Неизв. - Дай Андрей Поводырь в опале.
А потом черновик с этими... гм... победными реляциями, мне на глаза попался. Я пару минут подумал, и сел писать свое дополнение. О том, как за один только год, стараниями туземных ретроградов, вынуждены были закрыться четыре частных школы. И о том, как из Омска приходили грозные предписания о запрещении допускать ссыльных поляков к обучению детей. И как на самом деле выполняется указ о создании при церквях в Томкой епархии воскресных школ, а особенно о качестве учителей в этих, едрешкин корень, заведениях. И о том, что по данным однодневной переписи населения, в губернской столице только один из семи человек может считаться условно грамотным.
Хорошо получилось. Душевно. Цветущая и пахнущая тьма и дикость! С микроскопическими островками света.
"Замечательные чрезвычайные происшествия в течение года". Этот раздел оказался самым сложным для написания. Я думал, Фризель - думал. Стоцкого с Гусевым и Менделеевым подключили... И если бы не китайские купцы - пришлось бы, видно, что-то придумывать. Что-нибудь экзотическое и завиральное. Вроде - медведя на улицах Томска.
"Разные сведения и замечания" - это, как и прежде, один из двух моих, личных, разделов. Некое обобщение результатов деятельности всего губернского чиновничьего аппарата за год. Но я решил все-таки несколько отойти от традиции, и написать здесь нечто совершенно другое.
В ноябре, к Введенским праздникам, прямым личным распоряжением начальника Третьего отделения, штаб-офицер корпуса жандармов в Томской губернии, полковник Кретковский был уволен с должности, и направлен в распоряжение нового военного начальника Туркестана. Этим же документом объявлялось о создании Томского губернского жандармского управления, и назначался его руководитель - подполковник Александр Дмитриевич Яхонтов. Исправляющим должность до приезда Яхонтова оставался майор Константин Петрович Катанский. А уже в конце месяца, Миша доложил, что с последним этапом в город прибыл давно поджидаемый эмиссар революционеров, Серно-Соловьевич.
С Катанским у меня как-то отношения не сложились. Мне показалось, что он просто тупой солдафон, только и способный "не пущщать". Классический вахтер, едрешкин корень. Так что я и пытаться с ним договориться не стал. С суровым штабс-капитаном Афанасьевым все и провернули.
Эмиссара с вещами забрали из тюремного замка и поместили в камеру временного содержания полицейского управления. Там ссыльного осмотрел врач, и объявил, что у заключенного скорее всего тиф. На основании что революционеру будто бы требуется карантин, все личные вещи у Серно-Соловьевича отняли. И тут же обнаружили документы, о которых предупреждал поляк-информатор.
Бумаги Афанасьев благоразумно оставил у меня, а Катанскому передал рапорт с настоятельными рекомендациями немедленно известить о новых данных руководство. Однако дальше майора сведения никуда не ушли. И.О. объявил все доказательства вздором и выдумками карьериста. Такая вот у нас ныне жандармерия...
Делать копии со сверхважных бумаг мы никому доверить не могли. Пришлось нам с Мишей этим заниматься. Каждую бумажку да в трех экземплярах... Адовы муки. Мне кажется, я их наизусть выучил! Особенно послание английского посланника, сэра Эндрю Бьюкенена, в котором тот рекомендует восставшим полякам пробиваться через полыхающий Синьдзян, где "довольно наших людей, способных позаботиться о борцах за Свободу". Становилось ясно, чьи уши торчат за дунганским восстанием в Китае.
Было еще письмо русских революционеров, извещающих польских братьев, что покушение на царя планируется на март-апрель следующего года, и что "тогда уже станет преступно медлить с выступлением".
Мезенцеву я не стал писать. Чувствовал себя обиженным. Мог бы, дражайший Николай Владимирович и известить о таких глобальных переменах в Томской жандармерии. Но нет - промолчал. Вот и я промолчу.
"Общие виды и предположения". Пробежал глазами какой-то верноподданейший бред, мною же написанный неделю назад. Я отложил пухлую папку с отчетом, и взял в руки другой документ.
"Сим извещаем Вас, Ваше превосходительство, что с шестнадцатого декабря 1865 года, рескриптом Его Императорского Величества, Вы отстраняетесь от должности Томского гражданского губернатора. Вам надлежит завершить дела, и в срок до первого февраля 1866 года, прибыть в Санкт-Петербург, где и ожидать дальнейшего назначения". Подписано графом Паниным. Кто бы сомневался!
Вновь открыл отчет, и на титульной странице вывел дату - 15 декабря 1865 года. Подписал. С Днем Рождения, Герочка! Экий нам с тобой знатный подарок Государь Император приготовил!
Взял чистый лист бумаги. Старательно очистил золоченое перо. Быстро написал казенные слова. На минуту задумался, глянул на затянутые ледяными цветами окна. Потом на поблескивающий в свете керосиновой лампы опал, и решительно вывел: "Ваше Императорское Величество! Прошу уволить меня со службы..."
Конец третьей книги
