Майкл Мортимер - Тайна девичьего камня

В ту же минуту за спиной Иды на балюстраде возник блондин во фраке и с конским хвостом. Лобов окаменел. Мужчина подошел к столу со светомикшером, нажал на какие-то кнопки, и на противоположной стене зала длиной в пятьдесят метров показалась красная лазерная проекция. На стенах завертелись цветочные ангелы, листья аканта и кроны деревьев.

«Будто в здешнем убранстве не хватает всех этих свежих цветов, которые томятся на столах», — подумала она и увидела, как король довольно быстрым шагом поднялся вместе со своей соседкой по столу по Львиной лестнице, а за ним — королева в сопровождении маленького дяденьки с круглым подбородком и в очках. Ида поймала себя на том, что на долю секунды опять подумала о слащавом Поле. Вслед за королем со своих мест встало сонмище гостей, которые подобно вязкому тесту тоже начали подниматься по лестнице. Голубой зал опустел, а танцпол в Золотом зале стал медленно заполняться.

Человек за пультом встал и поспешил уйти. Лобов проводил его пристальным взглядом.

Когда он ушел, Лобов внимательно посмотрел на Иду.

— Я покажу тебе, что я сегодня случайно нашел, — сказал он, доставая из кармана совершенно обычный лист формата А4. — Ой, нет, подожди. Ба. Это была моя благодарственная речь. Вот…

Он стал шарить в другом кармане; на мгновение вид у него стал озабоченным. Одновременно она заметила новые лучи света вдоль длинной стены. Лазерное шоу стало осторожно перемещаться вместе с гостями, чтобы им было на что смотреть, пока они толпятся на лестнице. Теперь она увидела светотехника на среднем этаже вдоль северной балюстрады, где он подправлял новые лампы. Потом он быстрым шагом пошел к дальнему торцу, где стоял еще один стол с другим светомикшером.

Лобов вынул новый лист бумаги; выражение его лица изменилось, как будто он боялся что-то разбить.

Он понизил голос и снова осмотрелся, чтобы никто, кроме нее, его не услышал.

— За текстом, написанным на этой бумаге, охотятся больше двухсот лет. А он здесь, у нас под носом. Альма так удивится. Она…

Сначала он выглядел возбужденным, потом испуганным, как будто ждал, что крыша над ними в любую секунду рухнет вниз и разверзнутся небеса.

«Да, он определенно пьян», — подумала девушка.

— А почему Альма не пошла на банкет?

Вид у него стал более озабоченным.

— Она была вынуждена… остаться в Москве… она должна приглядывать за всем нашим… тамошним оборудованием. Оно должно поддерживать определенную температуру. Приезжай к нам в Москву, и мы тебе все покажем. Стоит тебе только сказать…

Он опять поднял бумагу.

— Понимаешь, сегодня утром после нашей встречи мне удалось побыть одному в специальном читальном зале в библиотеке Каролинского института. Мне всегда хотелось увидеть это место, поскольку в нем хранится множество классических книг по естествознанию начиная со средневековья и до наших дней, потрясающее собрание. И я также хотел лично увидеть одну вещь.

— Письмо, так ведь?

— Да, старинное письмо, очень знаменитое, от некоего Соландера. Но там было не одно письмо, а целых два, понимаешь? Просто бумага, она лежала среди нескольких защитных листов, которыми было обложено основное письмо. Оно выглядело как обычный пустой лист бумаги, и ничего больше. Я не успею все объяснить. Настоящее письмо я читал много раз раньше, но вот эта дополнительная защитная бумага, это бесценно. До сих пор не могу поверить, что это правда, что я нашел неизвестный текст на бумаге, совершенно неприметной с виду. Это может иметь невероятные последствия.

У Лобова вспотел лоб, он выглядел все более возбужденным. Она чувствовала себя вне игры, ей было совсем непонятно то, о чем он говорил, и он вроде бы заметил это.

— Кобальтовый хлорид, — тихо произнес он. — Это секрет. Шведы использовали его в XVIII веке. Или вернее сказать: он использовал его. Величайший шведский гений всех времен. Каролус Линнеус — ваш самый большой ученый во все времена. То есть Карл фон Линней.

Он с подозрением оглянулся и прошептал:

— Кобальтовый хлорид был самой последней тайнописью того времени. От сильного, ровного тепла текст становится видимым, а потом, когда бумага остывает, исчезает опять. Какое счастье я испытал там, в библиотеке. Там они не могли следить за мной, и я сумел подержать в руках оригинал письма. Но читая настоящее письмо, по чистой случайности я прижал защитную бумагу к лампочке в настольной лампе, и тогда — тогда на защитной бумаге проступил текст. Я увидел, что там есть скрытый текст, то есть что это другое письмо. Я понял, что не успею переписать его целиком, мне удалось прочесть только отдельные предложения и подпись внизу. К тому же письмо на старошведском. Так что, можно сказать, я просто-напросто одолжил его. Смотри!

