Арбалетчик с Тверской 3 - Вячеслав Юшкин
В подтверждение археолог приводит фотографию и материалы из статьи" Фури «Бушмены Юго-Западной Африки», где рассказывается о бушменках в церемониальных одеяниях: скорлупки страусового яйца идут у них сплошной полосой от головного убора, между глаз по носу до верхней губы. Это украшение, в профиль напоминающее прямую линию, конечно же, спокойно могло скрыть «бушменский» нос. Далее, А. Брей говорит, что Дама облачена в красную с белым одежду, которая крепится на шее тесемками, а волосы у нее огненно-рыжие. Снова обратимся к материалам Фури. Там подробно описано, что происходит с волосами девушек во время обряда инициации: «Волосы становятся красными благодаря ежедневным втираниям в них порошка, полученного из размельченной коры дерева и других маслянистых веществ». Есть у них, и накидка, с тесемками и бусинками…
Хардинг проводит и дальнейшее сравнение Белой Дамы с бушменской женщиной в церемониальной одежде. Ученый внимательно обследовал рисунок и пришел к выводу, что «мокасины» Дамы — не что иное, как матерчатые сандалии, которые до сих пор носят некоторые группы бушменов и банту. В этом отношении интересно сохранившееся -описание племени горных дамара, -которые раньше жили в Брандберге. «…Мужчины и женщины носят сандалии, — пишет исследователь Веддер, — которые слетка выступают спереди и сзади, к щиколотке они крепятся веревочкой. Вторая веревка проходит через дырку в носке сандалии, потом между пальцами и уходит к пятке. Там она закрепляется так, чтобы сандалия не свалилась с ноги». Фотографии, имеющиеся у Веддера, очень похожи на изображение «мокасин» Дамы.
Внимательный осмотр фрески выявил и другие детали. Стало ясно, что стрелы у людей на рисунке относятся к двум видам, причем оба с железными наконечниками. Примечательно, что именно такие стрелы были на вооружении у дамара, овамбо и готтентотов этого района.
Исходя из этих и некоторых других характерных черт, Дж. Хардинг делает вывод, что картина испытала на себе влияние различных африканских племен и народностей: кроме черт бушменской живописи там есть и элементы культуры народа овамбо. Один обычай священного огня, описанный Т. Ганом в книге «Племена Юго-Западной Африки», имеет большое значение для интерпретации ансамбля Белой Дамы, Во времена войн, когда люди племени должны были встретиться с неприятелем, вождя племени заменял «военный вождь», он же вел войско в бой. Отряд также сопровождал член традиционного военного клана, в задачу которого входило достать из священного огня головню и поддерживать жар, чтобы потом зажечь костер в походном лагере. «Этот вождь, — пишет Т. Ган, — был одет не так, как военачальники, и вооружен лишь луком, небольшими стрелами и маленькими палочками, их зажигали от костра, и они служили свечами в военном лагере…»
Вооружение Белой Дамы напоминает описанное в ритуалах овамбо, и в руках у нее вовсе не цветок, как считал А. Брей, а именно зажженная палочка, полагает Хардинг. А весь рисунок изображает возвращение с победой домой. Именно возвращение, ибо воины ведут безоружных людей и животных. Все это перекликается с данными этнографов, утверждающих, что после боя овамбо обычно брали пленных и скот. Расхождение в том, что животные на фреске дикие, а овамбо захватывали домашних.
У овамбо и бушменов было довольно сильное взаимное культурное влияние, и поэтому не удивительно, что наскальная фреска вобрала в себя элементы обрядов и обычаев различных этнических групп. Несомненно, Хардинг открыл путь дальнейшим поискам. Но для этого исследователям нужно глубже вникнуть в фольклор и обычаи народов Южной Африки. Именно тогда найдется ключ к разгадке тайны Белой Дамы. В той же Юго-Западной Африке, в пустыне Калахари, кроется еще одна загадка. Руины затерявшегося в песках таинственного города…
Глава 26
Отступление 1.
Комиссия по расследования моих столкновений со шведами и испанцами должна была приехать к концу месяца и решение по моей дальнейшей судьбе было вполне предсказуемо, но мне об этой комиссии ничего не было известно, и я спокойно спал и готовился к дальнему путешествию. Супруга бургомистра сначала рвалась в Вену за последними новинками в мире моды, но после моего неприкрытого удивления и вопроса — почему не в Париж, там же сейчас все законодатели женской моды, откровенно подвисла и теперь решала в Вену или Париж. Если читатели подумали о наличии финансов, то бургомистр мог оплатить и Вену, и Париж и по отдельности и вместе. Вопрос стоял именно в направлении нашей поездки. Охрану делегации в центр мировой моды возложили на меня и теперь я подбирал кандидатов в конвой супруги бургомистра и её подруг. Дочь она решила в этот раз оставить дома. Пока шли хлопоты по приготовлению к поездке я решил съездить на охоту. Охота была на дикого кабана. Для чистоты эксперимента решили не брать с собой огнестрельное оружие и охотиться на дикого кабана только с копьями и пиками. Но на всякий случай и прихватил с собой арбалет и странный арбалет, который я прихватил на одной из квартир, где жили уничтоженные старшины цеха ночного промысла / так странно себя называла верхушка ночных хозяев города и окрестностей / — это был странный арбалет с магазином на десять стрел и судя по иероглифам откуда-то с Дальнего Востока. Иероглифов я не знал потому это могло быть производством и Кореи и Китая и Японии, пока ещё не было в ходу маркировки страны производителя. Арбалет позволял выстрелить одну за другой десять стрел и, судя по всему, стрелы имели обмазку ядом. Проверять было не на ком, и я решил проверить на животных на охоте.
Отступление.
Комиссия от курфюрста не могла приехать потому, что ждали представителя от Императора Священной Римской Империи, он же этот представитель задерживался. Кардинал из Ватикана инспектировал инквизицию в Испании и пока опаздывал, хотя нет — задерживался. Кардиналы они того, тоже начальники. И сейчас он уже направлялся к нам в город, чтобы инкогнито изучить вопрос и потом уже просто продавить свое решение.
Окрестности города Альтенхаузен, река и камыши и загонщики которые гонят кабанов в нашу сторону. Здесь же в камышах лагерь бандитов из числа военных дезертиров. Здесь же схрон человека, который возомнил себя вампиром и теперь раз в неделю убивающего одного — двух путников и пьющего человеческую кровь и заодно съедающего мясо убитых. Здесь сошлись дороги всех действующих лиц.
Человека, считающего себя вампиром в двадцатом веке, психиатры бы назвали обычным маньяком. У него не было заболеваний
