Воспитание чувств - Хейер Джорджетт
Мисс Милбурн потерялась в огромном особняке; ее возили в экипаже по процветающему поместью; обедала она на золоте; ей прислуживала целая армия слуг в ливреях. Белла вдруг представила себя хозяйкой всей этой роскоши и, поскольку была всего лишь женщиной, не могла не почувствовать всей привлекательности подобной картины. Но рядом с ней тоскливо переминалась с ноги на ногу начисто лишенная какой бы то ни было романтики фигура ее сиятельного воздыхателя, являвшего собой ходячий образчик педантичной вежливости. Северн обращался с Изабеллой с помпезным уважением, одаряя ее своим восхищением так, словно это была акколада[55]. Его сиятельство был столь же несокрушимо педантичен в ухаживании за девушкой, которую полагал сделать супругой, как и во всех прочих подробностях собственной размеренной и упорядоченной жизни. Единственным проявлением страсти, которое он себе позволил, стало пылкое прикосновение губами к ее руке.
Изабелла сомневалась, что Северну когда-либо придет в голову сжать ее в объятиях и осы́пать поцелуями, что, к большому сожалению, без особых колебаний позволил себе лорд Ротем. Белла знала, герцог никогда не выйдет из себя и не накричит на нее, не совершит экстравагантных поступков, не станет угрожать вышибить себе мозги или сбиваться с ног, разыскивая для нее цветы не по сезону. Мисс Милбурн была уверена, что представления Северна о правилах приличия не позволят ему вступить даже в незначительные пререкания с ней, поскольку, стоило ей вызвать его неудовольствие, как на лице герцога появлялось еще более бесстрастное выражение и он отходил от нее в сторонку, чтобы спустя некоторое время вновь оказаться рядом с таким видом, словно гармонию их взаимоотношений ничто не нарушало.
Он неодобрительно относился к азартным играм, проявлял лишь поверхностный интерес к бегам, дабы не отставать от моды, выбирал себе друзей из числа наиболее степенных, уравновешенных современников и был склонен предаваться морализаторству относительно таких удручающих пороков, как недостаток воспитания и манер, легкомысленность молодежи и отсутствие скромности у девушек, полагающих себя центром притяжения общества.
И вот когда впереди уже совершенно отчетливо замаячило блестящее обручение, мисс Милбурн вдруг со всей определенностью поняла, что не сможет выйти замуж за Северна. Ужаснувшись собственному поведению, тому, что поощряла его ухаживания, и сожалея о том, что позволила себе в пику Джорджу принять приглашение герцогини посетить Северн-Тауэрз, Изабелла сделала все возможное, чтобы не дать его сиятельству совершить непоправимое. Она стала вести себя с ним с нескрываемым отчуждением и холодностью.
Герцогиня, заметив эти перемены в отношении мисс Милбурн к ее сыну, высказала мнение, что она – очень хорошо воспитанная девушка, поскольку подобная чопорная сдержанность полностью соответствовала ее собственным представлениям о достойном поведении. Даже малая толика столь отталкивающей холодности, которую Белла продемонстрировала герцогу, повергла бы Джорджа в отчаяние, но Северн, с полным основанием полагая себя самым большим призом на матримониальном рынке, увидел в этом лишь потрясающую женскую скромность и оттого ничуть не смутился. Мисс Милбурн чувствовала себя так, словно угодила в западню, и, появись в этот момент в Северн-Тауэрз лорд Ротем, она с охотой позволила бы ему умыкнуть себя на луке седла. Но, хотя его светлость, несомненно, повиновался бы мисс Милбурн с превеликой радостью, знай о ее желании, он не имел о том ни малейшего представления. И его романтическое присутствие не нарушило респектабельности родового гнезда герцога.
Северн объяснился Белле в любви; Изабелла отвергла его лестное предложение. Герцогиня изумилась и оскорбилась одновременно, а миссис Милбурн заключила, что злонравная дочь окончательно лишилась рассудка.
Она привезла ее обратно в Лондон, именно здесь в полной мере осознав все последствия отказа принять руку и сердце герцога. Никто не верил, что его сиятельство наконец-то отважился сделать предложение. Миссис Милбурн читала правду в тщательно скрываемых улыбках, коими встречалось любое упоминание об этом деле, и приходила в ужас. Высший свет нисколько не сомневался, что маменька его сиятельства исподволь таки добилась своего, а возвращение Милбурнов в город означало поражение.
