Ирина Коваленко - В тени другого (отредактированный текст)
— Ты ВСЁ слышала, да? Ну, что мы с Диной в кабинете…
— Да, — перебила его я, — слышала. И теперь многое понимаю. Ты её всё ещё любишь, да?
— Кого? — В голосе Андрея послышался испуг.
— Ну, Свету, кого же ещё-то…
— Нет, конечно! Не люблю. Она в прошлом. Просто воспоминания нахлынули. Ведь она была моей первой любовью.
— И ты собирался на ней жениться?
— Да, было дело… Но сейчас я даже рад, что этого не произошло. Так как если бы я женился на Свете, я бы не встретил тебя…
В ту ночь мы любили друг друга как-то по-особенному, ни как обычно. Андрей был очень ласков со мной, старался доставить мне побольше удовольствия, как будто таким образом он пытался загладить передо мной свою вину. А утром он отвёл меня в другую комнату — в ту самую, где он жил раньше, до нашей свадьбы, достал фотоальбом и показал мне кучу разорванных фотографий. Я была в шоке от увиденного.
— На этих фотографиях ты был со Светой, да?
— Да. Но я их разорвал. Светы больше нет в моей жизни. И я не хочу вспоминать о том, что было когда-то.
— А что у вас было? Ты собирался на ней жениться, но тебя отговорила Дина? Или я чего-то не понимаю?
— Это случилось сразу после гибели моих родителей, — Андрей тяжело вздохнул и, немного помолчав, добавил, — я тогда был в таком отчаянии, что решил жениться на Свете. Чтобы не чувствовать себя таким одиноким, чтобы забыть о боли! А Света была моей единственной девушкой, больше у меня ни с одной девушкой не было отношений. И поэтому я и выбрал её…
— Ты её любил? Сильно? — Спросила я, при этом чувствуя себя настоящей мазохисткой. Однако мне нужно было знать ВСЮ ПРАВДУ. До конца.
— Не знаю, не уверен. Да, я был влюблён в неё, но, знаешь, влюблённость и любовь это две очень разные вещи, просто многие их путают по молодости. Вот и я тогда запутался. Считал, что любил её. Но Дина и дядя Леонид меня отговорили. Внушили, что мне тогда рано было жениться. А потом мы с Вадиком в Америку уехали. Нас дядя Леонид отправил туда — к своему старому приятелю, который уже много лет там жил. Мы там английский учили. И это мне очень помогло тогда пережить моё горе. Когда я вернулся в Москву, то чувствовал себя абсолютно другим человеком, Алиса. Я снова вернулся к учёбе. Со Светой мы тогда опять начали встречаться — сначала это были просто встречи двух старых друзей, которые проводили вместе время, а потом мы опять заговорили о свадьбе. Но я решил, что женюсь на ней только тогда, когда закончу учёбу. И сказал ей об этом открыто. Света поначалу согласилась, а потом… Потом неожиданно я узнал, что она вышла замуж за другого.
— Ты страдал, когда узнал об этом?
— Сначала да, а потом смирился. Понял, что всё, что Бог не делает, всё к лучшему. А сейчас я и вовсе счастлив, что всё так вышло. Потому, что в моей жизни есть ты!
Тогда я поверила Андрею. Говорят, что люди верят только в то, во что сами ХОТЯТ верить, и я отчасти согласна с этим утверждением. Очень часто так и бывает. Мы верим тому, что нам нравится, оставляя на второй план логику и даже интуицию, которые кричат нам до последнего "Не верь, не верь!". А мы верим. Потому, что верить удобнее.
После того откровенного разговора в наших отношениях с Андреем опять наступила светлая полоса. Длилась она, правда, недолго. А если говорить конкретно — до Нового Года. Но об этом расскажу позже…
Андрей и Руслан. Первая встреча. Середина 2009 года.
Мы встретились случайно. Я даже не помню, как это произошло. Просто я открыл глаза и увидел — мой брат стоит передо мной и улыбается. И он такой же, как я. И такой, как я его и представлял все эти годы.
— Привет, — сказал он, приветливо улыбаясь, — значит, всё-таки встретились… Ты не рад меня видеть, братишка?
— Нет, — я тогда немного смутился, — я рад. Я очень рад. Я всегда знал, что мы встретимся.
Это была чистая правда. С самого детства я точно знал, что у меня есть брат. Когда именно я это понял — уже не помню, даты я вообще плохо запоминаю, но наша мистическая связь, свойственная только близнецам, была настолько сильной, что мы иногда даже общались. На расстоянии.
— Я тоже знал. Но всё-таки мы встретились. Спустя столько лет. Давай обнимемся, братишка!
Я, не раздумывая ни секунды, подошёл к нему и обнял. Именно по-братски. Даже Вадика я никогда так не обнимал. Потом мы сели на скамейку. Стоял по-настоящему жаркий день, середина июля — самый разгар лета и летнего зноя. Мы сидели в каком-то московском парке (я там доселе даже не был ни разу, и, честно говоря, не знаю, как меня вообще туда занесло), где мой брат обычно писал свои картины. Он — художник. Причём не просто там какой-то любитель, нет, у моего брата есть дар. Дар от Бога. Чтобы понять это достаточно взглянуть на его картины — так рисовать могут только по-настоящему одаренные люди.