Лобов держал старинную бумагу, свернутую два раза.

— Объясните-ка более понятно, — вставила Ида. — Значит, вы нашли тайное письмо от Карла фон Линнея?

— Нет, тайное письмо Линнею. От одного из его учеников, от Даниеля Соландера, его звездного ученика. Его лучшего и самого мистического апостола. И содержание письма может повести нас вперед, далеко вперед. Оно может привести к фантастическим вещам, хоть я точно не знаю, к каким.

Он постучал кончиком указательного пальца о пустую бумагу.

— Я успел прочесть только несколько отдельных слов то тут, то там. За эти годы Альма немного научила меня шведскому. В письме речь идет о моллюсках, Ида, вот что важно. Тебе известно что-нибудь о европейских жемчужницах?

Она покачала головой.

— Там также названо место, где гнев Божий никогда не стихает! В будущем это может привести к чему-то неслыханному. Но я не успел прочесть все письмо. За один день столько всего произошло — я был в российском посольстве, давал интервью и… к тому же я не владею старошведским языком.

Он перевел дух, по-прежнему держа письмо.

— Я слишком много говорю, Ида. К тому же ты столько всего не знаешь о своей бабушке… Прости, я немного пьян, больше не буду говорить.

Он опять внимательно огляделся.

— Хорошо, поблизости никого. Теперь возьми это письмо и храни его несколько дней в безопасном месте. А также шкатулку — это еще важнее, если такое вообще возможно.

Они по-прежнему стояли совершенно одни наверху у балюстрады. К счастью, на них вроде бы никто не обратил внимания.

Лобов быстро вытащил что-то из кармана. Это был полиэтиленовый пакет, в котором лежала зеленая шкатулка длиной в десять сантиметров, с латунной застежкой.

— Что это? — спросила она.

— Тсс!

Он оглянулся наверняка раз в десятый.

— Тебе лучше ничего не знать. Храни это в надежном месте, пока тебя не попросят вернуть мне шкатулку обратно. Возможно, через два дня.

Ида взяла шкатулку, которая неожиданно оказалась тяжелой. Она вспомнила об sms’ке от Альмы, велевшей ни за что не открывать шкатулку.

— Но что в ней? — все же спросила она взволнованно.

Вид у Лобова был серьезный.

— Нет, ты не должна это видеть.

— Но я же должна хоть что-то знать? Это ведь… не опасно?

Он, похоже, раздумывал, одновременно вроде бы жалея ее.

— На самом деле с моей стороны это безумие, — сказал он, — но ты можешь взглянуть одним глазком. Ради твоих прекрасных глаз, Ида. И обещай никогда-никогда ни с кем об этом не говорить.

— Обещаю.

— Ты должна понять… что содержимое шкатулки не поддается никакому описанию.

«Что он такое говорит?» — подумала девушка.

Лобов осторожно взял шкатулку, словно она была сделана из чрезвычайно хрупкого материала. Держа ее между ладонями, он сосредоточенно дышал.

— У тебя только несколько секунд. Готова?

Девушка кивнула, почувствовав, как сердце забилось сильнее, а по стене к ним все ближе и ближе подползали лазерные проекции; отражающийся в потолке свет стал слепить глаза. В тот же миг он подковырнул латунную застежку и открыл крышку.

Стоило Иде заглянуть в шкатулку, как их обоих осветил необычайно сильный луч света. Лобов вздрогнул — лазерные проекции зашли за край балюстрады и нацелились прямо на них. В ту же секунду шкатулка испустила очень интенсивное зеленое сияние и все вокруг них на мгновение окрасилось в такой белый цвет, что стало жутко. Они словно оказались в эпицентре совершенно беззвучного светового взрыва, и она не успела подумать, даже не успела поднять руку для защиты.

Что происходит?

Свет — откуда он?

Из его головы?

Утро выдалось жарким. Все детали инкрустации большого письменного стола от Имзов ярко засверкали, когда сильные лучи солнца проникли сквозь необычайно широкие ламели темно-коричневых штор. В кожаном кресле за столом сидел Генеральный директор Джо Смит и курил сигарету «Лаки Страйк». По другую сторону, в кресле с подставкой для ног, сидел Элиот Вейсман.