Мисс Милбурн наравне с матушкой осознавала столь печальное обстоятельство. Белла предвидела его, и ей понадобилось все мужество, чтобы отвергнуть предложение герцога. А вот чего она предвидеть не могла, так это того, что и лорд Ротем совершит столь распространенную ошибку.
Но именно так и повел себя этот порывистый молодой человек, проникшийся к ней очевидным отвращением. Вместо того чтобы испытывать благодарность и облегчение при виде Красавицы, вернувшейся в столицу в прежнем незамужнем статусе, он горько и хрипло рассмеялся, после чего позволил себе некоторые замечания, прозвучавшие настолько язвительно, что они граничили с оскорблением. Их, естественно, подхватили доброжелатели, и его слова вскоре достигли ушей мисс Милбурн.
Девушку охватило непреодолимое желание отхлестать Джорджа по щекам, удовлетворить которое она не могла, поскольку он не приближался к ней. После продолжительных раздумий мисс Милбурн вынуждена была признать: в определенной степени она сама повинна в том, что Джордж самым постыдным образом не питает более к ней доверия, и многое отдала бы за возможность объясниться с ним. Она выказала ему все знаки внимания, кои может позволить себе скромная и порядочная девушка, но он в ответ лишь презрительно скривился и одарил ее насмешливым взглядом. Мисс Милбурн, привыкшая безнаказанно обращаться с ним, как с дрессированной собачкой, испытала настоящий шок, разрываясь между негодованием и извращенным удовлетворением оттого, что молодого человека, оказывается, нельзя вернуть легким мановением пальца.
Но стремительная потеря одного за другим троих столь знатных и выдающихся поклонников, как милорд Шерингем, его сиятельство герцог Северн и лорд Ротем, стало для Беллы серьезным испытанием и даже катастрофой. Отныне самым реальным претендентом на ее руку оставался простой баронет, поскольку она прекрасно понимала, что такие воздыхатели, как достопочтенный Ферди Фейкенхем, ухаживают за ней, лишь отдавая дань моде, и не питают серьезных намерений.
Навязчивые знаки внимания, которыми принялся в последнее время осыпать Беллу сэр Монтегю Ревесби, стали бальзамом для израненного самолюбия девушки, но когда миссис Милбурн заявила, что, оставаясь в Лондоне, ее неблагодарная дочь лишь выбросит на ветер свое будущее процветание и потому ей будет лучше в деревне, Изабелла не стала возражать. Подобное бегство означало поражение, однако ничто не могло быть более унизительным, нежели сочувствие или изумление высшего общества.
Итак, мисс Милбурн удалилась в Кент, дабы набраться мужества и вернуть себе былое присутствие духа; лорд Ротем предался разнузданному поиску удовольствий и вел себя чрезвычайно безрассудно. Он проигрывал внушительные суммы за карточным столом, готов был свернуть себе шею на охоте, без малейших колебаний принимал любое, даже самое дикое, пари, участвовал в настоящих оргиях и попойках у Лонга, «Лиммерза», в клубе «Даффи» и прочих притонах. К тому же на глазах у шокированного света менял любовниц как перчатки, вел себя крайне вспыльчиво, даже агрессивно, по отношению к своим собратьям-мужчинам и распугивал рассудительных джентльменов, всаживая пулю за пулей в мишени тира Ментона.
Шерри тем временем ни на шаг не приблизился к разгадке тайны местопребывания своей заблудшей супруги; а еще он обнаружил, что привычка отнюдь не позволяет ему смириться с ее отсутствием. С каждым днем виконт лишь сильнее тосковал по ней, а дом, который они выбирали вместе, становился для него все более чужим и негостеприимным. Его светлости недоставало даже пронзительных и визгливых трелей канарейки, прежде частенько вызывавших у него одно лишь раздражение. Раньше он роптал по поводу уз, которые наложил на него брак; ворчал из-за необходимости сопровождать Геро на балы и рауты; полагал, что его комфортный быт рухнул из-за ее способности постоянно попадать в неприятности, из которых ему приходилось выручать ее; с тоской вспоминал беззаботные деньки своей холостяцкой жизни и считал, что хотел бы вернуть их обратно.