Александр Дюма - Асканио
Ваш отец Бенвенуто Челлини».
Это письмо, вселившее в Коломбу радостные надежды, принесло огромный вред влюбленным, так как заставило их забыть о грозящей опасности. Юности свойственны резкие колебания, она мгновенно переходит от полного отчаяния к безграничной уверенности. Небо в ее глазах либо затянуто мрачными тучами, либо сияет лазурью. Вдвойне успокоенные письмом Челлини и отсутствием прево, Коломба и Асканио забыли об осторожности и целиком отдались своей любви. Коломба настолько осмелела во время ночных прогулок, что была замечена госпожой Перриной – к счастью, принявшей ее за привидение; Асканио забыл как-то задернуть занавески, и госпожа Руперта заметила свет в голове Марса. Рассказы обеих кумушек возбудили любопытство Жака Обри, и болтливый школяр, подобно Орасу из мольеровской «Школы жен»113, открыл тайну как раз тому, кому не следовало ее знать. О последствиях его печальной доверчивости нам уже известно.
Но вернемся в замок д'Этамп.
Когда у виконта спросили, как он добыл такие ценные сведения, Мармань напустил на себя таинственность и промолчал. Истина была слишком проста и отнюдь не делала чести его проницательности. Поэтому он дал понять, что это блестящее, поразительное открытие стоило ему огромного труда и сложных интриг. Герцогиня ликовала; она возбужденно ходила по комнате и забрасывала виконта вопросами. Итак, маленькая мятежница, наделавшая столько хлопот, наконец попалась! Госпожа д'Этамп непременно пожелала отправиться в Нельский замок, чтобы лично удостовериться в счастливом окончании поисков. Да и, кроме того, после всего случившегося, после побега или, вернее, после похищения Коломбы девушку нельзя было оставлять в Нельском замке. Герцогиня позаботится обо всем: она возьмет Коломбу к себе, она будет присматривать за ней гораздо лучше, чем дуэнья или неревнивый жених. Она будет присматривать за ней, как соперница. Таким образом, Коломба окажется под надежной охраной.
Герцогиня велела подать экипаж.
– Вся эта история осталась почти в полной тайне, – сказала она, обращаясь к прево, и добавила:
– А вы, д'Орбек, надеюсь, не такой человек, чтобы придавать значение пустякам, вроде побега девчонки из дому, не правда ли? И потому я не вижу основания расстраивать вашу свадьбу и отказываться от наших замыслов.
– О сударыня! – воскликнул мессер д'Эстурвиль, отвешивая глубокий поклон.
– Свадьба состоится на тех же условиях, не правда ли, герцогиня? – спросил д'Орбек.
– Разумеется, милый граф! Что же касается Бенвену-то, виновник он или соучастник этого гнусного похищения, будьте покойны, я с ним все равно расквитаюсь, – продолжала госпожа д'Этамп. – Мстя ему за вас, я отомщу и за себя.
– Но говорят, герцогиня, – возразил Мармань, – будто король в своем увлечении искусством обещал Челлини исполнить любую просьбу в случае удачной отливки Юпитера.
– Не тревожьтесь, виконт, и предоставьте все мне: я приготовлю к этому дню такой сюрприз, какого Челлини никак не ожидает. Положитесь целиком на меня.
Да, ничего другого и сделать было нельзя. Давно никто не видел герцогиню такой оживленной и очаровательной. Она вся сияла от радости. Госпожа д'Этамп тут же отправила мессера д'Эстурвиля за его стражниками, и вскоре виконт де Мармань, граф д'Орбек и прево, предшествуемый вооруженной охраной, явились в Нельский замок. Госпожа д'Этамп остановила экипаж поодаль на набережной и, сгорая от нетерпения, то и дело выглядывала из него.
У подмастерьев был в это время обеденный час;
Жан-Малыш, Наголо, Асканио и обе женщины оставались в замке одни. Бенвенуто ожидали только через день или через два дня утром. При виде гостей Асканио решил, что прево хочет произвести третий обыск, и, строго следуя указаниям учителя, не только не стал чинить препятствий посетителям, а, напротив, встретил их с величайшей вежливостью. Прево и его спутники направились прямо к литейной мастерской.
– Откройте эту дверь, – обратился д'Эстурвиль к Асканио.
У юноши сжалось сердце от дурного предчувствия. Однако он мог ошибаться и, подумав, что малейшее колебание покажется подозрительным, спокойно отдал ключи.
– Возьмите эту длинную лестницу, – приказал д'Эстурвиль своим людям.
Они повиновались, и прево повел их прямо к статуе Марса. Господин д'Эстурвиль сам приладил лестницу и уже хотел взбираться по ней, но тут Асканио не выдержал – бледный от гнева и страха, он решительно поставил ногу на ступеньку и воскликнул:
– Что вы делаете, мессер! Эта статуя – величайшее творение учителя, и он поручил мне охранять ее. Предупреждаю: первый, кто прикоснется к Марсу, будет убит!