— Как тебя зовут? — Спросил я его. — Должен же я как-то тебя называть.
— Руслан. А фамилия у меня Макеев.
— Очень приятно. А я Андрей. Андрей Шереметьев.
— Взаимно, — мы пожали друг другу руки.
Потом Руслан показал мне свои картины. Он действительно был талантлив. Писал он всё — природу, животных, птиц, людей. Всё, что его вдохновляло. Сейчас, например, он писал летний пейзаж — зелёная поляна, на которой стоит несколько стройных, с пушистой изумрудно-зелёной кроной, берёзок, вдали серебрится речка, а ещё дальше, за речкой, начинается сосновый лес.
Мы разговорились. Вспоминали детство. Оказывается, Руслан вырос в детском доме. В небольшом городке где-то под Москвой. Там он закончил школу-интернат и приехал сюда, в Москву. Начал работать. А в свободное от работы время рисовал. Это его хобби.
Слушая рассказы брата о детском доме, я вдруг почувствовал, как у меня сжимается сердце. От жалости к брату и от страха. От страха, что на его месте мог быть я.
— Ты знаешь, — будто прочитав мои мысли, добавил брат, — я никогда не страдал от того, что я вырос без родителей. В детстве, конечно, я мечтал о нормальной семье, о маме, папе, но потом… Потом я понял, что могу быть счастлив БЕЗ семьи. И сейчас я счастлив. У меня есть всё, что я хочу, Андрей. Всё, что мне нужно для счастья.
— А что тебе нужно для счастья?
— У меня есть хорошие друзья, любимое дело, которому я буду предан до конца жизни. У меня есть мечта, к которой я постепенно иду. И есть свобода… Да, я свободен. И я счастлив. Я просыпаюсь и думаю о том, как прекрасен рассвет. А потом беру холст и краски, сажусь и начинаю его писать… Это и есть СЧАСТЬЕ, Андрей.
Слушая брата, я вдруг задумался о том, о чём прежде ещё никогда не думал. До встречи с Русланом мне просто не приходило в голову думать о таком. А сейчас вот пришло. Я думал о том, счастлив ли я. И знаю ли я вообще, что такое счастье. И что такое свобода. И выводы мои по этому поводу были самыми неутешительными.
Я не был счастлив. Вся моя жизнь это ложь. С самого рождения. С того момента, как нас разлучили с Русланом. В моей жизни нет ничего настоящего. Даже моё имя и то не настоящее. И фамилия. Она мне не принадлежит. У меня нет настоящих чувств и настоящей мечты. Нет любимого дела. Нет никаких талантов. Я даже не коллекционирую марки. Я никогда ничего не коллекционировал. Я никогда не писал стихи. Не вёл дневник. Меня никогда не привлекала музыка и не интересовала живопись. Я абсолютно пустой и никчёмный человек.
А потом я спросил Руслана о НЕЙ. О нашей матери. О той женщине, которая когда-то жестоко определила наши судьбы, отдав меня в семью Шереметьевых, а его просто выбросив, как ненужную вещь. Впрочем, я тоже был для неё ненужной вещью. Просто ТОГДА мне больше повезло. Тогда.
— А что о ней говорить, — равнодушно пожал плечами брат, не отрываясь от своей картины, — я предпочитаю не думать о ней. Раз мы ей были не нужны, то что теперь? Это её выбор.
— Ты её ненавидишь?
— Ненавижу? Нет, ты что. Я к ней вообще никаких чувств не испытываю. Её для меня просто не существует.
— А если бы ты её встретил, чтобы ты ей сказал? — Не унимался я.
— Не знаю. Наверное, ничего бы не сказал. У меня своя жизнь, у неё своя. Мне от неё ничего не надо. Но и ненависти я не испытываю. Раз она так поступила, значит, у неё были на то свои причины. Без причины ничего не бывает. А если она действительно виновата, то пусть её судит Бог.
И тут я понял ещё кое-что. Это было неприятно, но правда вообще редко бывает приятной. И особенно для меня. В моей жизни не было ни одной приятной правды. И вот сейчас, глядя на Руслана, я осознал ещё одну правду. Он лучше меня. Лучше во всём. Он талантлив. Он умён. Он умеет прощать. Он простил ЕЁ. Женщину, сломавшую наши жизни. А я нет. Я не умею прощать. Я глупый, злой и бездарный. Я полное ничтожество.
Потом мы с Русланом пили пиво и закусывали дешёвыми чебуреками, которые я ел первый раз в жизни. А Руслан ест их каждый день. И ему нравится. Мне тоже они понравились, и я даже про себя подумал, что не так уж это и страшно — питаться чебуреками. Главное, что бы был аппетит и хорошее настроение.
