошептал он и, опустившись на раскаленную ступеньку, взвился, крикнув от боли:
- Ой!
- Что такое? – забеспокоился Григорий Иванович.
- Жжется… - объяснил ему Юрий Цезаревич, на что Григорий Иванович только рукой махнул:
- Так это же ерунда! В аду бы тебе куда горячее было!
И тут Юрий Цезаревич улыбнулся. Он, как понял Стас, окончательно пришел в себя.
- Эй! – снова послышались голоса снаружи. – Вы там еще живы? Скорее решайте, а то уже и нам тут становится жарко.
- Подождите! Настанет час, когда вам не так жарко станет! – как-то мигом окрепнув в духовной жизни, пообещал Юрий Цезаревич.
И тут… бывают же такие совпадения: где-то у входа в баню раздался сильный взрыв, очевидно опаливший огнем одного из охранников.
- Ай! – вскричал тот и простонал второму: – А ну-ка сходи, проверь, что там еще такое…
Послышались быстрые шаги, еще один вскрик боли. Затем, судя по звукам, уже несколько человек подошли к закрытой двери, отодвинули бочку, с грохотом отбросили подальше бревно…
Наконец, дверь распахнулась, и вместе с рванувшимся в парную порывом холодного, свежего, сытного воздуха появилось взволнованное лицо Лены:
- Ой, простите… - смущенно попятилась она и уже из предбанника уточнила: - У вас там все в порядке? Стасик, ты цел?!
- Да! - крикнул, успокаивая ее, Стас.
- Можешь передать батюшке - всё и все целы, живы… - поддакнул Григорий Иванович
- И даже здоровы! – подтвердил, выходя последним, дядя Андрей.
- Благодарение Богу! – повторил Юрий Цезаревич и обессиленно сел на лавку в предбаннике.
Стас быстро надел джинсы и, натягивая на ходу футболку, вышел во двор к друзьям.
Блаженно сощурился на солнце… Набрал полную грудь воздуха…И вопросительно посмотрел на Ваню.
- Это все Шарик! - лаская пса, объяснил тот. – Он прибежал, и мы с Ленкой сразу обо всем догадались. Она помчалась к участковому, а я – в церковь к сторожу… Тот устроил маленький фейерверк, ну и когда эти отвлеклись, старшина с ними быстро разделался. Да и сам Виктор, оказывается, будь здоров, какие приемчики знает!
- Странно! – блаженно вдыхая чистый, свежий воздух, нашел еще в себе силы удивиться Стас: - Я же ведь Шарика даже отвязать не успел!
- А он сам отвязался! Он это у нас хорошо умеет, правда, Шарик? – спросил у вилявшего хвостом пса Ваня. - Правда, за это ему обычно достается… Но сегодня так уж и быть, получит самую большую кость. Но только – после схода! Потому что мы и так уже на него опоздали!
Глава четвертая Белый гонец
1
Славко поднял с земли половецкое копье и грозно выставил его перед собой…
Двигаясь в заметно поредевшем ряду пешцев, Онфим шел по-прежнему рядом с Сувором и Милушиным мужем.
Шли, не торопясь, так, как велел им сотский.
Неожиданно среди множества вражеских тел Онфим вдруг заметил пронзенного стрелой молодого половецкого воина, совсем еще отрока. Судя по одежде, это мог быть сын какого-нибудь хана. Он лежал рядом с убитым конем, почему-то прикованный к его седлу стальной цепочкой, и чудом не был затоптан копытами только что промчавшейся здесь сначала половецкой, а затем и русской конницы. Наверное, хан так заботился о сыне, боялся, чтоб не потерялся в бою, да все равно потерял, решил Онфим.
«Надо же - даже их дети вышли на оборону своих вежей!» – хмурясь, покачал он головой.
Черты перепачканного грязью и то ли своей, то ли чужой кровью лица убитого показались ему больше русскими, чем половецкими, и даже чем-то немного похожими на пропавшего Славку…
«А может, это из наших, русских, выкормленный с младенчества этими волками-половцами, как звереныш?» - подумал он и вдруг заметил, что юноша вроде бы как приоткрыл глаза и пошевелился. Такой, не задумываясь, может метнуть в спину кинжал, промелькнуло в голове Онфима. Нет, решил он, лучше ударить лишний раз даже мертвеца, чем погибнуть по глупости. Онфим поднял топор, но не успел замахнуться, как половецкий юноша неожиданно сел и, отбросив подальше зажатую под мышкой стрелу, Славкиным голосом окликнул
