Железный Феникс 2 - Виктор Котович
— Справа женская половина, — продолжает Гайла, словно завзятый экскурсовод. — Без приглашения или особой надобности туда не заходи. Целее будешь. Ты будешь жить вместе с остальными слева. Туда мы потом заглянем. А пока я покажу тебе самое главное место этого корпуса. Столовую.
Заявленный храм обжорства обнаруживается напротив входной двери. Получается, что планировка здания напоминает крест. Хорошо, привыкнуть к новому месту будет проще.
А столовая выглядит как… столовая. Даже обидно как-то за статус главного места. Широкие окна, большой стол на десяток человек и пара столиков поменьше. И всё бы ничего, но внимание привлекает стойка у дальней стены, окружëнная зеленоватым сиянием.
— Кормят тут три раза в день, — рассказывает Гайла, направляясь прямо к этой стойке. — В условленное время ты услышишь звуковой сигнал. Приходить не обязательно: если не поешь, плакать никто не станет.
— А отбой — тоже по сигналу? — интересуюсь на всякий случай.
Девушка отрицательно качает головой:
— Формально да. Но на деле никто не запрещает тебе обходиться без сна, сколько пожелаешь. Главное, по корпусу в ночи не шляйся. Целее будешь.
И как-то слишком уж это всё прекрасно звучит. Разве не должен тут быть режим или что-то подобное? Озвучиваю вопрос, но Гайла отмахивается: потом, мол. Вместо этого указывает на странную стойку:
— Еда и столовые приборы три раза в день появляются здесь. Грязная посуда отправляется сюда же. В столовой никаких склок и разборок, иначе все огребём. Это понятно?
Да куда уж яснее. Киваю.
— А теперь, — взгляд Гайлы становится неуловим жёстче, — прошу за стол. Принципиально важные детали обсудим здесь.
Мы усаживаемся друг напротив друга. Складываю свёрток с полученными на складе вещами на колени. Некультурно ставлю локти на стол и сцепляю ладони перед собой. Девушка молчит, так что я ей щедро разрешаю:
— Рассказывай.
Чёрные брови ползут вверх, Гайла насмешливо фыркает. Но всё-таки послушно начинает:
— Тогда слушай внимательно, и не говори, что не слышал. Во-первых, всё, что касается отряда вечных, — абсолютно секретно. Ты никогда, ни при каких обстоятельствах, не должен никому рассказывать, что имел к нему отношение. Как не должен разглашать имена других участников.
— Почему? — вырывается у меня. Может, для местных жителей это понятно без объяснений, но для иномирянина — совсем не очевидно.
Гайла усмехается и начинает загибать пальцы с длинными красными ноготками:
— Потому что мы подчиняемся напрямую кайзеру. И за время нашего служения приходится делать всякое. А после ты наверняка захочешь спокойной жизни для себя и своего клана. Это правило: вечные существуют только во время выполнения боевой задачи. Их настоящие личности не знает никто.
— А если я случайно кому-то расскажу?
Гайла качает головой:
— Не сможешь. Мы приносим клятву и закрепляем её магически. Всё, что когда-либо происходило в группе Ястребов, остаётся строго между нами. Навсегда. Это понятно?
Киваю:
— А обойти клятву можно?
Глаза девушки изумлённо расширяются. Кажется, я посмел тронуть святое, и она сейчас выскажет мне что-то недоброе. Спешу успокоить:
— Я ж не для себя спрашиваю. Мне разбалтывать ваши секреты без надобности. А вот если кто-то сдаст меня…
Такое объяснение Гайла бы принимает.
— Способа пока не нашли, — отвечает спокойно. — Но если такое случится, виновный будет немедленно уничтожен.
— Даже так? — брови сами собой поднимаются вверх. — Ладно. С «во-первых» вроде как разобрались. Что во-вторых?
Девушка складывает руки на груди и отводит взгляд в сторону.
— Во-вторых, здесь всё зависит от тебя. И твоя жизнь. И смерть.
— А что, когда-то было по-другому?
Гайла сердито сверкает глазами:
— Для человека, который задаёт подобные вопросы, ты слишком уж безрассудный. По твоему поведению можно подумать, у тебя не одна жизнь, а десяток в запасе!
Хитро прищуриваюсь:
— Имеешь в виду, что не стоит вестись на провокации первых встречных девушек?
— На провокации в принципе вестись не стоит, — сурово припечатывает та самая девушка. — Тем более сейчас, когда ты претендуешь на то, чтобы стать частью Ястребов.
— Ладно, — откидываюсь на спинку стула. — Значит, в следующий раз даже не пытайся меня соблазнить.
Бледные щёки Гайлы слегка розовеют.
— Следующего раза не будет! — торопливо отвечает она. И тут же замолкает, сообразив, что сама призналась в своём притворстве. Победно ей улыбаюсь. Гайла же наоборот — сердито прищуривается. — Поговорим об этом позже, в твоей комнате.
Звучит многообещающе. Хотя зыркает девушка так, словно собирается там под шумок меня прирезать. Надеюсь, всё же нет. С красивыми женщинами не драться надо, а заниматься чем-то гораздо более приятным. Во всяком случае, я в этом полностью убеждён.
— Значит, ко мне? — подмигиваю Гайле.
— Позже, — будто бы не замечает флирт девушка. — Есть ещё и в-третьих. Любые совещания по операциям проходят здесь и только здесь. Ты обязан присутствовать на каждом из них, даже если в самой операции не участвуешь. Разумеется, после того, как примешь клятву.
— И как же я узнаю, что оно началось?
— Клятва подскажет, — туманно отвечает девушка. — В любом случае, твоё посвящение произойдёт сегодня после ужина. Готовься.
И встаёт с места, будто бы сказала всё, что надо! На автомате хватаю её за руку. Девушка вздрагивает — и резко отталкивает мою ни в чём не повинную конечность в сторону.
— Ты что творишь? — потираю ударившуюся о край стола руку.
Гайла не отвечает. Она опустила голову так, что не видно лица. Только за свесившимися прядями волос мне чудятся красноватые блики. Осторожно протягиваю к девушке руку.
— А говорил, соблазнять не станешь, — произносит Гайла каким-то незнакомым хриплым голосом, останавливая мою ладонь на полпути. — Все росы такие лжецы?
Пожимаю плечами:
— Без понятия. Я тут толком и не знаю-то никого.
Девушка насмешливо фыркает и резко поднимает голову. Сейчас её лицо абсолютно бесстрастно.
— Пойдём, — голос Гайлы тоже вернулся в норму. И что, спрашивается, это сейчас было? Внезапный приступ простуды? — Нужно успеть до ужина.
И первой выходит из столовой так неуклюже, будто на ватных ногах шагает. Не зная, что думать, следую за ней. А она, не оборачиваясь, топает до самой мужской половины. И только у двери останавливается.
— Ты вперёд, — кисло произносит, открывая дверь. —
