Малинджи - Ольга Рубан
Нечёсаная макушка Яррана едва достигала груди высокого Карла, и ему приходилось глядеть на него, запрокинув голову.
- Ты про того старика, что привезли на скорой?
- Нет, он стал лишь последней каплей. Более того, я видел его и раньше. Еще когда он был жив.
- В этом я сомневаюсь, - усмехнулся Ярран.
- Нет, правда! Они гуляли с женой в парке! А еще до этого была чернокожая женщина, несколько разновозрастных детей… Я в принципе уже догадываюсь, что тут замешана какая-то чертовщина, но никак не могу понять, какая именно... И особенно бесит то, что, кажется, все вокруг в курсе происходящего. Все, кроме меня.
- Ты ошибаешься. Большинство не в курсе, - Ярран потер ладонью загривок, - В курсе только те, кому деваться некуда – вроде полицейских или медиков. И это хорошо. Да и ты жил бы себе спокойно и знать ни о чем не знал, если бы я тогда язык не распустил – не указал тебе, значит, на малинки. И внимание ты на них обращаешь не потому, что косые они или, там, хромые, а потому что нутром чувствуешь, что посторонние, неправильные. Это уж так. И ты лучше не задавай никаких вопросов и не обращай внимания, если их увидишь. Вреда от них никакого. Как, впрочем, и пользы. Пустое.
- Но мне надо знать!
- Не надо. Мой тебе совет: если охота остренького, сходи в кино, - он протиснулся мимо Карла и щелкнул выключателем, показывая, что разговор окончен. Подсобка погрузилась во тьму. Ярким светом выделялся лишь дверной проем.
- Моя жена умирает, - выдавил из себя Карл и стиснул зубы, чувствуя, как подступают слезы, - Вчера меня приглашал ее доктор. Одного. Сказал - готовиться к неизбежному. Слишком агрессивный у нее рак, и он исчерпал возможности современной медицины. Несмотря на всё его прогрессивное лечение у Хелены множественные метастазы в желудке, селезенке и почках. Он ей дает два месяца. Плюс-минус пару недель. Сказал, что палату она уже не покинет. А ведь ей всего тридцать восемь!
Ярран застыл, сгорбившись, на фоне освещенного проема, после чего повернулся к Карлу и мягко произнес:
- Я искренне тебе сочувствую, парень. Вижу, как ты любишь свою жену. Именно поэтому тебе стоит сделать остаток ее жизни максимально приятным, а потом проводить. Путь ей предстоит неблизкий и, скорее всего, трудный, но все мы рано или поздно пройдем его. Так нужно. Так правильно. А то, что делает Малинджи – это неправильно. И тем более тебе незачем об этом знать. В твоей ситуации.
Карл не выдержал и разрыдался, бессильно опустившись на куль с грязными пижамами. Рыдал он долго и безнадежно, закрыв лицо сведенными судорогой пальцами. Он был уверен, что Ярран ушел, но спустя некоторое время почувствовал руку на своем плече.
- Если есть хоть малейшая возможность…, - глухо забормотал он, - хоть какой-то путь… Ведь ясно же, что можно вернуть… Если не ты, то я найду другого, кто…
- Да, я вижу. Ты найдешь, - так же мягко прервал его Ярран, помолчал немного, потом вздохнул, - Лучше уж я сам тебе все расскажу. После смены. Тут рядом есть кабачок. Само собой, ты угощаешь.
Карл энергично закивал, не отнимая от лица рук. Вскоре он остался один.
…
После смены они встретились в холле и отправились в кабак вместе. Всю дорогу Карл молчал, чувствуя острый стыд за то, что так рассопливился перед едва знакомым человеком. За время болезни Хелены он несколько раз позволял пролиться слезам, но только наедине с собой. Последний раз был еще в Швеции, перед отъездом. Это была последняя битва. Хелена не верила в чудодейственные методики Австралийского Светила и наотрез отказывалась уезжать. Грозилась то разводом, то самоубийством. Она смирилась со своей болезнью и была готова к смерти. Все, чего ей еще хотелось – это прожить остаток жизни на Родине, рядом с родными и друзьями. Самым страшным ей казалось – уезжать в чужую жаркую страну, когда за окном падает пушистый январский снег… Но и эту битву Карл выиграл.
Накануне отъезда, с застывшим лицом она уехала в Стокгольм повидать родителей, а он, рыдая, сидел в пустой гостиной на чудом уцелевшем после продажи всей мебели пуфике и прощался с домом своей мечты и счастливой жизнью.
…
Кабачок «У порта» был дешевенький, но уютный. Зашитые деревянными панелями стены. Развешанные на них якоря, сети и картины на океанскую тематику. Карл даже с опаской приметил подвешенное под потолком чучело небольшого морского крокодила.
Они заняли столик в дальнем углу, подальше от шумных компаний. И крокодила, который, казалось, грозился в любую секунду оборваться с проржавевших тросов.
Чтобы задобрить старого бушмена, Карл заказал все, что было в меню – горячие и холодные закуски из морепродуктов – а также большую бутылку рома и пиво. Ярран остался доволен. Он выплеснул в рот стаканчик рома, запил пивом, и бережно промокнув бумажной салфеткой пенные росинки на усах, спросил:
- Ты слышал что-нибудь о горе Улуру?
У Карла не было возможности подробно изучить достопримечательности, так как большую часть этого сумасшедшего года он провел в больнице на работе, и в больнице же – с Хеленой. Но кое-что он, конечно, слышал. А про гору Улуру смотрел фильм еще в Швеции.
- Если мне не изменяет память, это огромный камень в центре континента. Вроде бы цвет его меняется в разное время дня в зависимости от освещения – от оранжевого, до медного и коричневого… Еще помню, что полчища туристов настолько опротивели местным, что государство даже издало закон, запрещающий подъем на гору.
Ярран усмехнулся:
- Вроде того. Но Улуру - это не просто занятная достопримечательность. Мы верим, что это еще и центр Мироздания - место, где внутренние и внешние миры соприкасаются. Все коренные племена почитают и оберегают её. Потому, ради блага всего человечества, и настояли на том, чтобы сократить поток туристов на гору...
Но мало кто знает, что неподалеку от Дарвина, скрытая в густых джунглях Северной территории, есть еще одна скала, подобная Улуру. Правда, в разы меньше. Мы верим, что в незапамятные времена, предшествовавшие появлению человека – мы называем это
