Я [презираю] аристо - Рик Рентон

— А это тогда что? — Блондинка озадачено глянула на приборчик в руках девчонки.

— Просто диктофон. А то вдруг будет сложно запомнить это пророчество. Вы же на связи будете, как оператор. Можете повторять всё, что там услышите. Его можно просто на шею повесить, вот так… — С этими словами девочка-техник вытянула из диктофона тонкий шнурок. И указала на ряд кнопок сбоку. — Вот тут запись и пауза.

— Ага, пасибки. — София повесила устройство на себя и вернулась к клавиатуре. — Так… Вроде почти нашла подходящий. Все готовы?

Она оглянулась на четвёрку будущих путешественников между мирами.

И мы кивнули почти одновременно.

— Тогда на счёт «три»… — Блондинка достала свой портал из небольшого кармашка на юбке. И, зажав его в кулачке, снова вгляделась в экран на несколько секунд, прежде чем начать медленный отсчёт. — Ра-а-аз… Два-а-а… Три!

Полумрак серверной плавно сгустился. И огоньки стоящего напротив меня оборудования почти погасли… Но вдруг снова вспыхнули — да так ярко, что я прикрыл глаза рукой…

И обнаружил, что моя ладонь одета в потрёпанную кожаную перчатку. От которой дальше шёл плотный рукав какой-то синей формы, слегка забрызганной кровью. Но, судя по всему не моей…

А те огни, на которые было больно смотреть, оказались ярким пламенем, быстро пожирающим соломенные крыши каких-то приземистых мазанок. Как и почти все остальные строения — вокруг небольшой вытоптанной площадки в центре деревушки. Жаркий летний воздух был наполнен запахом гари. И где-то вдалеке слышались редкие выстрелы и чьи-то крики…

И тут я чуть не свалился на землю, когда пол подо мной вдруг подпрыгнул и оглушительно заржал.

Зажав поводья и упираясь в стремена каблуками сапог, я еле удержался в седле вороного коня. И сквозь норовистый хрип скакуна совсем рядом услышал хриплый окрик:

— Илири! Дах-хзли гит!

Обернувшись на голос, я увидел поблизости целый ряд связанных по рукам и ногам босых людей, одетых в перемазанные сажей и копотью холщовые рубахи. Мужчины и женщины, от подростков до почти стариков. Такие же смуглые, как и Фродрик. Только у многих мужиков бороды почти до груди. И растрёпанные стрижки под горшок.

Дёрнув за верёвку, усатый смуглый солдат, одетый в такую же синюю форму и красную шапочку с кисточкой как у меня, снова хрипло прикрикнул на пленников:

— Хади-хади, э! — При этом он замахнулся на одного из связанных мужчин коротким, слегка изогнутым клинком. При этом я заметил, что на его рукавах не было таких расшитых золотом манжет, как на моих. Да и в целом кургузая курточка выглядела гораздо проще, чем мой китель.

Пленник, на которого замахнулся солдат, отшатнулся и ошарашено заозирался по сторонам, натянув верёвку:

— Чщто… Кто… Где…

И примерно так же оглядывался по сторонам тот рослый пехотинец, что держал второй конец верёвки — позади строя пленников. Только его взгляд был спокоен:

— Х-хе! Прикольно… — Послышался сипловатый голос этого здоровяка, в то время как он оглядывал и щупал свою экипировку. Помимо синей формы, его снаряжение состояло из длинной винтовки за спиной и такого же кривого клинка в ножнах, вдетых в широкий матерчатый ремень на пузе.

— Чё прикольно-то⁈ Ща как дам! — Молодая чумазая девушка, стоявшая рядом с ним в конце строя, дёрнула за свои верёвки. Но тут же вгляделась в глаза рослого солдата. — Тиг, ты что ли⁈

— Ага… — Парень поправил красную шапочку и, сверкнув яркими карими глазами на загорелом лице, улыбнулся сквозь залихватские усы.

Ну всё понятно…

— Дурмак! — Я крикнул в сторону ведущего солдата, одновременно пытаясь слезть с коня, пока тот сам меня не сбросил. И когда туранец озадаченно замер, согласно моему приказу, я припомнил ещё одно выражение из лексикона зекистанцев. — О беним!

Так бородачи говорили, когда делили деньги. И кто-то при этом указывал на свою долю. Я же при этом указал на верёвки ошарашенного пленника. И, спрыгнув, наконец, с седла, постарался воспроизвести то слово, которым Ашмед приказывал подручным снять с машины какую-нибудь деталь:

— Чикармак! — При этом я указал на верёвки пленников.

— Не? Не ичи? — Солдат воззрился на меня с искренним недоумением. Кажется, он меня понял. Но не был уверен в намерениях.

— Чикармак!!! — Рявкнул я на него с удвоенной силой. И махнул рукой в сторону совсем как старик-зекистанец, когда хотел остаться наедине с клиентами. — Чикмак!

— Оларуай, уз-баши… — Продолжая недоумевать, солдат всё-таки разрезал верёвки своим клинком. И поднял озадаченный взгляд на меня обратно. — Нере-е гитмелим?

Этот вопрос я уже совсем не понял. И просто отмахнулся от него, помогая Фродрику освободиться.

Но тот сначала снова испуганно от меня отшатнулся. А потом всё-таки присмотрелся внимательней:

— Шубский?

Я кивнул и, сдёрнув с него путы, указал на конец строя:

— Хади-хади… — В той стороне Тиг уже проделывал то же самое со своей сестрой.

— Чего⁈ — Бесаратец всё-таки не понял меня, не смотря на схожесть этого приказа с аналогичными по значению русскими словами.

— Хади туда, говорю…

Остальные пленники лишь испуганно жались друг к дружке, наблюдая за этим внезапным освобождением.

А рядом со мной снова послышался хриплый голос солдата:

— Недан ёпёрсун, уз-баши? — Теперь в его интонациях слышалось лёгкое недоумение, переходящее в подозрение. — Недан русча конусёрсун?

— Герибас! — Я припомнил словечко, которым зекистанцы посылали друг друга куда подальше. В то же время оно, вроде как, было вполне употребимо при женщинах. А значит, не считалось ругательством…

Но солдат отреагировал совсем не так, как я надеялся. И, прищурившись на меня, снова что-то пробормотал:

— Арта бир акцэнт… — Вдруг его клинок взлетел вверх, явно намереваясь приземлиться мне на шею. — Рус кара джедлык!!!

И пока я пятился, пытаясь нащупать похожее оружие у себя на поясе, за моей спиной грохнул выстрел. Винтовочная пуля свернула распахнутую челюсть солдата набок, вырвав вместе ней щёку и добрую половину шеи.

Солдат выронил клинок, повалился на спину и захрипел, схватившись за рану двумя руками. А за моей спиной послышался довольный смешок:

— Х-хе! Нормально бьёт, бревно туранское! — Тиг щёлкнул рычажком под прикладом винтовки, выбрасывая из оружия стреляную гильзу. И поднял на меня весёлый прищур. — Ну что,