Книга III. Беглец от особых поручений - Антон Витальевич Демченко
Конечно, во многих случаях и без погон можно разобраться, кто есть кто. Но если куратор курса вдруг заметит, что некий старший по званию курсант, в каком бы то ни было виде, помыкает своими однокашниками… хм, завидовать такому ухарю я бы не стал. Мало того что в этом случае ему обеспечено внимание со стороны дисциплинарной комиссии, так ведь еще и запись в личном деле появится, да в родное ведомство уведомление придет… на первый раз. А если курсант окажется непонятливым, то следом за уведомлением и сам отправится в родные пенаты, прямо в руки суда чести своего Офицерского или Дворянского собрания. А это уже не шуточки. Формальной власти у таких судов, конечно, нет, но влияние просто огромно. Бывали случаи, когда после разбирательства виновники и пулю в лоб себе пускали…
Так вот, чтобы избежать «давления авторитетом» и привести курсантов к единому знаменателю, знаки различия, в соответствии с государственным табелем о рангах, в училище носят только члены преподавательского состава. Курсанты же довольствуются золотистыми лычками на правых рукавах форменных черных френчей, обозначающими курс, на котором они обучаются, да нашитыми поверх тех же лычек римскими цифрами от единицы до восьмерки, обозначающими номер факультета, к которому принадлежит конкретный курсант. Названий у факультетов нет и не будет. Мало того, каждый курсант при поступлении в училище читает и подписывает большую и нудную бумагу, в которой он обещает не разглашать сведений, полученных им во время учебы, посторонним лицам, в том числе и курсантам других факультетов. Одна из мер безопасности, введенная мною в училище. Вообще, секретность у нас соблюдается, пожалуй что, и получше, чем даже в Особой канцелярии. Впрочем, о чем это я? Несомненно, лучше. Мы даже номерные тетради для конспектов своим курсантам выдаем, а перед их убытием к месту службы копии записанных лекций оседают в архиве. Оригиналы офицеры вправе забрать с собой, но за их сохранность они отвечают даже не погонами - честью. А здесь это еще не пустой звук, можете поверить.
Вообще, безопасность и секретность как таковые были моей головной болью порой в самом прямом смысле этого слова, в течение первых двух лет работы училища. Точнее, их организация. Мне пришлось вынести два десятка тяжелейших ментальных сеансов под руководством одного из мозголомов Канцелярии, пока я не вспомнил все… нет, не так, пока я не вспомнил вообще все, что знаю о проведении мероприятий по обеспечению секретности, как на военных объектах, так и… в общем, это было муторно, долго и далось мне с большими проблемами для здоровья, к счастью, полностью поправленного врачами Военно‑медицинской академии. По завершении сеансов я еще полгода мучился периодическими приступами жесточайшей головной боли, от которой не спасали никакие ментальные техники и болеутоляющие. Но система безопасности была выстроена, и даже создан специальный курс лекций, читаемый на некоторых факультетах для подготовки офицеров по этому направлению.
- Господин директор, разрешите обратиться? - Голос, молодцевато рявкнувший за спиной, вывел меня из раздумий. До моего кабинета оставалось всего несколько шагов. Я поднял голову, обернулся… и хмыкнул. Волкодав с восьмого факультета, ражий детина, на котором, кажется, даже форменный курсантский мундир натужно скрипел, с трудом выдерживая давление перекатывающихся под ним мышц. Бросив взгляд в противоположную сторону, я не удержался от ухмылки. Там мялись еще два таких же амбала с третьего курса того же факультета. Обложили по всем правилам, негодяи.
- Слушаю вас, курсант… - Чин у меня гражданский, а потому следовать военным уставам можно и не слишком скрупулезно.
- Курсант Бульба, ваше си… господин директор, - рявкнул детина. Ну‑ну, то‑то, должно быть, дед Тарас радуется, на потомка своего глядючи. Хм. А вот насчет сиятельства… А‑а… атаманец, точно. Только туда, в Атаманский казачий полк, да еще в охранный, гренадерами, берут этаких вот… лосей. Самые приближенные полки у государя, после «плесковичей», но те так, паркетная гвардия… Понятно, откуда такая осведомленность. - Имею к вам поручение от собрания курсантов училища.
Ну да, ну да. Куда ж офицерам без собрания‑то… Вот интересно, что они еще там задумали, сочинители. Вообще, эта самоорганизовавшаяся кодла будет поактивнее комсомола шестидесятых. Тоже вечно что‑то придумывают, берут на себя обязательства, устраивают какие‑то соревнования в учебе… И главное, почти все за собственный счет! Начиная от именных серебряных приборов в обеденном зале для каждого курсанта, заканчивая набором чеканных золотых медальонов «За усердие и преуспеяние», которыми собрание награждает наиболее отличившихся на ниве учебы курсантов. И что они задумали теперь, что такого «делегата» прислали, да еще с командой поддержки!
- Ну что ж, пройдемте в кабинет, курсант Бульба, поведаете, что заставило вас охотиться на меня, словно на кабана, с номеров… - кивнул я.
Ататманец неопределенно хмыкнул, но, заметив мой взгляд, подтянулся и потопал следом, незаметно, как ему показалось, отдав сигнал своим подельникам, отчего те тут же растворились в толпе курсантов, вывалившихся из ближайшей аудитории.
- Я слушаю вас, курсант, - усевшись за стол, проговорил я.
- Господин директор, а я как раз про охоту… - вздохнул мой собеседник, переминаясь с ноги на ногу.
- Не понял. - Вот такого предмета для беседы я точно не ожидал. - Объяснитесь, курсант… И не стойте, садитесь в кресло.
- Прошу прощения. Я начну по порядку… - Усевшись в предложенное кресло, курсант вздохнул и решительно рубанул рукой воздух. - Вы же знаете, у каждого учебного заведения есть свои традиции. Например, Гнездовский кадетский корпус, помимо отменной артиллерийской подготовки своих учеников, отличается еще и совершенно изумительным книжным собранием, которое каждый из выпускников старается, при оказии, пополнить попавшими им в руки редкими или старинными книгами. Мемельское юнкерское училище славится своими картографами и музеем флота…
- Благодарю, я понял, вашу мысль… и мне отрадно, что курсанты столь заинтересованы в отличии нашего училища. Нам и в самом деле пора обзаводиться собственными традициями, как и приличествует всякому доброму делу. Но при чем здесь охота?
- Хм. Высочайшим дозволением, - откашлявшись, заговорил атаманец, и я буквально услышал эту самую заглавную «В», - нашему училищу было разрешено внести в щит герба взлетающего серебряного сокола