И он выхватил из-за пояса тонкий, острый кинжал, так хорошо закаленный, что одним ударом можно было перерубить золотую монету.
Прево дал знак стражникам, и на Асканио набросились восемь человек, не считая самого д'Эстурвиля, Марманя и графа д'Орбека. Юноша отчаянно защищался, двоих даже ранил, но в конце концов вынужден был сдаться численно превосходящему неприятелю. Его схватили, повалили, связали, заткнули ему рот кляпом, и прево стал взбираться по лестнице, сопровождаемый двумя вооруженными стражниками, дабы избежать нападения с тыла.
Коломба, видевшая эту сцену, решила, что Асканио убит, и отец нашел ее в обмороке.
Однако вид лежавшей без чувств дочери скорее обозлил, нежели встревожил прево; он грубо перекинул ее через плечо и снес вниз. Потом незваные гости двинулись в обратный путь. Стражники вели Асканио, за которым внимательно присматривал д'Орбек. Паголо стоял не двигаясь и глядел, как уводят товарища. Жан-Малыш куда-то исчез. И только Скоццоне, ничего не понимавшая во всем происходящем, попробовала загородить ворота.
– Что такое? В чем дело, господа? – кричала она. – Почему вы уводите Асканио? Кто эта женщина?
В этот момент ветер приподнял вуаль на лице Коломбы, и Скоццоне узнала девушку, послужившую моделью для статуи Гебы.
Побледнев от ревности, Скоццоне быстро отошла в сторону и молча пропустила прево, пленника и охрану.
– Что это значит? Почему вы так грубо обошлись с этим молодым человеком? – спросила госпожа д'Этамп при виде связанного, бледного и покрытого кровью Асканио. – Сейчас же развяжите его! Сию же минуту! Слышите?
– Сударыня, этот юноша отчаянно сопротивлялся и ранил двух моих стражников, – сказал прево. – Я уверен, что это сообщник Бенвенуто, и, право, его надо поскорее отправить в надежное место. К тому же, – добавил он шепотом, – молодой человек как две капли воды похож на итальянского пажа, который присутствовал при нашей тайной беседе. Если бы на нем было сейчас другое платье и он не говорил на нашем языке – ведь вы уверяли, будто итальянец не понимает ни слова по-французски, – я присягнул бы, герцогиня, что это и есть тот самый паж!
– Вы правы, господин прево, – поспешила согласиться герцогиня, – вы совершенно правы: он может оказаться для нас опасным. Задержите его.
– Отвести арестованного в Шатле! – распорядился прево.
– Ну, а мы, господа, отправимся в замок д'Этамп! – сказала герцогиня, рядом с которой в экипаже поместили все еще не пришедшую в сознание Коломбу.
Мгновение спустя по каменным плитам набережной процокали копыта мчавшегося галопом коня; это Жан-Малыш спешил сообщить Челлини о разыгравшейся в Нельском замке трагедии.
Асканио в это время входил в ворота Шатле. Он так и не увидел герцогиню и не узнал, какую роль она сыграла и событиях, разрушивших все его надежды.
Глава 10.
Соперницы
С тех пор как госпожа д'Этамп впервые услышала о Коломбо, ее не покидало желание увидеть девушку вблизи и хорошенько ее разглядеть. Теперь это желание исполнилось: бедняжка все еще без чувств лежала в экипаже перед герцогиней.
При виде красоты, Коломбы глаза госпожи д'Этамп злобно вспыхнули, и в продолжение всего пути она не спускала ревнивого взгляда с соперницы; отмечала все ее совершенства, всматривалась в каждую черту бледного юного личика, в каждый изгиб прекрасного тела. Наконец-то Коломба в ее власти! Они оказались лицом к лицу, эти две женщины, которые любят одного и того же мужчину, оспаривают одно и то же сердце. Первая – злобная и могущественная, вторая – беспомощная, но любимая; одна – покоряющая блеском роскоши, Другая – прелестью и благоуханием юности; одна – страстью, другая – невинностью. Наконец-то они встретились, несмотря на все разделяющие их преграды, и тяжелое бархатное платье герцогини касается простого белого платьица Коломбы.
И, хотя Коломба еще не пришла в сознание, трудно было сказать, кто из двух женщин бледнее. Очевидно, это безмолвное созерцание больно задевало тщеславие герцогини, убивая все ее надежды.
– О да! – невольно прошептала она. – Она красива, она очень красива! – И при этих словах госпожа д'Этамп судорожно сжала руку девушки.
Коломба открыла свои большие глаза и сказала:
