Фантазии Баранкина. Поэма в двух книгах - Валерий Владимирович Медведев

Униформисты за лонжу подтягивают Борю повыше. Витя и ещё человека четыре виснут на Боре.

Белый космонавт. Это что такое?

Рыжий космонавт. Перегрузка!

Белый космонавт. Ой, тяжело!..

Униформисты вместе с Витей обрываются, стягивая при этом с Борн штаны. Он остаётся в трусах.

Караул! Раздевают! Куда милиция смотрит?!

Рыжий космонавт. Спокойно, Боря! Какая в космосе милиция!

Белый космонавт. А кто с меня штаны снял?

Рыжий космонавт. Это перегрузка! Сейчас начнётся состояние невесомости… (Поднимают Борю на лонже повыше, теперь он висит в воздухе, делая руками плавательные движения.)

Униформисты дёргают руками лонжу.

Белый космонавт. А это что такое?

Рыжий космонавт. Воздушные ямы!

Белый космонавт. Ямы? А что их, засыпать не могли?.. Ну и дорожка!

Рыжий космонавт. Держи! (Даёт в руки Боре кусок ваты.)

Белый космонавт. А это что такое?

Рыжий космонавт. Это ты пролетаешь облака!

Белый космонавт. А нельзя мне дать свет? Очень темно.

Рыжий космонавт. Включаю звездовизор! Боря, ты видишь звёзды?

Белый космонавт. Ничего я не вижу!..

Рыжий космонавт (бьёт деревянным молоточком по ведру). А сейчас видишь звезды?..

Белый космонавт. Сейчас вижу…

Рыжий космонавт. Откуда летят звёзды?

Белый космонавт. Они летят у меня из глаз…

Рыжий космонавт. Красивое зрелище?..

Белый космонавт. Я бы не сказал…

Рыжий космонавт колотит деревянным молоточком по ведру.

Войдите!

Рыжий космонавт подносит к вытянутой руке Белого космонавта горящую свечу.

Ой-ой-ой! Горячо! Почему так горячо?

Рыжий космонавт. Это раскалённый метеорит.

…Для человека с нормальной нервной системой такое зрелище было бы, я бы сказал, равносильно стрессу. Стрессы прежде всего предъявляют повышенные требования к нервной системе. В результате возрастает выработка тех гормонов, с помощью которых организм приспосабливается к изменениям внешней среды. Но часто в ходе такой гормональной перестройки страдает сердечно-сосудистая система — непосредственный исполнитель главных приспособительных реакций. Но моя сверхнервная сверхсистема была спокойна, а на сцене тем временем происходило вот что.

Рыжий космонавт даёт знак униформистам, те выносят на сцену два ведра воды. Белый космонавт неожиданно снимает с себя шлем. Наблюдает за Рыжим космонавтом.

Белый космонавт. А сейчас что будет?

Рыжий космонавт. Сейчас ты попадёшь в зону космических дождей.

Белый космонавт. Я попаду?! (Рыжему космонавту.) Это ты сейчас попадёшь в зону космических дождей…

Рыжий космонавт оборачивается, видит Белого космонавта без шлема. Униформисты опускают лонжу. Белый космонавт хватает ведро воды и гонится с ним за Рыжим космонавтом.

«Да, — подумал я. — Сегодня они смеются над космонавтом, а завтра и до единственного сверхкосмонавта доберутся… Надо с этими «добирательствами» покончить раз и навсегда, чтобы и впредь было никому неповадно!..»

Я выскочил на сцену для того, чтобы, выражаясь языком дипломатического протокола, выразить энергичный протест. Я закричал во весь свой сверхголос, а уж то, что мой голос у меня не голос, а сверхголос, я мерил на шумометре. Между прочим, в одной из лондонских школ провели недавно необычное соревнование — кто громче крикнет. Попробовать силу своих голосовых связок вызвалось около двухсот школьников. Микрофон с измерительным прибором находился на расстоянии одного метра от кричащего. В среднем испытавшие свою силу школьники кричали с громкостью 114 децибелов. Победительницей оказалась двенадцатилетняя девочка, громкость крика которой — сто двадцать два децибела. Из мальчишек никто не подошёл к победительнице ближе чем на два децибела. Это и естественно! А на что способны эти девчонки? А только на то и способны, чтобы поднимать самый большой шум.

Но, конечно, это громкоголосая англичанка могла с кем угодно соревноваться, только не со мной. С криком в двести сорок четыре децибела я выскочил на сцену: «Вы представляете, что вы делаете?!» Я подлетел к этим рыжебелым комедиантам: «Ведь, как показали многочисленные опыты, проведённые советскими учёными на большой центрифуге, при увеличении веса испытуемых в десять — двенадцать раз они на некоторое время перестают видеть. Перед их глазами появляется чёрная пелена. Если же перегрузка возрастает в пятнадцать раз, то «высидеть» в таком положении более десяти секунд человек не в состоянии! А вы что здесь делаете? Ведь после длительных опытов установлено, что под углом восемьдесят градусов к действию ускорения космонавт способен выдержать необычайные перегрузки — в двадцать шесть с половиной раз! А вы здесь чем занимаетесь?!!»

Они потом говорили, дорогие товарищи потомки, что якобы я толкнул Рыжего клоуна-космонавта, того самого, что держал в руках горящую свечу. На самом деле, я сам видел: сила звука, с которой я выкрикивал слова, была такая, что пламя свечи оторвалось и полетело в кулисы. Вспыхнула декорация, и девчонки в один голос закричали: «Пожар! Пожар! Пожар!»

Часть вторая

ГДЕ ЖЕ ВЫ БЫЛИ РАНЬШЕ, ЧАРЛЗ ДАРВИН?

Воспоминание семнадцатое

Час без секунды — это не час, а только 59 минут и 59 секунд

— А может быть, мы действительно недостаточно используем коэффициент полезного действия своего мозга? — услышал я за стеной голос отца. — Может быть, учёные действительно правы?

Я прислушался. Отец продолжал:

— А может, это акселерация мозга? Вот, например, я страдаю из-за своего сына бессонницей, принимаю всякие снотворные, а оказывается, существует естественное снотворное. Учёные извлекли из мозга спящих кроликов венозную кровь, пропустили её через специальный фильтр, чтобы отделить макромолекулы. Эту выделенную фракцию ввели другим кроликам, и через десять — пятнадцать минут электроэнцефалограмма этих кроликов показала удвоение активности дельтаволн мозга, характерных для лёгкого сна. Этим «веществом сна» оказался белок.

— Да, да, — сказала мама, — я, например, всё стараюсь похудеть и сижу на всяких диетах, а оказывается, есть гормон, регулирующий аппетит. Стоит этому гормону выделиться в кишечнике, как пропадает интерес к пище. Но это всё я помню только час-два, а как Юрий помнит всё и всё время — ума не приложу.

— А надо как раз прикладывать ум, — посоветовал отец маме.

«Что такое, что такое? — запрыгало у меня в уме. — Откуда у моих родителей такая эрудиция?» Я подбежал к двери и сквозь приоткрытые створки увидел: мама и отец сидели за столок, заваленным газетами и журналами, и читали друг другу всевозможные небезынтересные сведения.

«Ну, так-то, кажется, можно». Я лёг в постель, продолжая свой прерванный отдых, слушая доносящийся из-за стены голос отца.

— Вот, например, есть ассоциативный метод памяти, — сказал он,