Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева
Театр Комеди Франсез едет из Парижа в Москву на гастроли
1954
[Семейный архив автора]
Снова и снова вставал вопрос о том, что сказать партии о преступлениях Сталина. Каганович заметил, что, хотя «факты, касающиеся Берии, верны, я внутри страдаю из-за этого, но что более важно, интересы партии или личные интересы?»[348] То есть цель оправдывала средства. Ворошилов же настаивал, что «партия должна знать правду», виня Маленкова в том, что не отошел от Берии и действовал, как «слепой в [его] руках»[349]. Пока же решили не связывать усиление критики Сталина и понижение Маленкова, и 7 февраля Президиум постановил понизить его до заместителя премьер-министра.
Об этой политической экзекуции Твардовский писал: «Все так, но жаль, что и в свое время всем казалось, что не этому лицу эта должность, но все-таки подавляли в себе это, искали оправдания… привыкали к „значительности“ его профиля и т. п. Тяжкое впечатление, как в полчаса увял этот человек, исчезла вся его значительность, был просто толстый человек на трибуне под устремленными на него указательными пальцами протянутых рук президиума, запинающийся, повторяющийся, „темнящий“, растерянный, чуть ли не жалкий. Странно, что у него не хватило ума в свое время отойти в сторонку чуть-чуть, быть вторым, неужели так хотелось быть первым? Руби дерево по себе. Жалка и безнадежна его дальнейшая судьба»[350].
Маленков покинул пост премьер-министра на сессии Верховного Совета 8 февраля. Его заменил Булганин, который давно метил на это место. Министром обороны стал маршал Георгий Жуков. А бывший председатель Совмина остался в Президиуме, но был назначен министром электростанций. Первенство Хрущева в коллективном руководстве больше не подвергалось сомнениям.
Сегодня много пишут о том, что «Хрущев увел власть у того, кого считали преемником отца народов». По Юрию Жукову, историку-ревизионисту, получается, что «если бы Маленков тогда уцелел, то сейчас мы были бы другой, гораздо более процветающей страной… Свержение Маленкова — результат хрущевских интриг»[351]. Так как Жуков настаивает, что и Сталин был «реформатором», а во всех проблемах виноваты евреи и бюрократы (кстати, Маленков был первейшим бюрократом в сталинском аппарате), его мифотворчество можно было бы проигнорировать, если бы этот вопрос не поднимали объективные серьезные исследователи.
В 1994 году на конференции к столетию Хрущева в американском университете Брауна, где преподавал дядя Сергей, исследователь Елена Зубкова объяснила, что Маленкова «вряд ли можно рассматривать как самодостаточного лидера. По складу характера он таковым не был и, по-видимому, понимал это сам, охотно делясь властью с другими. Он мог играть роль первого, оставаясь, по сути, вторым, как это было в его отношениях с Берией и как это могло сложиться в его отношениях с Хрущевым. Хрущев нужен был Маленкову, и это Маленков понимал. Но и он сам нужен был Хрущеву, и этого Хрущев понять не смог или не захотел. Маленков — человек компромисса — мог служить противовесом импульсивному и резкому Хрущеву. Тем более что, в отличие от Хрущева, стремящегося всегда и во всем быть первым, Маленков вполне удовлетворился бы положением второго лица»[352].
Н. А. Булганин, новый председатель Совета министров дает первое интервью иностранным журналистам. Справа — отец автора Л. С. Петров
1955
[Семейный архив автора]
Зубкова также отметила, что «Хрущев был равнодушен к „чужим“ инициативам, он активно стремился проводить в жизнь свои… Но, когда Хрущев выступал с личной инициативой, он нередко терпел поражение — и прежде всего из-за непродуманности и поверхностности предложенных начинаний… Хрущев очень хотел быть популярным и ревниво относился к популярности других»[353].
Тогда Рада и моя мама — которая сразу вспомнила про Матраса Максимилиановича, и в этот раз Рада ее горячо поддержала — были недовольны такой постановкой вопроса: в реформаторстве Маленкова они сомневались — перестроечное время было благосклоннее к Хрущеву, чем к его министерскому коллеге. Детей — и Раду, и Сергея, и маму — возмутило то, что, по мнению исследователя, прадедушка мог быть ревнивым, несправедливым, даже завистливым. А он, конечно, мог и был.
В записях Гонтаря можно найти много нелицеприятных замечаний Хрущева в адрес его бывшего друга: «трус», «упрямый», «догматик». «Сталин его поднимал за послушание». «У Маленкова не было воображения, был под влиянием жены, которая хотела руководить. Вечером о чем-то договоримся, а утром он уже наоборот говорит. Жена подсказала. Беспринципный и бесхарактерный». Читая это, я вспомнила фразу из мемуаров Микояна: «Трудно даже представить, насколько недобросовестным, нелояльным к людям человеком был Хрущев. Вернее, легко мог им быть»[354].
Впрочем, Анастас Иванович по поводу Георгия Максимилиановича не раз сам иронизировал. «Почему Сталин Маленкова продвигал?» — спрашивал у него Гонтарь. «Занимаясь проверкой документов партийцев в середине 1930-х, Георгий посмотрел личное дело Сталина и сказал ему: вы в партии не состоите, у вас партийные взносы не заплачены». — «Вот, — говорил Сталин, — у меня много подхалимов, а этот честный». Хрущев на это рассмеялся: «Я же говорю, без воображения».
Зубкова права и в том, что «движение Хрущева к единоличному лидерству обусловливалось не только качествами его характера — в какой-то мере он испытывал на себе давление обстоятельств: вся структура власти, все властные механизмы по-прежнему тяготели к вождистской модели»[355].
В России, по выражению Жозефа де Местра, посла Сардинского королевства в Санкт-Петербурге в XIX веке, лидерами становятся те, кого она заслуживает. Хрущев вышел на авансцену, когда в сталинской эпохе предела достиг именно дефицит человечности, а не управленчества. Россия всегда ищет роль личности в истории, и тут необходимость Хрущева оправдана и очевидна. Он был героем своего времени.
Глава 9
Крымская правда
Название этой главы — не название газеты, выходящей в Крыму и периодически ругающей Хрущева за «передачу» Крыма Украине. Это попытка еще раз объяснить его роль в крымской истории.
Когда крымских татар выселили в 1944 году, Еврейский антифашистский комитет под руководством актера Михоэлса предложил Сталину сделать Крым районом расселения евреев — там они лучше приспособятся к жизни, чем в дальневосточном Биробиджане. Вождь был против, сказав, что это приведет к созданию «американской базы на юге нашей страны»[356]. Сталин исходил из своего обычного modus operandi[357] видеть врагов повсюду и во всех национальностях, особенно в евреях —
